удет предположить, что само желание вжиться в такую роль отчасти свидетельствовало о бунтарском самоощущении (пусть даже оно выражалось в реализации фантазий, созданных декадентами-мужчинами), о свободе воли и непокорстве. О таких играх с примеркой чужих личин мы подробнее поговорим в главе 8.
Сверхчеловек-сатанист с сердцем мягче воска: Станислав Пшибышевский
Хотя на рубеже XIX–XX веков самым влиятельным автором, внесшим наиболее весомый вклад в создание сатанистского дискурса, был Гюисманс, декадентом, проявлявшим самый неослабный интерес к сатанизму, являлся, безусловно, Станислав Пшибышевский. Как уже вскользь упоминалось ранее, он к тому же сам именовал себя сатанистом, и — поскольку писатель пропагандировал довольно связную и прочную идейную систему, в центре которой помещался дьявол, трактуемый как положительный символ, — его действительно можно назвать первым сатанистом в точном смысле этого слова[1442]. Выше, в этой же главе, мы отмечали, что Пшибышевский относился к числу наиболее последовательных приверженцев декадентской тактики семантической инверсии. Подобно Гюисмансу, своему главному вдохновителю, Пшибышевский писал о женщинах-сатанистках и, во многом под влиянием своего французского гуру, тоже характеризовал поклонение дьяволу как женскую деятельность. Обращаясь к теме женщины и Сатаны, он главным образом сосредоточивался на ведьмах, и здесь он обращался за идейной подпиткой к Мишле. Ключ к портрету ведьмы, создаваемому Пшибышевским, как и в случае с Мишле, нужно искать в его изображении Сатаны. Однако в случае Пшибышевского дело обстоит сложнее, так как в дьяволе он видит в целом положительную фигуру, а вот его сторонниц, ведьм, чаще всего демонизирует. Однако при ближайшем рассмотрении представления Пшибышевского о женщинах как о существах демонических — в более или менее буквальном смысле — оказываются довольно оригинальными (хотя на первый взгляд они и могут показаться совершенно шаблонными), отчасти его взгляды близки к прославлению такой трансгрессивной женственности.
Когда имя Пшибышевского как писателя впервые громко прозвучало в берлинских богемных кругах, он был двадцатипятилетним бывшим студентом: сначала он изучал архитектуру, а потом медицину. Впоследствии будущего писателя изгнали из университета за участие в революционной деятельности[1443]. В его рассказах и романах обычно затрагивались темы, которые большинство тогдашних критиков находили довольно отталкивающими: например, анархизм, инцест и супружеские измены. Многие друзья считали Пшибышевского демоном в человечьем обличье. Похоже, ему самому очень нравился этот образ, и, наверное, он всячески старался играть роль саркастического Сатаны — на манер байронического антигероя. Позднее один его друг вспоминал: «Если бы мы сказали ему… что он — педераст, чахоточный, пьяница и в придачу вор, это ему очень бы польстило»[1444]. В действительности же он вовсе не был таким жестоким, холодным и отчужденным, каким хотел выглядеть. Однажды ему встретился на улице обнищалый пролетарий, и, выслушав рассказ бедняги о его суровой жизни, Пшибышевский отдал ему свои карманные часы и все деньги, которые у него были при себе, так что друг, который был тому свидетелем, сказал позднее о Пшибышевском, что «у этого сатаниста было сердце мягче воска, отзывчивое к человеческим страданиям»[1445].
Идеи Пшибышевского наложили глубокий отпечаток на мировоззрение большого количества людей, которые являлись частью неплотной, но обширной сети. Например, польский художник Войцех Вейс (1875–1950), подпав под влияние Пшибышевского, писал домой, родителям, из Парижа: «Бодлерианство, сатанизм, женщина как Сатана, женщина Ропса. Гойя. Я принялся за гравюры. Нужно говорить вот так, нужно проповедовать сатанизм толпам»[1446]. Позже, с 1910‐х годов и по крайней мере до 1925-го, немецкий декадент Ганс Гейнц Эверс (1871–1943) читал пользовавшиеся огромной популярностью лекции под названием «Религия Сатаны», которые почти дословно повторяли содержание одной из книг Пшибышевского[1447]. В 1920‐е годы сатанинская часть учения германского эзотерического ордена «Братство Сатурна» (Fraternitas Saturni) была навеяна идеями Пшибышевского[1448]. Словом, очевидно, что его система оказала на многих заметное влияние.
