Вайента снова живо представила себе тех двух агентов, с которыми уже расстались… она никогда больше о них не слышала. Они просто перешли на другую работу, убеждала она себя. Тем не менее, она подумала, не следует ли ей просто уехать и исчезнуть среди холмов Тосканы, и используя свои навыки, начать строить новую жизнь.
Но долго ли я смогу от них скрываться?
Благодаря бесчисленным заданиям она усвоила не понаслышке, что Консорциум устанавливал за тобой наблюдение, и тогда частная жизнь становилась иллюзией. Это был только вопрос времени.
— Неужели моя карьера действительно так закончится? — размышляла она, будучи все еще не готова признать, что ее двенадцатилетний срок пребывания в Консорциуме закончится после серии неудачных провалов. В течение года она бдительно наблюдала за потребностями зеленоглазого клиента Консорциума. Это не моя вина, что он сам себя подтолкнул к смерти… и я, похоже, падаю вместе с ним.
Ее единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы одурачить Брюдера… но она знала с самого начала, что у нее мало шансов.
Вчера вечером у меня был шанс, но я потерпела неудачу.
Когда Вайента с неохотой возвратилась к своему мотоциклу, она внезапно услышала звук вдали… знакомое пронзительное жужжание.
Она с недоумением посмотрела наверх. К ее удивлению беспилотник только что вновь поднялся в воздух, на сей раз около самого дальнего конца Дворца Питти. Вайента наблюдала, как крошечный аппарат делал отчаянные круги над дворцом.
Появление дрона могло значить только одно.
Они все еще не поймали Лэнгдона.
Где он, черт возьми?
Пронзительный звук наверху заставил доктора Элизабет Сински очнуться. Беспилотник снова взлетел? Но я думала…
Она переместилась на заднем сиденье фургона, где тот же самый молодой агент все еще сидел около нее. Она снова закрыла глаза, борясь с болью и тошнотой. Впрочем, главным образом, она боролась со страхом.
Время истекает.
И хотя ее враг покончил жизнь самоубийством, она все еще видела в своих снах его силуэт, читающий лекции в темном зале Совета по Международным отношениям.
Кто-нибудь обязательно предпримет смелые действия, объявил он, сверкая зелеными глазами. Если не мы, то кто? Если не сейчас, то когда?
Элизабет знала, что у нее был шанс и ей следовало остановить его прямо тогда. Она никогда не забудет, как умчалась с той встречи и исчезла в лимузине, направляясь через Манхэттен в международный аэропорт имени Джона Кеннеди. В стремлении узнать, кто черт возьми этот маньяк, она вытащила свой сотовый телефон, чтобы посмотреть на неожиданный снимок, который успела тогда сделать.
Когда она увидела фотографию, то громко выдохнула. Доктор Элизабет Сински точно знала, кто этот человек. Хорошие новости состояли в том, что за ним будет очень легко следить. Дурные — в том, что он был гением в своей области — он принял решение быть весьма опасным человеком.
Ничто не является более творческим… и более разрушительным, чем… блестящий ум с определенной целью.
Через тридцать минут по прибытии в аэропорт, она позвонила в свой офис и разместила фамилию этого человека в биотеррористических списках наблюдения всех соответствующих агентств на земле — ЦРУ, Центров по контролю и профилактике заболеваний США, Европейского центра по профилактике и контролю над заболеваемостью и всех их дочерних организаций во всем мире.
«Это — все, что я могу сделать, пока не вернусь в Женеву», — подумала она.
Усталая, она подошла к стойке регистрации со своим небольшим чемоданом и вручила представителю авиакомпании свой паспорт и билет.
— О, доктор Сински, — сказала служащая с улыбкой. — Очень приятный джентльмен оставил для вас сообщение.
— Простите? — Элизабет не предполагала, что кто-то имел доступ к информации о ее полете.
— Такой высокий, — сказала служащая, — с зелеными глазами.
Элизабет буквально уронила свою сумку. Он здесь? Как?! Она обернулась, оглядываясь на лица позади себя.
— Он уже уехал, — сказала сотрудница, — но он просил передать вам это. — Она вручила Элизабет сложенный лист бумаги.
Дрожа, Элизабет развернула бумагу и прочитала написанную от руки записку.
Это была известная цитата из работы Данте Алигьери.
«Самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто сохраняет свой нейтралитет во времена величайших нравственных переломов».[46]
Глава 39
Марта Альварес устало посмотрела на крутую лестницу, которая вела из Зала Пятисот в музей второго этажа.
— Posso farcela. Я смогу, — сказала она себе. — Я сделаю это.
Как администратор по искусству и культуре в Палаццо Веккьо, Марта поднималась по этой лестнице бесчисленное множество раз, но с некоторых пор, будучи беременной более чем на восьмом месяце, она считала этот подъем слишком уж обременительным.
— Марта, может быть нам лучше поехать на лифте? — Роберт Лэнгдон выглядел озабоченным и показал жестом на маленький служебный лифт поблизости, который во дворце установили для посетителей с ограниченными возможностями.
Марта улыбнулась с благодарностью, но покачала головой.
