«Истинный отец инфернальной церкви»: искусство Фелисьена Ропса
Во второй половине XIX века визуальное изображение сатанизма было особой «рыночной нишей», практически монополизированной Фелисьеном Ропсом (1833–1898). Он вырос в провинциальном городке Намюр неподалеку от Брюсселя, в двенадцатилетнем возрасте лишился отца. С тех пор воспитанием сына занималась только мать, ревностная католичка. И потому даже много лет спустя он мог наизусть цитировать латинский текст Евангелия. Подростком Ропс читал и романтиков, модных в те годы, и — более неожиданный выбор — произведения вроде «Молота ведьм»[1354]. Потому в творчестве Ропса можно наблюдать одновременно следы близкого знакомства с Библией и с преданиями из «Молота ведьм» — и типичные для романтизма дух непокорства и любовь к эпатажу. Следует отметить, что никогда не существовало никакого официального движения ни в одном из видов изобразительного искусства, которое само именовало бы себя «декадентским», но совершенно ясно, что образность Ропса изобилует как раз теми мотивами, которые пользовались особой популярностью у литературных декадентов (пусть, пожалуй, у него с ними не всегда совпадал угол зрения). Марио Прац заверяет нас, что этот «художник — наиболее яркий представитель декадентского движения»[1355]. В самом деле, Ропс подружился с самым влиятельным предшественником декаданса, Шарлем Бодлером, и выполнил гравюру для фронтисписа небольшого сборника его запрещенных стихотворений. На творчество самого Ропса в итоге сильно повлияли излюбленные темы и типичные метафоры этого поэта[1356]. Их симпатия была взаимной, и Бодлер даже сочинил сонет с похвалами Ропсу[1357]. Среди других литераторов, которых Ропс знал лично, были Теофиль Готье и Проспер Мериме. Кроме того, о его творчестве писали хвалебные очерки такие авторы, как Октав Мирбо, Октав Юзанн, Эмиль Верхарн, Жозефен Пеладан и Гюисманс[1358]. А малоизвестный поэт Пьер Ком даже произвел на свет целый цикл стихов, посвященных работам художника: Les Ropsiaques (1898)[1359].
Звезда Ропса взошла в середине 1880‐х. В ту пору достигший зрелости художник сделался любимцем литературного авангарда (его гравюры украшали книги стихов Малларме, Верлена и других поэтов той же величины) и даже добился некоторой известности среди широкой публики. В основном он работал в области книжной иллюстрации, а не писал картины для салонов высокого искусства, — и в итоге сделался одним из самых высокооплачиваемых иллюстраторов франкоязычного мира той поры. В 1888 году Ропса даже наградили крестом Почетного легиона, хотя (что довольно характерно) уже через три дня власти издали указ о конфискации трех книг, которые он проиллюстрировал, на том основании, что они — иллюстрации — представляют угрозу для общественной морали. До этого на Ропса смотрели как на незначительного чудака. Однако по мере того как поднималась широкая волна реакции против материализма, лежавшего в основе реалистической и импрессионистической живописи, в художниках вроде Ропса и Моро начали видеть некую привлекательную альтернативу господствующему антиидеалистическому течению с его сосредоточенностью на будничных проблемах и вещах[1360]. Тем не менее никак нельзя сказать, что Ропс витал исключительно в некой безвременной идеалистическо-мифологической сфере: напротив, он рвался изображать реалии своего века. Однако делал он это весьма своеобразно: примешивал к почти натуралистическим изображениям, например, проституток различные аллегорические и мифологические мотивы. Эту особенность и считали главной поклонники его творчества. Например, Гюисманс в книге очерков «Некоторые» (1889) утверждал, что Ропс «прославлял не современную женщину, не парижанку с ее манерным обаянием… а женщину как таковую, находящуюся вне времени, вредоносное и голое животное, наемницу Тьмы, беспрекословную служанку дьявола»[1361]. А теперь давайте поближе познакомимся с некоторыми изображениями Ропса, которые могли вызвать подобные отклики его современников.
Яблоки и фаллосы: несколько примеров демонической женственности в творчестве Ропса
Хотя сатанистские мотивы делаются основными в творчестве Ропса на более позднем этапе, уже около 1860 года он создал «Холодных дьяволов» — изображение сладострастной женщины в объятьях демонического любовника — чернокожего дьявола с крыльями, как у летучей мыши. На похотливо изогнувшейся женщине надет чепец и нечто вроде юбки, расшитой цветами: похоже, это крестьянка. По контрасту с образом селянки, а также с образом деревенской колдуньи-сатанистки из книги Мишле «Ведьма», работы Ропса зрелого периода иллюстрируют совсем иные представления. Там изображается современная горожанка, вступившая в союз с дьяволом, тогда как деревенская женщина видится невинной душой, бесконечно далекой от всего демонического, и фигурирует в самых безмятежных и идиллических сценах, какие только создавал этот художник[1362].
