рх.
— Он, наверное, имел в виду Песнь Двадцать пять.
— Согласен, — сказал Лэнгдон. Песнь была неким аналогом главы и восходила к словесному обычаю «пения» эпических поэм. Божественная комедия состояла из ста песен, разделенных на три части.
Ад, песнь 1-34
Чистилище, песнь 1-33
Рай, песнь 1–33
Рай, песнь двадцать пятая, подумал Лэнгдон, сожалея, что память у него не настолько цепкая, чтобы вспомнить весь текст, хотя бы приблизительно. Нам нужно найти экземпляр книги.
— И вот еще что, — продолжал Лэнгдон. — Последнее, что сказал мне Игнацио: «Ворота открыты для тебя, но ты должен поспешить». Он сделал паузу, оглядываясь на Сиенну. — Песнь Двадцать пять, вероятно, ссылается на определенное место здесь во Флоренции. Очевидно, где-нибудь с воротами.
Сиенна нахмурилась.
— Но в этом городе, вероятно, есть десятки ворот.
— Да, вот почему мы должны прочитать Песнь Двадцать пять из «Рая». — Он обнадеживающе ей улыбнулся. — Не знаешь ли ты случайно всю Божественную Комедию наизусть?
Она ответила ему немым взглядом.
— Четырнадцать тысяч строк архаичного итальянского языка, который я читала ребенком? — Она покачала головой. — У вас что-то с памятью, профессор. Я — просто доктор.
Они спешили, и Лэнгдон счел печальным, так или иначе, что Сиенна, даже после всего того, через что они прошли вместе, очевидно все еще предпочитала не говорить правды о своем исключительном интеллекте. Она — просто доктор? Лэнгдон чуть было на засмеялся. Самый скромный доктор на земле, подумал он, вспоминая вырезки, которые он читал о ее особых навыках — навыки, которые, к сожалению, но не удивительно, не включали фотографическую память одной из самых длинных эпических поэм в истории.
Они продвигались в тишине и пересекли еще несколько балок. Наконец, впереди Лэнгдон увидел знакомый силуэт в темноте. Смотровая площадка! Сомнительный настил, по которому они шли, вел непосредственно к намного более крепкой конструкции с поручнями. Поднявшись на площадку, они смогли бы продвинуться вдоль прохода к выходу с чердака через дверной проем, который, как помнил Лэнгдон, был очень близко к лестнице Герцога Афинского.
Когда они приблизились к площадке, Лэнгдон мельком взглянул на потолок, подвешенный на два с половиной метра ниже. До сих пор все люнетты под ними был похожими. Ближайшая люнетта, однако, была массивной — намного больше, чем остальные.
Апофеоз Козимо I, подумал Лэнгдон.
Эта огромная, круглая люнетта была самой драгоценной картиной Вазари — центральная люнетта во всем Зале Пятисот. Лэнгдон часто показывал слайды этой работы своим студентам, указывая на ее сходство с Апофеозом Вашингтона в американском Капитолии — скромное напоминание, что зарождющаяся Америка позаимствовала у Италии далеко не только понятие республики.
Однако, сегодня Лэнгдон был заинтересован в том, чтобы пройти мимо Апофеоза, нежели изучать его. Он ускорил шаг и, слегка повернув голову назад, прошептал Сиенне, что они уже почти пришли.
После этого, его правая нога попала в центр доски и наполовину оказалась на краю. Его лодыжка подвернулась, и Лэнгдон, спотыкаясь, но продолжая двигаться, наклонился вперед, пытаясь сделать очередной шаг, чтобы восстановить равновесие.
Но было слишком поздно.
Он сильно ударился коленями о балку, отчаянно вытянув вперёд руки в попытке дотянуться до поперечной перекладины. Переносной фонарь с грохотом полетел в разделявшее их тёмное пространство и приземлился на холст, который поймал его подобно сетке. Ноги Лэнгдона провалились, слегка развернув его в безопасное положение на следующей балке, ибо та, что была под ним, отпала, обрушившись восемью футами ниже на деревянное обрамление холста «Апофеоза» Вазари.
Звук отозвался эхом на чердаке.
Лэнгдон в ужасе кое-как встал на ноги и обернулся в сторону Сиенны.
В тусклом свете оброненного фонаря, лежавшего внизу на холсте, Лэнгдон увидел, что Сиенна стоит на балке позади него, теперь в ловушке, ибо поперечного схода с неё не было. Глаза её выражали то, о чём Лэнгдон уже знал. Шум упавшей балки почти наверняка их выдал.
Взгляд Вейенты метнулся наверх к декоративному потолку.
— Крысы на чердаке? — нервно пошутил человек с видеокамерой, когда звук отразился внизу.
Великоваты крысы, подумала Вайента, уставившись на круговую живопись в центре потолка. Из стыков между панелями потолка просочилось небольшое облако пыли, и Вайента могла поклясться, что видит в холсте выпуклость… даже как будто кто-то упирается в него с обратной стороны.
— Может, кто-то из полицейских уронил оружие со смотровой площадки, — сказал мужчина, оглядывая выпуклость в холсте. — Что они, по-вашему, ищут? Все это как-то подозрительно.
— Смотровая площадка? — допытывалась Ваейента. — Туда действительно можно подняться?
— Конечно. — Он жестом показал на вход в музей. — Только за этой дверью — еще одна, которая ведет вверх, на площадку на чердаке. Вы можете увидеть работу кисти Вазари. Это невероятно.
