Выслушавшие горячую речь преданного сотрудника гоблины пугливо притихли и предпочли вернуться к своим кружкам. С пола собрали битую посуды и выбитые зубы, вытерли лужи пива и пятна крови, после чего таверна вернулась к сонному бормотанию, и так длилось до начала выступления марьячо.
С разочарованием откинувшись обратно на подушку, я допил пиво и перевел взгляд на пятерых сидящих за дальним столиком гоблинов. Среди них был недавно скинутый мной с балкона ушлепок, и он, вливая в ушибленную пасть пиво, на глазах менялся в лучшую сторону – по мере того как один из охранников нашего каравана, присевший рядом с ними, что-то ему горячо пояснял, то и дело бросая на меня откровенно восхищенные взгляды. После того как он жестами начал показывать, как я крошил обезьян, а в зале зазвучали его горячие возгласы вроде «Он трахнул их всех!», «Поимел ревунов до рева!» и «Сходил в разведку и всех убил!», я понял, что мести можно не ждать, и поднялся с койки. Скучно у них тут…
К тому же я теперь знал, кто в самое ближайшее время подарит мне машину, боеприпасы и запас продовольствия…
Безутешный дон Ругер был умен.
Он предпочел договариваться не в заведении для тех, кто побогаче, а на обнесенной высокой стеной собственной территории. Высокие ворота были сколочены из толстых грубых плах, демонстрируя стремление хозяина не только к безопасности, но и к простоте. Несмотря на поздний час, ворота были распахнуты. За ними открывался заставленный техникой просторный двор, а в глубине виднелся вполне обычный с виду одноэтажный дом из побеленного камня. Плоская крыша, узкие редкие окна и наверняка толстенные глиняные стены – все ради прохлады внутри. На крыше антенная вышка, пара водонагревателей и целое поле столь разномастных солнечных панелей, что сразу становилось ясно – все это добро скупалось годами из различных источников, а затем ремонтировалось. Возможно, все имущество собиралось даже не годами, а поколениями этих донов Ругеров. Двор и здание освещались парой ярких ламп на высоких столбах. В их свете я увидел пару знакомых машин, окончательно убедившись, что руководство охраной побитых караванов приехало с целью договориться. Никто не собирается устраивать разборки. Одна сторона желает получить достойную компенсацию – которая почти вся пройдет мимо семей убитых охранников и осядет в карманах сраных договорщиков, а вторая сторона желает как можно скорее и тише замять эту историю. Вскоре все останутся в выигрыше, выпьют немного текилы и разойдутся с миром.
Я оценил ситуацию издалека. Глянул на часы и… потопал обратно в таверну. Заходить внутрь не стал. Обошел ангар сзади, миновал пышущий жаром длинный кухонный навес и поймал за талию, пробегающую мимо чем-то крайне недовольную и едва не шипящую Джасинту. Она вывернулась и не глядя залепила пощечину. Я перехватил ее удивительно быструю ладонь и, чуть сжав, спросил:
– Че там с моей ванной?
Опознав меня, она расслабилась и, не став вырывать руку из моей хватки, улыбнулась:
– Так ты вернулся.
– Да я и не уходил.
– Так ты ведь… – оборвав себя, она улыбнулась шире и мягче. – Ну да… ты ведь здесь. Пойдем, боец. Твоя комната готова. И платить за нее не придется. Как и за завтрак со стиркой. Хозяин заведения сам раньше был караванщиком и начинал с простого охранника.
– Ага, – кивнул я, идя следом за ней к приткнувшейся рядом с ангаром низенькой каменной постройке.
– Ну и еще его троюродный племянник был в вашем караване. Его имя…
– Мне плевать, – отозвался я, входя в крохотную комнатушку, что едва вместила в себя койку, узкий стол и полное воды корыто.
