Довольно! Он действительно пришел в себя и не чувствовал никакой сонливости, а боль в руке полностью избавила его от боли в голове.
– Вот и славно, – сказала Сиенна, выключая воду и осторожно вытирая ему руку чистым полотенцем.
Глядя, как она накладывает ему на локоть новую повязку, Лэнгдон вдруг заметил нечто, ужасно его огорчившее. Почти сорок лет он носил подаренные родителями коллекционные часы с изображением Микки-Мауса. Веселая мордашка Микки, распростершего объятия, неизменно вызывала у него улыбку и поднимала настроение.
– Мои… часы, – пробормотал Лэнгдон. – Они пропали! – Без них ему вдруг стало очень неуютно. – Они были на мне, когда я попал в больницу?
Сиенна удивленно на него посмотрела, не понимая, как такая мелочь может его беспокоить.
– Я не помню никаких часов. Постарайтесь привести себя в порядок. Я скоро вернусь, и мы решим, к кому обратиться за помощью. – Она повернулась, чтобы идти, но на пороге остановилась и встретилась с ним взглядом в зеркале. – А пока меня нет, советую хорошенько подумать, почему кто-то желает вас убить. Думаю, это первое, о чем спросят власти.
– Постойте, вы куда?
– Вы не можете разговаривать с полицией полуголым. Попробую достать вам одежду. У моего соседа примерно ваш размер. Он сейчас в отъезде, и я кормлю его кошку. Так что он мой должник. – С этими словами Сиенна вышла.
Роберт Лэнгдон повернулся к маленькому зеркалу над раковиной и едва узнал себя в отражении. Кто-то желает мне смерти. В голове у него снова зазвучало услышанное на диктофоне слово, которое он бормотал в бреду.
Визири. Визири.
Он напряг память, пытаясь отыскать в ее глубинах хоть какую-то подсказку… хоть что-нибудь. Но там была одна пустота. Он знал только то, что находился во Флоренции с пулевым ранением в голову.
Вглядываясь в свои усталые глаза, Лэнгдон вдруг подумал, что все это ему снится и он скоро проснется дома в любимом кресле с пустым бокалом в одной руке и томиком «Мертвых душ» в другой. И поймет наконец, что смешивать Гоголя и джин «Бомбейский сапфир» нельзя ни в коем случае.
Глава 7
Лэнгдон выбросил испачканную кровью больничную сорочку и обмотал вокруг талии полотенце. Ополоснув лицо водой, он осторожно потрогал швы на голове и почувствовал боль. Потом пригладил спутанные волосы, и рана сделалась почти незаметной. Таблетки кофеина начали действовать, и туман в голове наконец стал постепенно рассеиваться.
Думай, Роберт. Вспоминай.
Внезапно маленькая ванная без окон вызвала у него приступ клаустрофобии, и Лэнгдон вышел в коридор, куда пробивался свет из приоткрытой двери комнаты. Комната оказалась импровизированным кабинетом, в котором стоял дешевый стол с потертым вращающимся стулом, на полу были разбросаны книги и, к счастью… имелось окно.
Лэнгдон подошел к нему.
Первые лучи тосканского солнца озаряли самые высокие шпили просыпавшегося города – колокольни Джотто, башни Бадия, дворца Барджелло. Лэнгдон прижался лбом к холодному стеклу. Солнечный свет, уже заливавший склоны гор, казался особенно выразительным на хрустящем от холода мартовском воздухе. Излюбленное освещение живописцев.
Посреди горизонта высился величественный купол, облицованный красной черепицей и увенчанный золоченым медным шаром, который сверкал на солнце, словно луч маяка. Собор Санта-Мария-дель-Фьоре. Возведением гигантского купола над кафедральным собором города Брунеллески навсегда вписал свое имя в историю архитектуры, и его творение высотой в триста семьдесят пять футов уже пятьсот лет стоит на центральной Соборной площади.
Но что я делаю во Флоренции?
Для Лэнгдона, страстного поклонника итальянского искусства, Флоренция была одним из любимейших мест во всей Европе. На ее улицах в детстве играл Микеланджело, эпоха итальянского Возрождения зародилась в ее художественных мастерских. Миллионы туристов приезжали во Флоренцию, чтобы посетить ее музеи и полюбоваться «Рождением Венеры» Боттичелли, «Благовещением» Леонардо и главной гордостью флорентинцев – статуей Давида.
Лэнгдон был заворожен «Давидом» Микеланджело с самой первой встречи с ним. Тогда, еще подростком, он оказался в Академии изящных искусств… медленно брел вдоль шеренги незаконченных скульптур «Рабов» Микеланджело… и вдруг почувствовал, как взгляд сам собой тянется вверх к великолепной огромной статуе высотой семнадцать футов. Большинство посетителей, видевших скульптуру в первый раз, поражали ее размеры и рельефность мускулатуры Давида, но на Лэнгдона наибольшее впечатление произвела гениальность выбранной позы. Микеланджело использовал классический прием под названием «контрапост», чтобы создать иллюзию, что Давид чуть отклоняется вправо и почти не опирается на левую ногу, в то время как на самом деле на нее давили тонны мрамора.