Текст Пшибышевского, в котором наиболее явным образом проповедуется сатанизм, — это его «Синагога Сатаны» (1897, впервые опубликована в виде двух статей в журнале Der Kritik, 1896–1897) — небольшая монография, посвященная истории сатанизма. И по форме, и по содержанию она во многом вторична по отношению к «Ведьме» Мишле, и оба текста представляют собой смесь номинально отстраненных исторических размышлений и пламенных импрессионистических пассажей, больше напоминающих стихотворения в прозе[1449]. Когда дело доходит до нападок на Бога, Пшибышевский проявляет гораздо больше желчности, чем Мишле, и прямо говорит о том, что Бог выступает в роли угнетателя. Христианский бог, по его словам, желает держать человечество в детском состоянии и стремится подавить его свободную волю. Сатана же воплощает беззаконие, любопытство и титаническую непокорность. Как и в книге Мишле, у Пшибышевского говорится, что наука, философия и искусство появились благодаря промыслу Сатаны. По его мнению, христианская религия — религия глупых масс — учит: «Будьте нищи духом и смиренны, будьте покорны, подражайте, не думайте!»[1450] В противовес «покорному рабству», проповедуемому христианством, Пшибышевский предлагает «гордый грех во имя Сатаны-инстинкта, Сатаны-природы, Сатаны-любопытства и Сатаны-страсти»[1451]. В глазах польского декадента Сатана — «отец жизни, продолжение рода, развития и вечного возврата», а Бог и его доброта — это «отрицание жизни, поскольку всякая жизнь есть зло»[1452].
Сатана, по мысли Пшибышевского, — в первую очередь вольнодумец. А значит, он не только «первый философ», но и «первый анархист». Учитывая юношеское увлечение Пшибышевского социализмом, здесь легко угадать, что он мог вдохновиться идеями Бакунина и Прудона. Отличительная черта текстов Пшибышевского — постоянство, с каким он опрокидывает привычные ценности и переворачивает вверх дном общепринятые значения слов и роли мифических персонажей. Конечно же, главный пример — его прославления Сатаны. Ранее, в этой же главе, мы уже упоминали о том, как он сходным образом выворачивал наизнанку смысл слова «вырождение» и провозглашал, что так называемый дегенерат — это гений и знак прогресса. По сравнению с сатанистами-романтиками и даже с другими декадентами, Пшибышевский заходил исключительно далеко в своей готовности воскликнуть, вместе с мильтоновским Сатаной из «Потерянного рая»: «Отныне, Зло, моим ты благом стань!» Пшибышевский, этот идеолог инверсии, методично берет негативные эпитеты или фигуры (например, зло, Сатану или декадента) и перетолковывает их в позитивном ключе. Читая его тексты, мы должны все время помнить об этом приеме.
Ведьмы, феминизация Сатаны и «доброе зло» у Пшибышевского
«Ведьма» Мишле в целом недвусмысленно отдает дань уважения ведьме как героине, заслуживающей всяческой похвалы. А вот в «Синагоге Сатаны» трактовка этой фигуры, как уже упоминалось, несколько труднее для понимания. Чаще всего Пшибышевский демонизирует ведьму и вторит тем описаниям ее дурных дел, которые можно найти в «Молоте ведьм» и прочих подобных сочинениях. И все же она выступает помощницей Сатаны — бога «зла», который в тексте явно идеализируется. Пшибышевский обращает внимание на враждебное отношение христианской церкви к женщине вообще и на то, что она хулит женщину как какое-то «нечистое животное, сатанинскую змею»[1453]. Это вполне верно, замечает он: в самом деле, женщина — избранница Сатаны, и Князь Преисподней любит ее за то, что она — «вечный принцип зла, вдохновительница преступлений, дрожжи жизни»[1454]. Это весьма сильные выражения, которые можно было бы истолковать как чистое женоненавистничество. Однако не следует забывать, что, говоря о «зле», Пшибышевский приравнивает его к эволюции и к самой жизни. Женщина — «дрожжи жизни» именно потому, что она — воплощенное зло. Сатанизм Пшибышевского — крайняя форма контрдискурса, и потому «зло», присущее женщине, в его книге следует понимать как нечто похвальное. Когда о тесных связях женщины с Сатаной пишет сатанист, естественно, это означает нечто совершенно иное, чем то, что разумел бы под этими словами христианин.
Женщина, как рассказывает Пшибышевский, всегда была любимицей Сатаны, и именно она отвечала за «распространение и укрепление его культа»[1455]. Собственно, сам Сатана был поначалу женским божеством, но теперь единственный оставшийся признак, указывающий на его прошлое, — это груди, «груди, висящие, как два мешка, до живота»[1456]. Представление о Сатане как о существе с женскими грудями было известно по старинной христианской иконографии, по колодам карт Таро и, конечно же, по знаменитой гравюре Элифаса Леви, изображавшей дьяволоподобного Бафомета. У Пшибышевского мы встречаем более оригинальное замечание об изначальном гермафродитизме Сатаны: он утверждал, будто у падшего ангела на кончике гигантского пениса имеется вульва (никогда прежде в демонологических преданиях такая подробность не фигурировала). В феминизации, которой Пшибышевский подвергал собственного бога, Сатану, можно усмотреть критику в адрес патриархального характера христианства и Бога-Отца. К тому же если в христианской церкви священничество допускается только для мужчин, то культ Сатаны, по-видимому, привлекал в первую очередь женщин.