Хмыкнув, я допил бокал, и она снова долила его доверху. Подумав, я глянул на рюкзак, где скрывался мой планшет, куда умельцы Окси загрузили немало разного, и пожал плечами:
– У меня тоже есть с десяток древних фильмов. Может, больше.
– Правда?! – с ее лица исчезли остатки сонливости. – Поделишься?! Наша община будет благодарна.
– Поделюсь и без благодарности, – буркнул я, возвращаясь к еде. – Пришли ко мне того самого старого дона Содро. Я угощу его пивом. Если он захочет пива… и если вообще захочет прийти.
– Не захочет – я его силой притащу! А у тебя есть фильмы про рухнувший старый мир? Про огромные города с миллионами жителей? Про небесные башни? Про Эпоху Заката, когда все уже рушилось и пылало? Про падающие с небес летающие острова и пылающие дирижабли? Про знаменитый лунный мятеж и взрыв реактора в одном из купольных городов? Есть такое? И чтобы с кровью и гноем…
– А хрен его знает, – ответил я, опять пожимая плечами и изо всех сил стараясь поддерживать этот столь трудный для меня обычный разговор ни о чем. Неплохая тренировка. – Ваш дон Содро и посмотрит.
– Когда можно его позвать?
– Через пару часов, – отозвался я. – Так кто там говорит обо мне?
– За таверной пара тенистых деревьев. Там всегда толчет свободный от работы или калечный народ. Там же подрабатывают мелкие ремесленники. Там же поят животных. И пиво мы туда подаем.
– Ясно, – кивнул я.
– Могу поговорить с хозяином, и тебя разместят не на балконе сверху, а в отдельном малом трейлера там, за таверной. Доплачивать не придется.
Прикинув все за и против, я кивнул:
– Хорошо. Ночью. Тогда же и помывка. А отдохну пока на балконе.
– Зачем? – она искренне удивилась.
Я не ответил. С хрустом откусив половину жгучего перца, я торопливо запихнул в рот полную ложку бобов и сосредоточился на пережевывании. Обидчиво фыркнув, девушка пошла к стойке, на ходу бросив:
– Меня зовут Джасинта…
Глянув ей вслед, я медленно кивнул, давая понять, что услышал не только ее имя, но и то, что звучало в ее голосе.
Трейлер манил меня одиночеством. Во время пути, когда я старался не рычать на всех, кто меня раздражает, большую часть суток приходилось проводить в общении с кем-то. И сейчас я был бы не прочь позволить раскаленной бесполезной болтовней голове чуток остыть. Но, опустошив сковороду и кувшин с пивом, я пошел не в обещанный трейлер – вот и премиальные за усердную работу, – а к лестнице, ведущей на усеченный второй этаж. Поднявшись, свернул направо, сделал десяток шагов и остановился на краю балкона, где койки стояли не так плотно. Да и пахло здесь лучше. Выбрав пустую нижнюю койку, я уронил рядом с ней рюкзак со свертком и круто развернулся, лицом к лицу встретившись с рослым широкоплечим мужиком. Хотя то, что у него было налеплено на черепе, трудно было назвать лицом – когда-то сильно обожженное и абы как зажившее, багровое, с налитыми кровью похмельными глазами и кривящимися в злобе губами.
– Свали отсюда на хер прям вот щас, – дохнул он мне в лицо, а затем попытался врезать кулаком в челюсть.
На миг ему даже почудилось, что он попал. Но на самом деле я перехватил его ручищу, вывернул и, не обращая внимания на хриплый вой и странный хруст, довел его до невысоких перил и подтолкнул. Ударившись о загудевшие перила бедрами, он наклонился вперед, замахал руками в попытке сохранить равновесие. Я пнул и отступил, проследив за прочертившими воздух черными пятками. Мягкий шлепок удара о землю, и крик перешел в долгий мученический стон. Глянув вниз, я убедился, что похмельный хреносос вполне пережил падение и уже уселся, баюкая неестественно вывернутую правую руку. Дождавшись, когда он поднимет залитую кровью харю и посмотрит на меня, я предупредил:
– Поднимешься – прибью. Тронешь кого-нибудь – убью.
Не дожидаясь ответа, я отступил от перил и упал на жесткую койку, снабженную только соломенной циновкой и твердой, как полено, небольшой подушкой. Стащив ботинки, я вытянулся на койке, опершись спиной о стену. Вытащив из рюкзака планшет, я глянул с высоты балкона вниз и убедился, что позиция идеальная. Поэтому я и не отправился в отдельный трейлер – глупо оставаться слишком далеко от общей толкотни. Именно в таких местах чаще всего появляются интересные личности и ведут мутные беседы.
Накатывала сытая дрема, и выпитый вместе с пивом кофе мало что мог с ней поделать. Поэтому я не стал возражать, когда поднявшаяся наверх Джасинта поставила на принесенный табурет поднос с еще одним кувшином пива и тарелку с поджаристыми сверчками вперемешку с жирными подрумяненными личинками и перченым арахисом.
Там снаружи уже совсем стемнело, свет в таверне стал ярче, так что я спустил пониже козырек бейсболки и погрузился в наблюдение за входящими внутрь гоблинами, не забывая уделять внимание и закускам.
Я ожидал главного – громких и яростных разборок.
