[2252]. Учитывая похожие анекдоты, относящиеся уже к зрелому возрасту Уорнер, все равно можно сказать, что ее негативное отношение к религии не распространялось на магию и на сверхъестественное, а ограничивалось лишь официальной религией. Здесь показательна такая история: ее подруга Джой Финци в пору, когда Окленд болела,
рассказала [Уорнер] об оксфордских ведьмах, которые помогли Джеральду [мужу Джой, композитору Джеральду Финци], когда того оперировали. Сильвия была заинтригована, но не осмелилась упомянуть об этом Валентине, опасаясь, что та примет такую идею в штыки, и потому разговор повела сама Джой. В итоге она унесла с собой каплю крови, чтобы приобщить Валентину «к ложе». Валентина выздоровела, как это бывало обычно, но мысль о черной ложе наверняка успокоила Сильвию, которая поверила в нее совершенно иррационально, как и полагалось[2253].
«Мисс Уорнер наверняка сама ведьма»: рецепция «Лолли Уиллоуз»
«Лолли Уиллоуз» имела большой коммерческий успех. В Великобритании ее переиздали дважды в течение недели, а в США всего за несколько месяцев продали больше 10 тысяч экземпляров[2254][2255]. В обеих странах Уорнер сделалась знаменитостью, в 1929 она стала приглашенным редактором The New York Herald Tribune, а в 1965 году рукопись «Лолли Уиллоуз» выставили в Нью-Йоркской публичной библиотеке рядом с рукописными текстами Теккерея и Вулф[2256]. Кроме того, ее дебютный роман, несмотря на высказанные жюри сомнения (ввиду его «излишней литературности»), стал первым произведением, которое отобрал в 1926 году американский клуб «Книга месяца», вскоре сделавшийся весьма влиятельным. Как потом оказалось, подписчики были разочарованы этой странноватой английской новинкой[2257]. И все-таки роман переиздавался много раз по обе стороны Атлантики — например, в 1937 году его выпустил Penguin. Вышли и переводы — на немецкий, французский и итальянский. Учитывая большую популярность романа в свое время и большое количество переизданий, которое он выдержал впоследствии, несколько удивляет, что он привлек сравнительно небольшое внимание исследователей[2258]. Однако литературоведы, все-таки бравшиеся за его изучение, как правило, отмечали, что это очень важное произведение: например, называли его «феминистским манифестом, который заслуживает не менее почетного места в учебном плане, чем тексты Вирджинии Вулф»[2259].
Как ни странно, — ведь речь шла о романе, где возносятся самые откровенные литературные славословия Сатане как освободителю женщин, — после первой публикации «Лолли Уиллоуз» была встречена целым шквалом похвал со стороны критиков. В составленном издательством Chatto & Windus альбоме с вырезками, который сейчас хранится в особой коллекции Редингского университета, содержится 96 вырезок из газетных отзывов, напечатанных в 1926 году: это рецензии, обсуждения или иные материалы, где упоминается «Лолли Уиллоуз» (включая короткие интервью с Уорнер)[2260]. В большинстве этих публикаций роман объявляется шедевром или как минимум называется чрезвычайно многообещающим дебютом, и внимание критиков сосредоточено главным образом на блестящем стиле, нежной красоте и милом остроумии обсуждаемой книги. Среди тех на удивление немногих, кого роман очаровал не до конца, были рецензент из Yorkshire Post, обвинивший Уорнер в «туманности», и автор публикации в Daily Herald, высказавший мнение, что эта «нашумевшая книга — прискорбный образец самого упадочного стиля в модной литературе»[2261]. Некоторых рецензентов, притом что книга в целом им понравилась, смущал пакт героини с Сатаной. «С какой же стати, — удивлялся один из них, — Лолли понадобилось вступать в сговор с силами тьмы только потому, что ей надоела роль тетушки?»[2262] В американском еженедельнике The Outlook писали, что не знают, «ведьма ли в самом деле [Уорнер] или просто изучает демонологию», но критически отзывались о ее описаниях «дьяволизма как какой-то милой, даже галантной забавы», и выразили опасение, «как бы легкомысленные барышни не соблазнились созданной ею радужной картинкой Запретного соглашения и не бросились бы сами скреплять своей подписью Адский контракт»[2263]. Обозреватель из The Saturday Review счел, что «дьявольская линия — слишком уж вопиющая, чтобы на нее опиралась та истина, которую мисс Уорнер стремится донести»[2264].
