Где в темноте хтонический таится зверь
Под водами кровавыми лагуны,
Которые вовек не отражают звезд.
Лэнгдон вновь с тревогой подумал о том, что последняя песня «Ада» Данте заканчивалась почти такой же сценой: спускаясь все ниже и ниже в преисподнюю, Данте и Виргилий добираются до нижней точки ада. Не зная, как оттуда выбраться, они слышат журчанье воды под ногами, пробираются, следуя его звуку, через трещины и расщелины… и, наконец, покидают пределы преисподней.
Данте писал: «Одно есть место: трудно б очень было его найти, когда бы ручейка журчание его нам не открыло… В том месте, где ручей бежал, была с расселиной наклонною скала… Скользили мы без отдыха над бездной, и наконец над нами в вышине сверкнул небес прекрасный купол звездный, и снова улыбнулись звезды мне».
Не вызывало сомнения, что на написание собственного стихотворения Зобриста вдохновили эти строфы Данте, но у него все оказалось перевернутым с ног на голову. Лэнгдон и его спутники тоже пойдут по звуку журчащей воды, но, в отличие от Данте, не для того, чтобы выбраться из ада, а, наоборот, чтобы оказаться в самом его сердце.
Видя, как фургон с трудом пробирается по сужавшимся в густонаселенных районах улицам, Лэнгдон начал понимать, какой извращенной логикой руководствовался Зобрист, выбирая центр Стамбула для эпицентра эпидемии.
Здесь Восток встречается с Западом.
Перекресток мира.
Много раз в своей истории Стамбул становился жертвой смертельных эпидемий, которые уносили жизни бесчисленного множества горожан. Не случайно уже на последнем этапе эпидемии «черной смерти» в империи его назвали «цитаделью чумы», поскольку каждый день в городе погибало более десяти тысяч жителей. На нескольких знаменитых полотнах времен Османской империи изображено, как отчаявшиеся горожане роют общие могилы для гор трупов, – теперь в этом месте, в центре Стамбула, находится площадь Таксим.
Лэнгдон надеялся, что Карл Маркс ошибался, когда писал, что история повторяется дважды.
А на дождливых улицах ни о чем не подозревавшие горожане продолжали заниматься своими повседневными делами. Миловидная турчанка звала детей домой ужинать; два старика коротали время за столиком открытого кафе; хорошо одетая пара шла под зонтиком, держась за руки; из автобуса выскочил мужчина в смокинге и побежал, пряча под пиджаком футляр со скрипкой, – он явно опаздывал на концерт.
Лэнгдон вглядывался в лица прохожих, пытаясь представить, чем живет каждый из них.
Население состоит из отдельных людей.
Закрыв глаза, он отвернулся от окна и постарался не думать о нависшей над ними смертельной опасности. Но было уже поздно. Откуда-то из глубин сознания выплыла картина «Триумф смерти» Питера Брейгеля Старшего – жуткая панорама обычного приморского города, в котором правят бал мор, нищета и смерть.
Фургон свернул направо, на улицу Торун, и Лэнгдон сначала решил, что они добрались до места. Слева в тумане стали видны очертания огромной мечети.
Но это была не Айя-София.
Голубая мечеть, сообразил он, узнав шесть устремленных ввысь минаретов, похожих на остро заточенные карандаши и опоясанных несколькими круговыми балконами şerefe, с которых муэдзины призывают к молитве. Где-то Лэнгдон читал, что экзотический, сказочный вид минаретов Голубой мечети послужил прообразом ставшего культовым замка Золушки в Диснейуорлде. Своим названием Голубая мечеть обязана огромному количеству голубых изникских керамических изразцов ручной работы, которыми украшен ее интерьер.
Мы уже близко, подумал Лэнгдон, когда фургон повернул на улицу Кабасакал и поехал вдоль широкой площади Султанахмет, которая расположена между Голубой мечетью и Айя-Софией и славится изумительными видами на оба сооружения.
Лэнгдон прищурился, стараясь разглядеть сквозь мокрое ветровое стекло очертания Айя-Софии, но из-за дождя и работающих «дворников» видимость была плохой. К тому же движение на площади, казалось, остановилось.
Впереди виднелись только огни стоп-сигналов.
– Какое-то мероприятие, – объяснил водитель. – Наверное, концерт. Пешком будет быстрее.
– А это далеко? – поинтересовалась Сински.
– Сразу за этим парком. Три минуты. И тут безопасно.
Кивнув Брюдеру, Сински повернулась к команде СНР.
– Оставайтесь в фургоне. Постарайтесь подъехать к зданию как можно ближе. Агент Брюдер очень скоро с вами свяжется.
Сински, Брюдер и Лэнгдон вылезли из фургона и поспешили через площадь, стараясь держаться поближе к большим лиственным деревьям, чьи кроны позволяли хоть как-то укрыться от дождя. Указатели подсказывали посетителям направление к многочисленным достопримечательностям, которыми славилась площадь: Египетскому обелиску, привезенному из Луксора, Змеиной колонне из святилища Аполлона в Дельфах, колонне Милион, от которой в Византийской империи отсчитывались все расстояния.
