шевелюрами. Байкер – это прикрытие, конспирация, и не на мотоцикле дочка каталась, а летала на звездолёте по просторам галактики. Силой мысли уфолог убедил соседа, а после сосед сам стал уфологом. Нетипичным, необразованным, но истинно верующим в НЛО и переодетого байкера-гуманоида, кто так лихо когда-то обесчестил его прилежную дочурку. Милиции же он всю жизнь не верил и предпочитал с ними не связываться. Как от всех этих историй не верил ментам и я.
Но верил в свои силы, в силу Провидения и Высший Разум.
И, конечно, я верил Лизе…
Одевшись во все тёмное, согласно предстоящей церемонии и дресс-коду, я выехал в свет. Машина была заляпана грязью. В салоне пахло песком, щебёнкой и вчерашними баталиями. На диване подмигивали засохшие пятна крови. Пора обязательно что-то предпринять, заменить сиденье и сдать покрывала в химчистку. Отвратительно было сидеть в салоне, напоминавшем о прошлой ночи. Отвратительно, несмотря на всю привязанность к моей верной Маздочке. Верность верностью, но присутствие Адель не исчезало. Пятна крови на заднем сиденье – прямое тому подтверждение. Я пообещал, что завтра займусь общим тюнингом. Завтра, а сегодня предстоят дела поважнее.
В цветочном салоне на Большой Дмитровке я купил букет хризантем – ровно столько, сколько просила Лиза. Продавцы удивлялись моему выбору, как и моему виду. Хризантемы не пользовались популярностью, и покупали их разве что старые интеллигенты первой волны, заводчане из рабочих кварталов и старушки из сельских окраин, приехавшие навестить внучек.
Я купил хризантем и не жалею об этом. С того момента хризантемы стали моими любимыми цветами.
Промотавшись до назначенного часа по городу, семеня выхлопными газами, будто метя территорию, я рванул на Переделкинское кладбище. Ехал осторожно и плавно и скорость не превышал. Ничто не должно помешать предстоящей встрече: ни гаишники, ни пробки, ни поломка Маздочки.
Машина не подводила меня. Бензина хватало надолго. Светило неутомимо скрывалось за горизонт, а я мчался за ним вдогонку. Встречные автомобили ломились в сторону города. Я же бежал от него, как заяц-русак от охотника. Вчера успел побывать и в роли пугливого зайца, и в роли охотника, вместо двустволки орудуя кулаками и каблуками ботинок от «Ferre». Кто помянет былое, тому глаз вон. Я настраивался на правильную волну.
По пути включил «Наше радио». Старый добрый рок-н-ролл подзадоривал, заставляя давить на газ, но я не давил и не поддавался на рок-н-рольные провокации. Заунывные хиты «Алисы» и угарная баллада «Короля и Шута» отражались в моих колонках особенным смыслом. Собственное воспоминание о былой любви несло меня вдаль летучим голландцем. Встречных машин становилось всё меньше, и меня обгоняли редко, в основном, холёные внедорожники и одна спортивная потаскушка, напомнившая мне «Ламборджини Диабло», о какой мечтал Секир, и какую точно планировал приобрести я, когда смогу себе это позволить. Но точно кулю первым, заставляя Секира кусать локти от зависти и умолять меня погладить её по капоту. Посидеть внутри и прокатиться по ночному Садовому кольцу я бы точно не разрешил. Детка принадлежала бы только мне. Пришлось бы изменить Маздочке. Хорошо, что она всего этого не слышит.
Но на полпути забарахлил мотор. Внутри забурчало, сбросились стрелки скорости, и машина неминуемо должна остановиться. Я давил на педаль, передёргивая сцепление, а Маздочка словно предупреждала меня, что не одна Лиза способна читать мои мысли. Я испугался и выкинул хульные мысли про измену из головы. Измена не состоялась, и Маздочка перестала сопротивляться. Я не рискнул тормозить и заглушать двигатель. Капризная девочка могла выкинуть любой номер. Или она ревновала меня к Лизе и советовала не приближаться к кладбищу? Она, определенно, говорила со мной, как иногда собаки лают на хозяина, предупреждая об опасности. Почему бы и машине не предупреждать владельца? С ней мы очень близки, так что всё реально.
В подтверждение моих мыслей Голливуд даже выпустил фильм, где машинам придали душу, вселив в них разум и чувства. Почему бы и нет? На примере Маздочки и стиральной машины, которая также барахлит и капризничает, когда я в дурном настроении, я готов в это поверить без доказательств. Их и так хватало. Определенно, машины имеют тонкую душевную организацию, не говоря уж о роботах, с которыми лично мне общаться не доводилось. На ум вспомнился старый культовый фильм, в котором сюжет шёл про робота, променявшего механическое бессмертие на смертную душу, отчего я ещё страстнее и безнадёжнее убеждался в своих выводах.
Между тем, Переделкино приближалось, как и сумерки. Уходящее солнце светило полумесяцем. Вдалеке плавали дымки тумана. Разлучница-Луна давно закарабкалась на небо освежиться.
Когда я подъехал к центральным воротам, последняя иномарка со стариками собиралась в дорогу, а рядом заводилась «Газель», битком набитая убитыми горем пассажирами. Все сматывали удочки.
Очень удачно, подумал я, как того и хотела Лиза. Никаких свидетелей и случайных зевак. Я, она, и вечность между нами. Как в сказке.