Сбросив рюкзак у койки, я сгрузил рядом оружие и пояс, защелкал фиксаторами разгрузки. Стащив ботинки и футболку, я взялся за штаны, и стоящая рядом Джасинта заметила, крутя прядь волос:
– Я ведь еще здесь, амиго…
– Так уходи, – ответил я, стаскивая с себя штаны вместе с трусами.
Толкнув ногой ремень с револьверной кобурой ближе к корыту, я шагнул в него и медленно уселся в прохладную воду. Откинув голову на прохладный край емкости, я искоса глянул на девушку. Она никуда не ушла. Не сводя с меня глаз, она завела руку за спину и медленно задвинула щеколду, после чего задумчиво произнесла:
– Такая широкая спина… потру тебе ее хорошенько мочалкой. А то ведь ты и не дотянешься…
**
Предрассветным утром я был бодр, как голодный волк. И столь же целеустремлен. За моей спиной осталась удаляющаяся дверь, за которой на еще влажных от нашего пота простынях спала усталая девушка. Я мог бы задержаться на несколько дней, но хоть меня и посетила эта мысль, я даже не замедлил шага. Не все наши желания сбываются, а от некоторых приходится отказываться самостоятельно.
Спокойный мирный голос донесся от одинокой скамейки, что сейчас едва угадывалась в еще прохладном сумраке, а днем была погружена в беспощадный солнечный жар. Сидящий на скамье незнакомец шлепнул ладонью по толстой доске и поднялся:
– Мы не меняемся, верно? Срубить двухсотлетнее здоровое дерево, чтобы сделать хорошую скамью… и по тупости поставить ее там, где на ней никто не станет сидеть из-за вечной жары. Можно бы выкопать и перенести… но зачем, если можно бросить на землю пару циновок? Да уж… неизменная людская натура, сляпанная из благих побуждений и скотской лени… Как твои дела, коммандер Оди?
Неспешно оглядев безбоязненно шагнувшую мне навстречу крепкую фигуру, я с интересом спросил, продолжая разглядывать незнакомца:
– Кем послан, солдат?
На нем зеленая футболка и такого же цвета тактические старые штаны. Высокие ботинки, небольшой рюкзак за плечами. Там же винтовка, а на поясе открытая кобура с пистолетом и нож. Стрижен почти налысо, шляпа с защитной сеткой покачивается в левой руке. А в правой, будто чтобы подчеркнуть занятость обоих рук и этой особенно, висят тяжелые четки. От них доносится пощелкивание – механическими и явно давно заученными и ставшими бессознательными движениями он перекидывает камень за камнем.
– Солдат, – согласился он, проводя ладонью по жесткому ершику коротких волос. – По старомодной прическе угадал?
– Нет.
– Так я и думал, что сексуальная фигура всегда меня выдает. Есть минута?
– Кто ты такой? – зевнул я, даже и не думая тянуться к оружию.
Не из страха получить пулю, а по той простой причине, что захоти он меня убить – я бы умер еще на пороге той хибары, добавив здешним уборщицам работенки по оттиранию моей крови. Он знал, где я. Он ждал меня. И намеренно занял обе руки, показывая, что не собирается воевать. Хотя он здесь не один – это я понял сразу. Где-то там в сумраке скрывается как минимум пара стрелков, держащих меня на прицеле.
– Пятеро, – улыбнулся он, безошибочно угадав мои мысли – Кто я такой? Я Кортарус. И меня здесь никто не знает. Хотя многие слышали об организации, в которой я состою.
– Да угадаю – то самое засевшее в джунглях якобы Сопротивление? Боретесь с разумными машинами, а еще со злобными москитами и жаждущими секса обезьянами, но пока справляетесь только со второй угрозой?
– Сопротивление, – кивнул он, не выказав удивления моей догадливостью. – Все верно. И нет – я знаю о тех придурках в джунглях, и они не из наших. Пользуются авторитетом нашей организации и доят доверчивых идиотов-караванщиков. Да и хрен с ними. Пообщаемся, коммандер Оди?
