Сверившись с картой, я поудобней уселся в кресле и вжал педаль почти до упора. Переезжая через препятствия, раскачиваясь, легкая машина уверенно продвигалась в заданном направлении, ускоряясь с каждой секундой. Меня ждал долгий путь вдоль побережья и подбирающихся к нему жадных до территорий дождевых джунглей…
**
Торре де Брухос. Она же Торре Дорада.
Ведьмовская башня.
На самом же деле обычнейший небоскреб тогдашнего новейшего толка, сумевший пережить все катаклизмы и устоять. Живое воплощение высотных зданий, что должны были вместить в себя огромную людскую массу с различными степенями комфорта. И не просто вместить, а еще и предоставить им пространство для отдыха и работы. В подобных небоскребах пилотной экспериментальной серии закладывали дополнительную утроенную прочность при вполне стандартных размерах. Высота чуть меньше километра, больше двухсот совсем неравных по площади этажей – чем выше этаж, тем выше потолки и тем меньше внутренних стен, которые делят нижние уровни на крысиные душные загончики для третьесортных трущобных гоблинов. Эти небоскребы немалой частью своего бюджета были обязаны поступлениям из государственной казны, что в свою очередь пополнялась из налогов. Так что сюда нельзя было не пустить работяг из уже затопленных умирающим океаном низин – началась бы гражданская война. Но выше сотого уровня им ход был заказан – если только они чудесным образом вдруг не становились безобразно богатыми, что могло открыть им двери вплоть до сто пятидесятого этажа. А вот дальше мог помочь только особый статус – который не купить за деньги.
Так было еще до моего рождения. Так продолжалось и потом.
Конкретно этой башни я не помнил. Но они всегда были одинаковы.
И вряд ли ее изначально строили в мелководной зоне океана – скорее сам праотец всего живого поднял свои воды и подошел поближе, чтобы выплеснуть весь мусор на порог наглых ушлепков. Сейчас Ведьмовскую Башню от берега отделяло триста двадцать семь метров неглубокой воды. На неравном расстоянии друг от друга в волнах едва различались мокрые характерные скалы – некогда они были крышами куда мене высоких зданий, а сейчас превратились в опоры для очень широкой улицы. Бревна, доски, в центре дорога, а по сторонам множество хлипких и местами нависающих над водой строений. Вниз ведут короткие лесенки, в которые тычутся носами длинные вместительные лодки. В мост упирается сразу несколько грунтовых дорог, и они не пустуют – по ним неспешно передвигаются повозки и редкие машины, останавливаясь в окруженном невысокой дугообразной стеной дворе. Берег чист, морская пена белоснежна, и только что мимо меня тяжело прокатилась телега с большой старой цистерной, пахнущей весьма характерно – вывозят высранное дерьмо. Но на дорогу постоянно что-то выливается, а это уже говорит о многом. Например, о том, что разумных машин здесь боятся… но не слишком. А это может говорить о их нечастом здесь проявлении.
– Хорошая тачка, чувак!
Этот окрик подарил мне невысокий парнишка с широкими плечами и тупыми глазами. Наглая ухмылка и зажатый в руке обрез уверенно заявляли о нем, как об альфа-самце, и об этом же безмолвно кричала кучка собравшихся за его спиной пыльных застенчивых отсосов. На обочине валялось с дюжину тяжелых охапок нарубленного тростника.
– Хорошая, – согласился я, возвращаясь к изучению Ведьмовской Башни.
Само здание было характерной ассиметричной формы, чуть зауженной к океану, чтобы противостоять идущим от него куда более сильным ветрам. От воды и примерно до середины стены были скрыты многочисленными лесами, превращенными в жилые помещения. Множество труб тянулось по стенам вниз, змеясь, разбегаясь и снова сходясь позднее. Раскачивающиеся на ветру подвесные переходы не внушали доверия, равно как и сотни висящих рядом плетеных гамаков. Несмотря на прошедшие столетия, уцелевший небоскреб по-прежнему усердно выполнял свою главную функцию вертикального города.
На верхние уровни я смотреть не стал – мне нахер это не сдалось. Да и сама башня меня интересовала постольку-поскольку. Нет. Меня здесь интересовало лишь несколько факторов, и все они могли проявиться, где угодно, но проявились именно здесь – огромное скопление разномастного народа, множество различных по типу входов-выходов и почти полная невозможность внешнего наблюдения. Я ведь не придурок какой, чтобы пытаться затеряться на одинокой машине на пустынной дороге среди джунглей. От спутника или висящего над взопревшей башкой дрона не скроешься. А вот тут… тут я затеряюсь влегкую, главное – в темпе зайти внутрь, изучить выходы, получить без лишнего шума доступ к нужной крысиной норе и выползти незамеченным. Цель вполне достижимая, хотя ради нее придется пойти на кое-какие жертвы. Но это для меня дело вполне привычное.
– Очень хорошая тачка, чувак! – повторил парнишка, чью легко читаемую готовность меня убить сдерживала только моя отчетливо видимая с его места винтовка. – Очень хорошая…
– Так купи, – усмехнулся я, опуская руку на руль и одновременно нажимая на газ.