Внезапно в Зале Пятисот вновь эхом отразился голос Брюдера.
— Ну и где этот ад, в который они отправились?!
Его слова, как и мучительный вопль до этого, раздавались из-за колосниковой решётки, расположенной высоко на стене слева от Вайенты. Брюдер очевидно был в комнате за решеткой… скрытый ярус под комнатным декоративным потолком.
Вайента снова обратила внимание на выпуклость в холсте наверху.
На чердаке крысы, подумала она. Пытаются найти выход.
Она поблагодарила человека с камерой и быстрым шагом направилась ко входу в музей. Дверь была закрыта, но по поведению офицеров, снующих туда и обратно, она догадалась, что она не заперта.
Разумеется, предчувствия ее не обманули.
Глава 47
Снаружи на базарной площади, среди хаоса прибывающей полиции, человек средних лет стоял в тенях лоджии Ланци и наблюдал за происходящим с большим интересом. На нем были очки Plume Paris, шейный платок с узором пейсли и крошечная золотая сережка-гвоздик в одном ухе.
Наблюдая за волнением, он поймал себя на том, что снова царапает свою шею. Человек страдал от сыпи, которая, казалось, ухудшалась, проявляясь маленькими прыщами по линии подбородка, шее, щекам, и над глазами.
Когда он мельком взглянул на ногти, то увидел, что они были в крови. Он вынул свой носовой платок и вытер пальцы, также примакивая кровавые прыщи на шее и щеках.
Когда он закончил, то обратил свой пристальный взгляд на два черных фургона, припаркованных возле палаццо. В ближайшем фургоне на заднем сиденье находились два человека.
Один из них был вооруженным солдатом в черном.
Другой была пожилая, но очень красивая седая женщина с синим амулетом.
Солдат выглядел так, как будто готовит подкожный шприц.
В фургоне доктор Элизабет Сински рассеянно посмотрела на палаццо, размышляя, как эта ситуация ухудшилась до такой степени.
— Госпожа, — произнес низкий голос рядом с ней.
Она неуверенно повернулась к солдату, сопровождающему ее. Он схватил ее за предплечье и держал шприц наготове.
— Просто не шевелитесь.
Острый удар иглы пронзил ее плоть.
Солдат закончил инъекцию.
— А теперь снова поспите.
Когда ее глаза закрылись, можно поклясться, она увидела стоящего в тени человека, изучающего ее. Он носил дизайнерские очки и шейный платок. На его лице была красная сыпь. На мгновение она подумала, что знает его, но когда в следующий раз открыла глаза, человек исчез.
Глава 48
В темноте чердака Лэнгдон и Сиенна теперь были разделены двадцатью футами открытого пространства. В восьми футах под ними упавшая балка застряла на деревянной раме, держащей холст «Апофеоз» Вазари. Все еще светящийся огромный фонарь лежал на самом холсте, создавая маленькое углубление, как камень на батуте.
— Балка позади тебя, — прошептал Лэнгдон. — Можешь перетащить ее до этой распорки?
Сиенна оглядела балку.
— Не выйдет, иначе другой её конец упадет на холст.
Лэнгдон в той же мере этого опасался; меньше всего им нужно было протаранить холст Вазари штуковиной размером два на шесть футов.
— Придумала, — сказала Сиенна, двинувшись вдоль балки, ведущей к боковой стене. Лэнгдон продолжал идти по свету фонарика; ставить ногу с каждым шагом было все опаснее — по мере того, как они удалялись от упавшего переносного фонаря. Когда добрались до боковой стены, они уже были почти в полной темноте.
— Там, — прошептала Сиенна, указывая на мрак внизу. — На краю каркаса. Нужно приставить ее к стене. Это поможет мне удержаться.
Не успел Лэнгдон воспротивиться, как Сиенна уже спускалась с перекладины по опорным рейкам, как по лестнице. На краю деревянной панели потолка она приостановилась. Та чуть хрустнула, но удержалась. Медленно продвигаясь вдоль стены, Сиенна направлялась к Лэнгдону, будто идя по карнизу высотного здания. Панель опять хрустнула.
Тонок лед, подумал Лэнгдон. Оставайся возле берега.
Когда Сиенна прошла полпути в направлении перекладины, на которой во мраке стоял Лэнгдон, он вдруг снова ощутил надежду, что они и в самом деле успеют отсюда выбраться.
Неожиданно где-то в темноте хлопнула дверь, и он услышал звук приближающихся по переходу шагов. Тут же появился луч света от фонаря, который шарил вокруг, с каждой секундой приближаясь. Надежды Лэнгдона таяли. Кто-то к ним шёл, передвигаясь по основному переходу и отрезая им путь к бегству.
— Сиенна, продолжай идти, — прошептал он, действуя инстинктивно. — Двигайся вдоль стены. В дальнем конце есть выход. Смотри на меня.
— Нет! — быстро прошептала Сиенна. — Роберт, вернись!
Но Лэнгдон уже двигался обратно по распорке к главной балке чердака, оставив Сиенну одну в темноте, перемещавшуюся вдоль боковой стены восемью футами ниже него.
Лэнгдон добрался до центра чердака, и в тот же момент безликий силуэт с фонарем в руках достиг возвышающейся смотровой площадки. Человек остановился у низкого ограждения и направил луч фонаря вниз, прямо в глаза Лэнгдона.