– Не-а.
– Как и ожидалось, – кивнул он. – Ладно. Слышал, ты ищешь неубитый электрический внедорожник? Могу подарить. Модель старая, но…
– Подарков не принимаю, – качнул я головой. – Нет.
– Тоже ожидаемо – сказал он и отщелкнул несколько камней на четках. – Что ж… Не хочешь быть в долгу перед любителями обезьяньего секса и москитных оргий. Разумно. И получается, что разговаривать ты не хочешь, подарков не принимаешь. Тогда расходимся?
– Ага.
– Возьми вот это, – аккуратно и медленно закрепив шляпу на поясе, он вытащил из набедренного кармана сложенный в четверо лист и протянул мне.
– И это?
– Ты ведь искал не только внедорожник, но и актуальную карту местности. На этом варианте немало белых пятен, но отмечены все дороги и активные населенные пункты отсюда и вдоль всего побережья бывшего Юкатана, самой Мексики и дальше на север. Тебе ведь куда-то туда?
– Я не…
– Подарков ты не принимаешь, – согласился Кортарус. – Верно. Но это не подарок, а большая такая старомодная визитка, что подчеркивает мое огромное эго. Там внизу целый список из сетевых адресов, и там же приведены твой сетевой ник и пароль – мы организовали тебе доступ. Последняя строчка – мой личный адрес для связи. Если вдруг что – напиши. О большем не просим. Преследовать, надоедать и наблюдать не будем – обещаю. Если хотя бы половина того, что мы о тебе слышали, правда, то такого, как ты, человека злить не стоит. Убить может и надо, а вот злить – нет…
Дождавшись, когда я возьму карту, он кивнул на прощание, щелкнул четками и без всякой спешки ушел. Обернувшись, я вгляделся в серый сумрак и разглядел несколько мягко двигающихся фигур. Вскоре они исчезли, а еще через пару минут за таверной раздался шум катящихся по гравию шин. Спрятав сложенный лист в карман, я пошел дальше, пока что выкинув все это из головы.
**
Дон Ругер был в жопу пьян и трезв, как раскаленное стеклышко. Полубезумные внимательные воспаленные глаза пылали на потемневшем истощенном лице, добавляя тревожной трагичности и заодно сверля мне переносицу. Такое состояние смешанной трезвости и опьянения я видел не первый раз и понимал, что ему глубоко посрать на ту проблему с застрявшим караваном из-за устроенного им взрыва в джунглях. Он попросту откупился от караванных лидеров и тут же забыл о них. В паре шагов от нас на утоптанной земле корчился какой-то вставший у меня на пути хреносос со сломанными руками, над которым склонилась пара мало похожих на медиков мужиков, но дону Ругеру было плевать и на них. Хотя сейчас ему прямо на глазах становилось лучше, а в больных зрачках появлялось все больше осмысленности. Тогда как несколько минут назад там, в омутах его налитых кровью глаз, плескалось лишь безумие и абсолютно тупая безнадежная ярость – а какими еще могут быть злоба и месть, если они направлены против тупых обезьян? Это то же самое, что ненавидеть всех тигров, если один из них сожрал твое дитя – даже мучительно подыхая от твоих рук, тигры не поймут, не проникнутся, не ужаснутся, а просто сдохнут, сами не зная за что. Он отомстил – и понял, что зря напрягал жопу и, по сути, обосрался. Но вот сейчас… сейчас он быстро приходил в себя, попутно сменив вялый заказ новой бутылки на куда более властный и бодрый приказ подать сюда побольше крепкого кофе. Он быстро трезвел и расцветал той самой правильной жесткой гоблинской злобой, что на этот раз была направлена в нужную сторону и на правильных упырков. Оторвав взгляд от моей уже начавшей чесаться переносицы, он опустил его на лежащие перед ним тяжелые обезьяньи дробовики. Покивав, постучал по ним пальцами: