В этот час лучи уже клонившегося к горизонту солнца образовывали над головой Лэнгдона подобие раскрытого веера или сияющего шелкового полога. От восторженного благоговения у него перехватило дыхание, и он видел, что Сиенна и Феррис испытывают то же чувство.
– Куда теперь? – шепотом спросила Сиенна.
Лэнгдон показал на ведущие вверх ступеньки. Музейная часть собора располагалась на втором этаже, где имелась обширная экспозиция, посвященная квадриге святого Марка. Лэнгдон рассчитывал, что там быстро узнает, какой именно дож распорядился отрезать скульптурным коням головы.
Поднимаясь по ступенькам, он заметил, что Феррис снова начал задыхаться, и Сиенне наконец удалось поймать его взгляд, что она безуспешно пыталась сделать после встречи у входа. Постаравшись придать своему лицу выражение настороженности, Сиенна кивком показала на Ферриса и пошевелила губами, что-то говоря, но что именно, Лэнгдон так и не разобрал. Он уже собирался переспросить, но в этот момент Феррис повернулся к ним, и Сиенна сразу отвела взгляд.
– С вами все в порядке, доктор? – невинно поинтересовалась она.
Феррис кивнул и стал подниматься быстрее. Талантливая актриса, подумал Лэнгдон, но что она хотела мне сказать?
Со второго этажа открывался чудесный вид на весь собор. Построенный в форме греческого креста, он скорее квадратный, а не вытянутый, как соборы Святого Петра или Нотр-Дам. Расстояние от нартекса до алтаря здесь меньше, что лишь усиливает впечатление грубоватой основательности и большей доступности.
Чтобы уменьшить это ощущение доступности, алтарную часть отделяет преграда с колоннами из темно-красного мрамора, украшенная внушительным распятием. В алтарной части установлен киворий со знаменитым алтарным образом Пала д’Оро, одним из самых ценных в мире. Это огромное полотно является «тканью» в том смысле, что представляет собой своего рода гобелен, который «соткан» из эмалевых пластинок, изготовленных разными византийскими мастерами, и вставлен в готическую раму из позолоченного серебра. На украшение Пала д’Оро пошли тринадцать сотен жемчужин, четыреста гранатов, триста сапфиров, а также изумруды, аметисты и рубины, отчего он, наряду с квадригой святого Марка, по праву считается одним из ценнейших сокровищ Венеции.
Храмы в Европе или вообще на Западе, возведенные в восточном, византийском стиле, обычно именуются базиликами. Будучи построенным по образцу Юстиниановой базилики святых Апостолов в Константинополе, собор Святого Марка настолько похож на восточные храмы, что знакомство с ним путеводители нередко называют альтернативой посещения турецких мечетей, многие из которых были византийскими соборами, прежде чем превратиться в молельный дом для мусульман.
Хотя Лэнгдон ни за что бы не согласился с тем, что по собору Святого Марка можно составить представление о потрясающих турецких мечетях, он готов был признать, что любой ценитель византийского искусства вполне удовлетворит свою страсть к прекрасному посещением сокровищницы собора в южном трансепте. В ней хранились двести восемьдесят три предмета, включавшие иконы, драгоценности и потиры, вывезенные венецианцами в качестве добычи после разграбления Константинополя.
Лэнгдон порадовался, что в этот вечер в базилике было не так многолюдно, как обычно. Туристов, конечно, хватало, но передвигаться по своему усмотрению все-таки было можно. Просачиваясь сквозь группы посетителей, Лэнгдон подвел Сиенну и Ферриса к западному окну – там находился выход на балкон, где можно было полюбоваться на квадригу вблизи. Лэнгдон не сомневался, что они выяснят, о каком доже говорилось в стихотворении, но терялся в догадках, что потом с этим делать. Искать могилу дожа? Его скульптуру? Им наверняка потребуется помощь, поскольку количество скульптур в самом соборе, сводчатом подземном помещении под ним и на саркофагах в северном трансепте исчислялось сотнями.
Заметив молодую женщину-экскурсовода, Лэнгдон вежливо обратился к ней:
– Извините, Этторе Вио сегодня здесь?
– Этторе Вио? – переспросила та и как-то странно на него посмотрела. – Sì, certo, ma… – Да, конечно, но… Ее глаза вдруг округлились. – Lei è Robert Langdon, vero?! – Вы же Роберт Лэнгдон, верно?!
Лэнгдон терпеливо улыбнулся.
– Sì, sono io[39]. Так я могу поговорить с Этторе?
– Sì, sì! – Попросив свою группу минутку подождать, женщина куда-то умчалась.
Лэнгдон и куратор музея Этторе Вио как-то снялись вместе в коротком документальном фильме о базилике и с тех пор поддерживали связь.
– Этторе написал книгу о соборе Святого Марка, – пояснил Лэнгдон Сиенне. – Вернее, даже несколько книг.
Пока Лэнгдон вел их по второму этажу к балкону, откуда можно было полюбоваться на квадригу, Сиенна по-прежнему бросала обеспокоенные взгляды на Ферриса. В восточное окно мощные крупы скульптурных лошадей были хорошо видны на фоне ясного неба. На балконе толпились туристы, наслаждаясь близостью к знаменитой квадриге и потрясающим видом на площадь Святого Марка.
– Вон они! – воскликнула Сиенна и устремилась к двери на балкон.
– Не совсем, – поправил ее Лэнгдон. – Кони на балконе являются копиями. А настоящая квадрига святого Марка для безопасности и сохранности находится в музее.
Лэнгдон провел Сиенну и Ферриса по коридору к хорошо освещенной нише, где точно такие же кони, казалось, рысью мчались из каменных арок им навстречу.
– А вот здесь оригиналы! – показал на них Лэнгдон, не скрывая восхищения.
Каждый раз при взгляде на них он не мог не поражаться, с какой удивительной точностью передана рельефность их мускулатуры. Золотисто-зеленая патина, почти полностью покрывавшая бронзовые скульптуры, лишь подчеркивала красоту и выразительность конского бега, столь талантливо переданного мастером. Глядя на квадригу, которая после стольких злоключений наконец-то обрела надежное и безопасное убежище, Лэнгдон снова подумал о том, как важно сохранять великие произведения искусства.
– А эти хомуты… – Сиенна показала на лошадиные шеи. – Вы говорите, их добавили потом? Чтобы закрыть ими швы?
Лэнгдон успел поделиться с Сиенной и Феррисом информацией об «отделении голов» этой квадриге, которую он в свое время почерпнул на сайте Ассоциации по исследованию преступлений против искусства.
– Судя по всему, именно так, – подтвердил он и направился к висевшей рядом информационной табличке.
– Роберто! – послышался сзади радостный голос. – Я обиделся!
Лэнгдон обернулся и увидел жизнерадостного пожилого человека с седыми волосами в синем костюме и очках на цепочке, пробиравшегося к ним сквозь толпу туристов. – Ты в Венеции и даже не удосужился мне позвонить?!
Лэнгдон улыбнулся и пожал ему руку.
– Я хотел сделать тебе сюрприз, Этторе. Выглядишь ты хорошо. А это мои друзья доктор Брукс и доктор Феррис.
Этторе поздоровался с ними и окинул Лэнгдона оценивающим взглядом.
– Путешествуешь с врачами? Проблемы со здоровьем? А одежда? Решил заделаться итальянцем?
– Ни то ни другое, – заверил Лэнгдон, хмыкнув. – Я приехал кое-что разузнать об этой квадриге.
Этторе был явно заинтригован.
– А разве есть что-то, чего знаменитый профессор еще не знает?
Лэнгдон рассмеялся.
– Мне надо подробнее узнать о том, как этим лошадям отделили головы, чтобы перевезти в Венецию после крестового похода.
Этторе посмотрел на Лэнгдона с таким видом, будто тот задал вопрос о геморрое, который мучил королеву.
– Боже, Роберт, – зашептал он, – мы это не афишируем. Если хочешь посмотреть отрезанные головы, я могу показать тебе знаменитого обезглавленного Франческо Буссоне да Карманьолу или…
– Этторе, мне надо знать, кто из венецианских дожей приказал отпилить лошадям головы.
– Но этого не было! – не сдавался Этторе. – Конечно, я слышал такие легенды, но исторически убедительного подтверждения, что какой-либо дож…
– Этторе, ну а все-таки? Кому из дожей легенда приписывает такую «честь»?
Этторе надел очки и внимательно посмотрел на Лэнгдона.
– Что же, если верить легенде, то наших любимых лошадей велел привезти самый умный и коварный дож Венеции.
– Коварный?
– Да, тот самый, что обманом втянул всех в Четвертый крестовый поход. – Он выжидающе посмотрел на Лэнгдона. – Он взял деньги из казны, чтобы доставить крестоносцев в Египет… а потом убедил их идти на Константинополь, который и захватил.
Похоже на вероломство, подумал Лэнгдон.
– И как его звали?
Этторе нахмурился.
– Роберт, я думал, ты изучал мировую историю.
– Да, но мир большой, а история – штука длинная. Так что мне нужна помощь.
– Ладно, даю последнюю подсказку.
Лэнгдон собирался было запротестовать, но понял, что это бесполезно.
– Этот дож прожил почти сто лет, – сказал Этторе. – В те времена это было настоящим чудом. Суеверные люди приписывали его долголетие тому, что он решился вывезти мощи святой Луции из Константинополя в Венецию. Святая Луция потеряла глаза…
– Он собирал кости незрячей! – воскликнула Сиенна и выразительно посмотрела на Лэнгдона, который как раз собирался сказать то же самое.
Этторе взглянул на Сиенну с удивлением.
– Можно сказать и так.
Феррис вдруг изменился в лице и стал мертвенно-бледным, будто так и не смог прийти в себя после долгой прогулки по площади и подъема по лестнице.
– Должен добавить, что дож относился к святой Луции с особым благоговением, потому что сам был слепым. А в девяносто лет он стоял на этой самой площади и благословлял людей на крестовый поход.
– Я знаю, кто это, – объявил Лэнгдон.
– Кто бы сомневался! – отозвался Этторе с улыбкой.
Поскольку Лэнгдон обладал отличной зрительной памятью, ему было легче запоминать образы, нежели вырванные из контекста факты, и ответ явился ему в виде произведения искусства – знаменитой гравюры Гюстава Доре, на которой высохший слепой старец, воздев руки, призывает собравшуюся толпу присоединиться к крестовому походу. Память подсказала и название гравюры – «Энрико Дандоло благословляет рыцарей Четвертого крестового похода».