Наконец они вышли на открытое пространство возле располагавшегося в центре площади круглого водоема, и Лэнгдон посмотрел на восток.
Айя-София.
Даже не здание… а настоящая гора.
Блестя под струями дождя, массивная громада собора сама по себе походила на целый город. Ее центральный купол – невероятно широкий, серебристо-серый и ребристый, – казалось, покоился на скоплении других увенчанных куполами зданий, возведенных вокруг него. Четыре высоких минарета по углам – каждый с балконом и серебристо-серым шпилем – отстояли от здания так далеко, что даже не казались частью единого архитектурного комплекса.
Сински и Брюдер, которые до сих пор шли ровным ускоренным шагом, вдруг разом остановились, поднимая головы все выше и выше, не в силах охватить взглядом возникшую перед ними громаду.
– Мой Бог! – тихо простонал Брюдер, не веря своим глазам. – И мы будем искать… здесь?!
Глава 86
Меня держат под замком, размышлял Ректор, расхаживая по салону отогнанного в ангар «С-130». Он согласился полететь в Стамбул с Сински, чтобы помочь предотвратить кризис, пока тот окончательно не вышел из-под контроля. Он понимал, что эта помощь смягчит для него последствия невольной причастности к самому возникновению этого кризиса. Но теперь Сински держит меня под замком.
Как только самолет загнали в правительственный ангар аэропорта Ататюрка, Сински со своими людьми покинула его, приказав Ректору и нескольким сотрудникам оставаться на борту.
Ректор хотел выйти подышать свежим воздухом, но путь ему преградили пилоты с каменными лицами, напомнив, что доктор Сински просила всех оставаться на борту и не покидать самолет.
Плохи дела, подумал Ректор, усаживаясь в кресло и все больше тревожась за свое будущее. Он привык сам быть кукловодом, той высшей силой, которая дергает за ниточки, и вдруг вся его власть испарилась.
Зобрист, Сиенна, Сински.
Они все его использовали… и даже манипулировали им.
И теперь, запертый в необычной камере фюзеляжа без иллюминаторов транспортного самолета ВОЗ, он спрашивал себя, не отвернулась ли от него удача окончательно… и не являлось ли его нынешнее положение кармическим возмездием за нечестно прожитую жизнь.
Я торгую ложью.
Я производитель лжи и мистификаций.
Ректор был не единственным, кто зарабатывал на жизнь таким образом, но при этом он не имел себе равных. По сравнению с ним остальные были мелкими сошками, и Ректор очень не любил, когда его ставили на одну доску с ними.
Доступные через Интернет фирмы с такими названиями, как «Алиби компани» и «Алиби нетворк», зарабатывали огромные деньги, предоставляя неверным мужьям и женам по всему миру возможность изменять своим супругам без риска попасться. Эти организации «останавливали время», чтобы их клиенты могли ускользнуть от мужа, жены или детей, и набили руку в организации вымышленных деловых встреч и конференций, визитов к несуществующим врачам и даже фиктивных свадеб. Они предоставляли фальшивые приглашения, брошюры, билеты на самолет, формы подтверждения бронирования и даже специальные контактные номера, которые соединяли с коммутатором «Алиби», где специально обученные сотрудники выдавали себя за тех, кто мог подтвердить правдивость созданной мистификации.
Однако Ректор никогда не разменивался на подобные мелочи. Он имел дело с крупномасштабным обманом, предоставляя услуги только тем, кто мог позволить себе заплатить за них миллионы долларов. Правительствам. Крупным корпорациям. Изредка – сверхбогатым важным персонам.
Для достижения своих целей эти клиенты могли рассчитывать на все ресурсы, персонал, опыт и творческий потенциал Консорциума. Но самое главное, им гарантировалось, что никакие расследования не смогут привести к заказчикам и вызвать подозрения в их причастности к мистификации. Шла ли речь о поддержке фондового рынка, оправдании военных действий, победе на выборах или выманивании террориста из подполья, сильные мира сего широко использовали масштабные схемы дезинформации для формирования нужного общественного мнения.
Так было всегда.
В шестидесятые годы русские создали целую фиктивную шпионскую сеть, с помощью которой на протяжении многих лет снабжали британские спецслужбы дезинформацией. В 1947 году ВВС США инсценировали падение НЛО, чтобы скрыть катастрофу секретного летательного аппрата в окрестностях города Розуэлл в штате Нью-Мексико. А уже совсем в недавние времена мир заставили поверить, что Ирак обладает оружием массового уничтожения.
Почти тридцать лет Ректор помогал сильным мира сего защищать, сохранять и упрочивать свою власть. Хотя он проявлял крайнюю осмотрительность при выборе заказов, тем не менее всегда боялся, что когда-нибудь допустит ошибку и возьмется за то, за что браться не следовало.
И вот такой день настал.
Ректор был убежден, что каждый провал – следствие какого-то одного отдельно взятого момента: случайной встречи, неудачного решения, косого взгляда. В данном случае роковым стало принятое почти двенадцать лет назад решение взять на работу студентку, изучавшую медицину и искавшую возможность подработать. Ее блестящий интеллект, поразительное знание языков и невероятная находчивость позволили ей быстро стать одним из самых ценных сотрудников Консорциума.