Однако большинство рецензентов, вероятно, закаленные более чем вековой традицией литературного сатанизма, не увидели ничего страшного в положительном портрете Сатаны. Возможно, дело было еще и в веселом и затейливом тоне этой изысканно-английской сказки, из‐за чего и сам сатанизм выглядел почти безобидной (пусть и нестандартной) шуткой. Еще одним фактором мог стать обманчиво простой и музыкальный язык. По меткому замечанию Дэвида Кэррола Саймона, проза Уорнер похожа на «глоток холодной воды: проглатываешь с благодарностью, но без осторожных размышлений о содержании напитка»[2265]. Впрочем, у многих не возникало никаких претензий к содержимому, даже когда они находили время задуматься о нем. Автор, писавший для Manchester Guardian, отмечал, что — по крайней мере, следуя внутренней логике самого романа, — заключая сговор с Сатаной, «Тетушка Лолли, по сути, совершенно верно сделала столь необычный выбор»[2266]. А кембриджский лектор А. Э. Ричардс, поместивший свой отзыв в The Forum, полагал, что образ Сатаны подан в романе «очень тонко, с бодрящей симпатией и полной свободой от всякой мелодраматической мишуры»[2267]. Итак, мы видим, что симпатия к дьяволу ничуть не смущала критиков середины 1920‐х годов, а напротив, вполне могла быть расценена как литературное достоинство. В Sheffield Daily Telegraph обозреватель отмечал «подкупающие манеры» Сатаны и его «достоинство сострадательного архангела», добавляя: «Мы всегда подозревали, что Люцифер в самом деле такой, что он не похож на того дьявола с раздвоенными копытами, каким рисовали его другие авторы». А затем восторженный критик в шутку добавляет: «Верно, мисс Уорнер сама — ведьма, раз она так хорошо его описывает»[2268].
Смешение писательницы с ее главной героиней-ведьмой происходило довольно часто. Примеры такого подхода можно найти и за пределами публикаций в прессе. Например, в альбоме вырезок, собранном редакцией Chatto & Windus, хранятся отпечатанные на машинке отзывы американского автора Карла ван Вехтена и Дэвида Гарнетта, вероятно, предназначавшиеся для короткой рекламной аннотации на обложке книги. Первый хвалил Уорнер за «сочетание необычайно уверенного юмора и эзотерического мистического язычества», а второй заявлял, что теперь «читатель впервые получил возможность понять ту духовную силу, которая заставляла тысячи женщин вступать в ковены». Далее Гарнетт замечал, что «Лолли Уиллоуз» — все равно «нечто гораздо большее, чем обычный прозелитистский роман». А затем он шутя добавлял, что сама Уорнер, «судя по всему, не ведьма», и предсказывал ее книге «хороший прием»: «ведь никто же не захочет, чтобы мисс Таунсенд Уорненр вылепила его восковую фигурку и расплавила ее на тихом огне»[2269]. Безусловно, сама Уорнер, давая волю самоиронии, подыгрывала тем, кто желал соединить ее публичный образ с образом ее героини-ведьмы. В интервью репортеру Western Wales Gazette, опубликованном 6 июня 1926 года, когда роман успел выйти несколько раз и уже пользовался огромным успехом, она объявила, «что ее нашумевшая книга „Лолли Уиллоуз“ была написана всерьез и что она верит в существование ведьм». Затем журналист добавил: «Я совсем не уверен в том, что она не считает ведьмой саму себя!»[2270] А в коротком уведомлении, помещенном в The Daily Mirror 13 июля 1926 года, сообщалось, что Уорнер, «автор замечательной книги „Лолли Уиллоуз“, объявляет о том, что она — ведьма!»[2271]. Чуть позже, 4 и 5 августа, еще в двух статьях сообщалось о ее заявлении такого же содержания[2272]. В каком-то смысле можно сказать, что Уорнер примкнула к числу сторонниц особой тактики — разыгрывания роли демонической женщины (о чем шла подробно речь в главе 8).
Автор, писавший для Newcastle Daily Journal, в июне 1926 года сообщил, что «недавно провел с мисс Сильвией Таунсенд Уорнер множество бесед на тему ведьмовства. Это завораживающий предмет, и писательница хорошо в нем разбирается». Затем он приводит слова Уорнер о том, что колдовство по-прежнему живо в Англии: «Люди вообще думают, что колдовство вымерло, но это не так, и это известно всем, кто жил когда-нибудь в нашей стране, на юго-западе». В последних словах своего короткого высказывания о колдовстве она заявляла, что «его могущество можно применять ко многим сторонам современной жизни — и в городе, и в деревне»[2273]. В другом месте она утверждала: «Каждая современная женщина, имеющая дар истинного кол