Именно «Давид» пробудил в Лэнгдоне искреннее восхищение великолепием великих скульптур. Лэнгдон попытался припомнить, не навещал ли он этот шедевр в последние дни, но единственным, что удавалось извлечь из глубин памяти, было пробуждение в больнице и убийство у него на глазах ни в чем не повинного доктора.
От нахлынувшего чувства вины его затошнило. Что же я сделал?
Стоя у окна, боковым зрением он заметил на столе ноутбук. Что бы с ним ни произошло прошлой ночью, подумал он, об этом обязательно сообщат в новостях.
Если у меня будет доступ в Интернет, я смогу найти ответы.
Лэнгдон повернулся к дверному проему и громко позвал:
– Сиенна!
В ответ – тишина. Она все еще находилась в соседней квартире и искала одежду.
Не сомневаясь, что Сиенна все поймет правильно, Лэнгдон открыл ноутбук и включил его. На экране появилась стандартная заставка операционной системы «Виндовс». Лэнгдон вышел на итальянскую версию поисковой страницы «Гугл» и набрал «Роберт Лэнгдон».
Видели бы сейчас меня мои студенты, подумал он, подтверждая команду поиска. Лэнгдон постоянно выговаривал своим студентам за то, что они «гуглили» себя в Интернете, – эта новая экстравагантная забава, заразившая американскую молодежь, демонстрировала непонятную одержимость собственной известностью.
На экране высветились результаты поиска – сотни ссылок, относившихся к Лэнгдону, его книгам и лекциям. Все не то.
Лэнгдон ограничил поиск, выбрав рубрику новостей. Появилась другая страница: Результат поиска новостей с «Роберт Лэнгдон».
Автограф-сессии: Роберт Лэнгдон появится…
Выступление Роберта Лэнгдона на церемонии вручения дипломов…
Роберт Лэнгдон выпустит учебник «Основы символогии» для начинающих…
Список занимал несколько страниц, но не содержал ничего о последних днях – во всяком случае, ничего, что могло хоть как-то прояснить происходящее с ним сейчас. Что же случилось вчера ночью? Лэнгдон не сдавался и запросил ссылку на веб-сайт «Флорентайн» – англоязычной газеты, выходящей во Флоренции. Он просмотрел заголовки, раздел срочных новостей и полицейский блог, пробежал глазами статьи о пожаре в квартире, коррупционном скандале в правительстве и разных мелких правонарушениях.
Неужели ничего?!
Его внимание привлекла заметка о городском чиновнике, который накануне вечером скончался от сердечного приступа на Соборной площади. Имя чиновника пока не разглашалось, но оснований подозревать убийство у полиции не было.
Вконец отчаявшись, Лэнгдон зашел в свой почтовый ящик в Гарварде, надеясь найти там хоть какие-то подсказки. Увы, в нем были самые обычные письма от коллег, студентов и друзей. Мало того, во многих из них говорилось о встрече на предстоящей неделе.
Похоже, все считают, что я дома.
Еще больше недоумевая, Лэнгдон выключил компьютер и опустил крышку. Он уже собирался отойти от стола, как его внимание привлек поляроидный снимок, лежавший на стопке старых медицинских журналов и бумаг. На нем Сиенна Брукс и ее бородатый коллега весело смеялись в вестибюле больницы.
Доктор Маркони, подумал Лэнгдон, с горьким чувством вины разглядывая снимок.
Возвращая фотографию на место, Лэнгдон с удивлением заметил на той же стопке журналов желтую брошюрку, которая оказалась потрепанной программкой лондонского театра «Глобус». Судя по обложке, она была выпущена к спектаклю «Сон в летнюю ночь» Шекспира… поставленному почти двадцать пять лет назад. На обложке было выведено фломастером: «Милая, никогда не забывай, какое ты чудо».
Лэнгдон взял буклет, и из него посыпались газетные вырезки. Он хотел быстро вложить их обратно, открыл буклет и замер от изумления.
На потертой от времени странице было фото девочки, игравшей озорного маленького эльфа Пака. Ей было от силы лет пять, а волосы были собраны в знакомый конский хвост. Подпись под снимком гласила: «Рождение звезды».
Тут же шел восторженный рассказ о театральном чудо-ребенке Сиенне Брукс, обладавшей невероятным интеллектом. За один вечер она выучила наизусть реплики всех персонажей пьесы и на первых репетициях подсказывала текст другим актерам. Среди увлечений пятилетней девочки были скрипка, шахматы, биология и химия. Она родилась в богатой семье из лондонского пригорода Блэкхит и уже успела прославиться в научных кругах: в четыре года обыграла в шахматы гроссмейстера и умела читать на трех языках.
Боже милостивый, подумал Лэнгдон. Сиенна! Теперь кое-что становится понятным.
Лэнгдон вспомнил, что одним из самых известных выпускников Гарварда был вундеркинд по имени Сол Крипке, который в возрасте шести лет самостоятельно выучил иврит, а к двенадцати годам изучил философию Декарта, прочитав все его работы. Другим примером вундеркинда, уже последнего времени, являлся Моше Кай Кавалин, который в одиннадцать лет окончил колледж, не раз становился победителем национальных состязаний по боевым искусствам, а в четырнадцать лет опубликовал книгу под названием «Мы можем».
Лэнгдон взял еще одну газетную вырезку с фотографией Сиенны в возрасте семи лет: ГЕНИАЛЬНЫЙ РЕБЕНОК С IQ 208.