И был уверен, что разборки последуют обязательно и все будет происходить именно здесь – в большом ангарном зале сборной таверны, где собираются рядовые охранники караванов. В поселении имелось еще одно заведение, но оно было рангом повыше и подороже, опять же пускали туда далеко не всех и требовали входить безоружным, плюс там имелась своя надежная охрана. Там, где есть лицечек и жопошмон ловить было нечего.
Моя текущая цель была проста – узнать, что за взрыв произошел в том старом лесу. В случайности я не верил. И мне было глубоко похер на все причины, предпосылки и последствия. Просто я искал способ заработать шального бабла.
Одна из давным-давно намертво усвоенных мной истин – больше всего платят те, в ком яростно бурлят самые нехорошие эмоции.
Вторая из усвоенных мной примерно тогда же истин – там, где высокородные и богатые эльфы предпочитают договариваться мирно и поскорее прекращать свои конфликты, рядовые гоблины решают проблемы куда более простыми способами: мордобоем, поножовщиной и стрельбой. И я оказался как раз в знатном гоблинятнике и сидел на лучшем обзорном месте.
Ждать пришлось недолго. Через час все места оказались заняты, а четверо сменивших девушку парней в белых безрукавках едва успевали разносить кружки и тарелки. С кухни доносился звон посуды и яростный мат повара, от стойки неслись громогласные заказы и озвучивались суммы – как я понял, оплату здесь требовали сразу же.
Я как раз закончил чистку револьвера и собирал его наощупь, когда в зал влетело несколько знакомых мужиков. Их лидер, в ком я опознал задиристого бородача с одной из первых машин, огляделся, выцепил злобным взглядом столик в центре и с ревом рванул туда, сбив по пути разносчика с полным кружек подносом. Друзья бородача понеслись следом, на ходу доставая короткие дубинки. У последнего в руке сверкнул нож. Крикунов нельзя было не заметить, и половина посетителей вскочила, но затем снова уселась – все, кроме тех, к кому эта четверка и неслась. Один из вскочивших выставил перед собой руки:
– Уймитесь! Старшие порешают!
– Наших из-за вас макаки убили!
Кулак бородатого полетел в лицо пытавшегося его образумить мужика, но тот неспешно уклонился и пнул нападающего в колено. Бородач рухнул, подобрал под себя руки и начал вставать, но ему в затылок приземлилось донышко пивной кружки, и он затих. Остальных это не остановило, и через секунду стол был опрокинут, а на полу завозилась куча из ревущих, кричащих, а затем и визжащих тел. Охрана – два здоровенных высоких парня – подошла не сразу, но явившись, они тут же взялись за дело и сноровисто раскидали окровавленных драчунов. Если кто-то пытался возразить – следовал умелый удар такой же короткой дубинкой, и все протесты мгновенно прекращались.
Нападавших вывели и выволокли из зала, а куда меньше пострадавшие оборонявшиеся подняли столик и снова уселись, утирая кровь с харь и матерясь так яростно и громко, что сразу становилось ясно – они понимали, что еще ничего не кончено и все беды впереди.
Жадно наблюдавший за бесплатным зрелищем зал удовлетворенно гудел. Гоблины живо обсуждали драку, оценивая каждого бойца и дружно порицая зашедшегося в визге Николу, хотя нож ему в ляжку всего-то на палец ушел и не больше. Мог бы и промолчать как мужик. Ну так у Николы и брат такая же тряпка, как он сам – когда ему ухо отрубили в пьяной драке, орал так, будто ему хер оторвали. Визгливая семейка, одним словом…
Вскоре обсуждение пробитой ляжки Николы сошло на нет, а разгоряченные пивом и зрелищем посетители перешли к главному блюду и начали рассуждать о том, как сильно был неправ дон Ругер и что вендетта вендеттой, а о других тоже надо было подумать. С этим все были согласны, и следующие минут двадцать они до хрипоты спорили о сумме компенсации, которую дона Ругера заставят выплатить караванщики. Все сошлись на том, что сумма будет очень немаленькой, а если чертовы обезьяны не утихомирятся и торговый тракт останется закрыт, то именно бойцам Ругера придется пробивать новую обходную дорогу, и так ему за это и надо, долбаному богачу.
Последней нелестной оценки своего босса все еще утирающие кровь с рыл мужчины за центральным столиком не выдержали и заорали в ответ. Главный – тот, что останавливал бородача, – криком заткнул не только своих, но и вообще всех, после чего пояснил всем собравшимся, что как бы там не поступил дон Ругер – это его дело, и за свои дела и слова он отвечает так, как никто из сидящих здесь не потянет. Поэтому пусть все заткнут свои сраные пасти и не трогают безутешного дона Ругера, горюющего из-за потери любимого сына и наследника. И что караванщикам тоже не стоит с надеждой жопами пускать бурые слюни на деньги сеньора – потому как надо было вперед посылать чертову разведывательную багги с рацией, как это всегда на трасе леса Черных Великанов и делалось! Разведка была?! Нет, не было! Вот и вляпались в обезьянье дерьмо по собственной вине – так что все претензии пусть шлют собственным старшакам, но никак не дону Ругеру. Так что компенсацию если дон Ругер и заплатит, то небольшую и исключительно по собственной доброте душевной. И что в Клериатисе, да и не только в нем, дону никто не указ.