Скривившийся парень не ответил, зло рубанув тесаком воздух. Я же, спустившись по очередному склону, влился на дорогу между парой повозок и покатил к широко распахнутым воротам внешнего двора.
**
В огромный двор меня пропустили беспрепятственно. За порядком здесь следили многочисленные гоблины в кожаных безрукавках с простенькой одинаковой вышивкой, почти стандартными прическами и с деревянными дубинками на поясах. Другого оружия у них не было – даже тесаков. И это вполне разумный ход, если хочешь привлечь в город пугливых крестьян и боязливых торговцев. А блеск наточенного оружия влияет на и без того небольшую отвагу примерно так же, как пинок по яйцам.
Меня и мою машину не могли не заметить, но охранников куда больше привлекло мое видимое вооружение, однако никто и слова не сказал, что опять же доказывало привычность их внешнего двора к подобным гостям. А раз привыкли, значит, у них есть и давно устоявшиеся стереотипы, которые следует использовать. Поэтому, когда я остановился на примитивной парковке за большим дощатым зданием и ко мне подошла парочка прожаренных солнцем усталых парней, на их логичный вопрос о том, кто я такой, я тоже ответил вопросом:
– А сами как думаете?
Они отозвались хором:
– Руинник?
Догадавшись, о чем речь, я коротко кивнул. Тогда воодушевленный своей сообразительностью бритый налысо гоблин решил выдвинуть еще одно предположение:
– Но ты не из свободных ныряльщиков. Ты больше по джунглям мотаешься.
Я снова кивнул, придав своему грязному лицу легкий налет уважительности к сверкающему гению дворового охранника. Второго парня это огорчило, и он поторопился сократить разрыв между ним и напарником, торопливо добавив:
– Само собой, он по джунглям! Свободных водных руинников почти и не осталось! Те, кто выжил, теперь ходят под Святыми Брухами или под Дельфинесами.
При этом слова «Святые Ведьмы» он произнес с искренним уважением и даже благоговением, а вот слово «Дельфинесы» выплюнул со с трудом скрываемой злостью. Выдержав паузу, я еще раз кивнул, а затем, чтобы не показаться им тупым кивающим болванчиком, закрепленным на торпеде багги, скривил губы и почти бесстрастно произнес, неспешно выбираясь из машины:
– Дельфинесы…
Переглянувшись, парни придвинулись ко мне ближе.
– Никто не любит этих ублюдков.
– Считают, что океан принадлежит им!
– Слишком уж они поднялись! Рыбакам жизни не дают. Теперь и до руинников водных добрались.
– Океан общий! Как и руины древних!
Кивнув в третий раз, я тяжело вздохнул, одновременно хлопая ладонью по револьверной кобуре:
– Свобода важна.
– Точно!
– Мужик дело говорит! – поддержал бритый наголо. – Дай Дельфинесам волю – они у нас и сушу заберут!
– Лезут и лезут вверх по уровням! В этом году еще один себе отжали. Все говорят, что они этаж выкупили, но я что-то не верю! А этаж хоть и затопленный чуток, но все же хороший. Мои предки оттуда вышли! А теперь что?
– А теперь там дельфины срут, брат! Дельфины срут! – зарычал первый, окончательно растеряв сонливость и с силой сжимая пальцы на рукояти дубины. – Был дом для людей, а стал сральником для татуированных рыб! Херовы афалины!
– Тише, Чилко! Тише! – зашипел второй, толкая друга кулаком в плечо. – Не надо про афалин. Про дельфинов – говори. Про афалин молчи!
– А афалины – не дельфины, что ли? А Дельфинесы – не люди, что ли?
– Тише говорю! Нас же всех командир предупредил не нагнетать! Совет башни заседает. Они все порешают без нас. Хочешь пузом заточку отравленную поймать? Закрой рот, Чилко! Понял?
– Да понял я, Дулко. Понял тебя, брат, – сдуваясь, пробормотал крепыш и убрал руку с оружия. Повернувшись ко мне, он тяжело вздохнул и спросил: – Тебе подсказать чего, руинник? Ты вроде как мужик правильный.
– Тачка, – я кивнул на багги.
– Поставить на платную стоянку хочешь?
– Не. Продать надо. Дорого и быстро.
– Продать? – изумился Чилко. – Ты че? Руинник без быстрой машины – не руинник.
– Эту продам – другую куплю, – усмехнулся я. – Побыстрее. И повместительней.
Мое утверждение вызвало у парней вспышку нового и чуть завистливого уважения. Переглянувшись, они снова заговорили наперебой:
– Реально дело у тебя выгодное.
– Дублоны в карманах всегда звенят, верно?
– Но и опасностей хватает.
– Помнишь того мертвого руинника? Его притащили для похорон. И вытащили из него три сотни пуль! Три сотни, бро!
– Так он попал под пулевой выхлоп какой-то спятившей охранной системы!
– Так говоришь, будто больше такого не случится! Мы вот почему без денег сидим и пыль дворовую глотаем? Да потому что рисковать боимся… а тут кормят четыре раза в день и выходной раз в четыре дня.
– Тачку продать хочу, – напомнил я о своем намерении и закинул на плечо рюкзак.
– Тут купят!
– Тут реально купят. Тачка-то у тебя не гнилая.