— Как я говорила тебе вчера вечером, мой доктор говорит, что разминка полезна для ребенка. Кроме того, профессор, я знаю, что вы боитесь замкнутого пространства.
Лэнгдон, казалось, был сильно поражен ее комментарием.
— Ах, да. Я забыл, что упоминал об этом.
Забыл, что он упоминал это? Марта удивилась. Это было меньше чем полдня назад, и мы обсуждали в подробностях случай из детства, который стал причиной страха.
Вчера вечером, пока болезненно тучный спутник Лэнгдона, Дуомино, поднимался на лифте, Лэнгдон сопровождал Марту пешком. В пути Лэнгдон поделился с нею ярким воспоминанием, как в детстве попал в заброшенный колодец, что заставило его почувствовать почти изнурительный страх перед ограниченным пространством.
Сейчас младшая сестра Лэнгдона шла впереди и ее светлый «конский хвостик» болтался за ее спиной. Лэнгдон и Марта постепенно поднимались, несколько раз делая остановки, чтобы она могла отдышаться.
— Я удивлена, что вы снова хотите увидеть маску, — сказала она. — Если говорить обо всех экспонатах во Флоренции, эта вещица кажется наименее интересной.
Лэнгдон уклончиво пожал плечами.
— Я вернулся, главным образом, чтобы Сиенна увидела маску. Спасибо, между прочим, что снова позволили нам войти.
— Конечно.
Репутации Лэнгдона было вполне достаточно вчера вечером, и это убедило Марту открыть для него галерею. Но факт, что он был в сопровождении Дуомино означал, что у нее действительно не было выбора.
Игнацио Бузони — человек, известный как Дуомино — был чем-то вроде знаменитости в культурном мире Флоренции. Давний директор музея Домского собора, Игнацио курировал все аспекты самого видного исторического места Флоренции — Дуомо — массивный, красно-куполообразный собор, который доминировал и над историей и над горизонтом Флоренции. Его страсть к архитектурному памятнику, масса тела почти в четыреста фунтов и постоянно красное лицо, обусловили появление добродушного прозвища Дуомино — «небольшой купол».
Марта не знала, каким образом Лэнгдон познакомился с Дуомино, но тот накануне вечером позвонил ей и сказал, что хочет привести посетителя посмотреть в частном порядке посмертную маску Данте. Когда оказалось, что тот загадочный посетитель — известный американский специалист по символике, искусствовед-историк Роберт Лэнгдон, Марту воодушевила возможность сопроводить этих двух видных людей в галерею палаццо.
Теперь, когда они достигли вершины лестницы, Марта положила руки на бедра, глубоко дыша. Сиенна была уже почти около перил балкона, глядя вниз на Зал Пятисот.
— Моя любимая точка просмотра зала, — Марта задыхалась. — Ты получаешь совершенно другую точку зрения на фрески. Я предполагаю, что ваш брат рассказывал о таинственном сообщении, скрытом в одной из фресок? — Она указала.
Сиенна с энтузиазмом кивнула.
Пока Лэнгдон пристально осматривал зал, Марта наблюдала за ним. В свете окон бельэтажа она не могла не заметить, что Лэнгдон выглядел не так замечательно, как вчера вечером. Ей понравился его новый костюм, но он был небритым, и его лицо казалось бледным и утомленным. Кроме того, его волосы, которые вчера вечером были густыми и пышными, выглядели спутанными этим утром, как будто ему необходимо было принять душ.
Марта вернулась к фреске прежде, чем он поймал ее пристальный взгляд.
— Мы стоим почти на той высоте, где написаны слова cerca trova, — сказала Марта. — Можно увидеть слова невооруженным глазом.
Сестра Лэнгдона, казалось, была равнодушна к фреске.
— Раскажите мне о посмертной маске Данте. Почему она именно здесь, в Палаццо Веккьо?
Что брат, что сестра, подумала Марта с тихим неудовольствием, всё ещё недоумевая, чем их так увлекла эта маска. С другой стороны, история с маской Данте была странной, особенно, с учётом недавних событий, и не один Лэнгдон проявил к ней почти маниакальный интерес.
— Так расскажите мне, что вы знаете о Данте?
Очаровательная молодая блондинка пожала плечами.
— Только то, что все в школе проходят. Данте — итальянский поэт, известный, прежде всего, тем, что написал «Божественную комедию», в которой описывается воображаемое путешествие в ад.
— Отчасти верно, — ответила Марта. — В своей поэме Данте в конечном счёте выходит из ада, следует в чистилище и в конце концов попадает в рай. Если когда-нибудь прочтёте «Божественную комедию», то увидите, что его путешествие делится на три части — ад, чистилище и рай. — Марта жестом показала им идти вслед за ней по балкону ко входу в музей. — Однако, причина, по которой маска находится в Палаццо Веккьо, с «Божественной комедией» никак не связана. Она связана с реальной жизнью. Данте жил во Флоренции и любил её так, как только можно вообще любить какой-нибудь город. Он был очень знаменитым и влиятельным флорентийцем, но в системе политической власти был раскол, а Данте поддержал не ту сторону, и его за это выслали — выставили за пределы городских стен и запретили ему когда-либо возвращаться.