Ропс обращался ко многим освященным временем мотивам женской порочности. Возьмем, к примеру, его фронтиспис к книге эзотерического и неоднозначно антидекадентского автора Жозефена Пеладана (1858–1918) «С потерянным сердцем» (1888). На этой гравюре Ева — с яблоком в руке, обвитая змеем — кричит от ужаса (или, быть может, от исступления). Поперек кроны дерева, что позади нее, протянута лента с латинской надписью: Eritis similes Deo («Уподобитесь Богу»). Судя по письмам художника к Пеладану, Ропс не очень представлял себе содержание его книги, когда работал над этой иллюстрацией, так что, надо полагать, она отразила его собственные идеи. Похожие картинки он рисовал и в начале 1880‐х годов, да и спустя семнадцать лет после публикации книги Пеладана он работал над всё новыми вариациями этой же композиции. Однако первый вариант, который он прислал Пеладану, был отклонен самим автором, потому что на рисунке голова змея была устремлена прямо к гениталиям Евы, и это, вероятно, конфликтовало с тогдашними законами о цензуре[1363]. Здесь Ропс подхватил старое представление о том, что Ева спуталась с Сатаной именно в плотском смысле. Рискованные изображения вроде этого (чуть менее дерзкие в опубликованном варианте) помогали поддерживать жизнь в подобных идеях. Для этой иллюстрации еще можно было бы выдвинуть наиболее правдоподобное истолкование: Ева кричит от ужаса, осознав, чтó она натворила, — однако Ропс создал и гораздо более двусмысленное изображение первородного греха. Это гравюра, известная под двумя названиями: «Яблоко» и «Искушение». Она тоже существует в нескольких вариантах (самый известный из которых выполнен в 1896 году). Здесь Сатана наделен туловищем миловидного юноши, а нижняя часть его тела — змеиная. Держа яблоко, он что-то нашептывает на ухо Еве, а та слушает его с улыбкой. Их общение выглядит слегка эротическим и довольно веселым, хотя набожный зритель мог бы усмотреть здесь коварство Сатаны, обманом подталкивающего Еву к поступку, в котором она будет раскаиваться до конца своих дней. И все же на лице Евы мы замечаем, пожалуй, чересчур блаженное выражение, так что столь прямолинейно-правильное толкование все же представляется сомнительным.
Еще одна сцена коварного обольщения, «Искушение святого Антония» (1878), изображает святого — изможденного отшельника в рубище, со скорбным лицом, мучимого видением пышнотелой женщины, которая заняла место Христа на кресте. Привычная надпись на дощечке, прибитая на верхней перекладине креста, — I. N. R. I. [Иисус Назорей, царь Иудейский] — заменена на другую: EROS. Из-за женщины выглядывает сам Сатана, он одет в нечто похожее одновременно и на кардинальскую алую мантию, и на шутовской наряд. Сзади, снизу, на женщину уставилась свинья — возможно, это аллюзия на тех свиней, в которых Цирцея превращала спутников Одиссея. В воздухе реют и разбрасывают цветы два амурчика с руками скелетов и черепами вместо головок. Все эти образы явно иллюстрируют христианские идеи, демонизирующие плоть и чувственность, и мизогинные представления о женщине как об их воплощении.
Знаменитая серия Ропса из пяти эстампов, «Сатанисты» (1882), — самая пространная из его работ на тему отношений дьявола с женщинами[1364]. На первом листе (он называется «Сатана, сеющий плевелы») дьявол — похожий на гротескного нескладного крестьянина-сеятеля, в широкополой шляпе и деревянных башмаках — шагает по крышам современного Ропсу города и разбрасывает голых женщин, вынимая их из кармана своего передника. Понимать это, конечно же, следует так, что женщины — сатанинское проклятье для человечества, или, на худой конец, что Сатана делает свое дело, прибегая к помощи худших представительниц женского пола. Вторая гравюра, «Похищение», — необычайно скабрезное изображение полета ведьмы по воздуху, где она мчится не на метле, а на спине дьявола (у которого вместо пениса — розовая змея). Метлу же Сатана засовывает ей во влагалище, что, вероятно, навеяно идеями из «Молота ведьм», где говорится о ненасытной похоти женщин, толкающих их к дьяволопоклонству. Насколько можно судить, например, по «Холодным дьяволам» и по первому варианту фронтисписа к книге «С потерянным сердцем», эта плотская связь и была той стороной сатанизма, которая больше всего интересовала художника. На гравюре «Идол» Ропс изобразил сатанистку, взобравшуюся на пенис увенчанного лавровым венком изваяния Сатаны (эта сцена ритуального совокупления с истуканом, возможно, навеяна описаниями шабашей в «Ведьме» Мишле), а по обеим сторонам от идола стоят две фаллообразные колонны с грудями и козлиными копытами у основания и с пламенем, вырывающимся из наверший-пенисов. Надо всей этой сценой реет торжественная и мрачная таинственность, создаваемая храмоподобными декорациями и не то вечерним, не то предрассветным небом — разумеется, на цветных вариантах гравюры (она существует и в черно-белом вариан