Душещипательного трепета перед могилами я не испытывал. Был здесь второй раз в жизни, успел освоиться, помять кусты с крапивой и подорожником и побродить по околице. Рядом с воротами стояло здание филиала ритуальной службы, где должен был находиться сторож или группа кладбищенских сторожей, охранявших покой мёртвых. В сторожевом отсеке действительно кто-то дежурил, о чём свидетельствовали свет, открытая форточка и задёрнутые шторы.
Дождавшись, когда иномарки и «Газель» отчалят, я вышел из машины.
Сумерки захватывали территорию. Другой бы на моём месте испугался перешагнуть ограду, но я уверял себя, что бояться нечего. Особой тревоги не испытывал, ощущая себя вполне сносно. Приготовился пройти в ворота, но вспомнил, что забыл цветы. Какая неосмотрительность! Вернулся и прихватил букет.
Маздочку поставил подальше от сторожки, рядом с трассой. Специально, чтоб из окна её не было видно, дабы не привлекать внимание персонала, и чтоб им не вздумалось проверить её и меня в придачу на сигналку, нарушив наше уединение с Лизой. Я не решался сказать себе с полной уверенностью, обходят ли сторожа кладбище по ночам или отсыпаются на топчане до утра, выходя исключительно по необходимости. Вопрос не в моей компетенции, да и не очень-то актуальный. Кому придёт мысль бродить средь могильных крестов? Только мёртвым и мне – по особому важному поручению.
Со второй попытки перешагнул ворота. Осмотрелся, вспоминая тропинку к Лизиной усыпальнице. Точно не вспомнил и пошел на ощупь, собирая репейники и обходя разрытые кротами кочки. Дорога относительно твёрдая. Асфальта я не приметил, хоть он и должен был виднеться местами. Кладбище в полном запустении: глухое, заросшее. Это вам не Ваганьковское в центре, где усыпальное место стоит как несколько квадратных метров жилья. Тихое, размеренное кладбище. То, что нужно, чтобы разложить остатки косточек по ложбинкам. Красивое место.
Из кустов стрекотали кузнечики, а в кустарниках поскрипывали птички – никакой мёртвой тишины. Жизнь есть везде. Пахло свежестью и полынью, коей здесь всё заросло, не считая крапивы и прочих колючих сорняков.
Обходя могилы, я замечал, что многие довольно ухоженны, но две трети пребывали в полном запустении и разрухе. Лиза покоилась в центре. Подальше от входа – так надёжней и спокойней, как она и требовала, а я не упустил ни малейшего нюанса. Всё по феншуй, если эта программа занимается месторасположением могил на кладбищах. Скорее всего, ведь традиция древняя, а императоров тоже требовалось хоронить. Как же без фен-шуй? Без фен-шуй не годится. Ну, а в Швеции фен-шуй заменяют советы «IKEA». Есть могила – есть «IKEA». И всё по фен-шуй.
Тропа уходила вглубь, а у меня появилось сильное беспокойство. Ещё бы – один среди мертвецов – я смельчак. Оборачиваясь назад, я натыкался на темноту: ни ворот, ни света из окна, ни машины – единая темнота, но тропинку я кое-как разглядывал, и назад доберусь, если потороплюсь и не буду сильно задерживаться. Кустарники росли Гулливерами. Могилы зарастали до вершин крестов и скрывали друг друга, образовывая дополнительный саркофаг словно плащ-палатку. Жужжали комары и вонзались мне в шею, посему приходилось постоянно отмахиваться. С комарами кружилась наглая мошкара, так и норовящая залететь в нос и повыпендриваться перед глазами, отчего нужно было прищуриваться. Мёртвые с косами не вставали, что утешало.
Инстинктивно я приметил искомую могилку. Оставалось пройти три креста.
К цели добрался живой и невредимый. Лизина могилка совсем юная, не заросшая полыньёй, но кустарники и полынь приближались к ней. Свежая земля покрылась газоном. С соседней могилы устремлял свои дебри размашистый репейник. Если не ухаживать и не полоть землю, через месяц могила зарастёт безвозвратно и покроется инеем.
Передо мной возвышался обелиск со старыми добрыми строчками. Величие момента охватывало внутренности. В кулаке дрожали хризантемы. Настал момент оставить их здесь по воле усопшей. Мысленно поздоровался с Лизой, приблизился, присел на корточки и возложил к монументу прощальные хризантемы.
Смотрелось очень красиво. Я чего-то ждал. Чего именно?
Ждал, когда из тьмы выйдет Лиза, и мы отправимся гулять по тропинкам, а она отведёт меня в чащу, где я останусь с ней навсегда. Я не слышал ни стрекотания, ни жужжания насекомых – всё смолкло, и ничто не мешало насладиться близостью с любимой женщиной. А она буквально лежала рядом, подо мной – под землёй. Я стоял над ней и мысленно призывал появиться. По лицу пробежал лёгкий ветерок. Я уловил его смысл – это точно её поцелуй, настоящий и воздушный. Ветер же – невесомое колебание воздуха. Щёки наполнились жаром и покраснели.
Лиза не спешила воскреснуть из могилы. Спала? Дремала? Тянула время? Дразнила меня, или ей не понравились хризантемы? Они смотрелись восхитительно, наклоняя головки к земле, чтоб Лиза могла пристальнее их рассмотреть.
Не удержавшись, я погладил её монумент, стряхивая опавшие листья. Чуть не обнял его, не расцеловал, представляя в нём Лизу. Тишина не кончалась, а комары улетели, оставив меня наедине с прекрасным.