Она вынула баночку и высыпала шесть капсул в ладонь Лэнгдона. — Кофеин, — сказала она. — На тот случай, когда я работаю в ночные смены как сегодня вечером.
Лэнгдон положил таблетки в рот и огляделся вокруг в поисках воды.
— Разжуйте их, — сказала она. — Так они подействуют быстрее, и помогут нейтрализовать успокоительное.
Лэнгдон начал жевать и немедленно съежился. Таблетки были горькие на вкус, явно предполагалось, что их нужно глотать целиком. Доктор Брукс открыла холодильник и вручила Лэнгдону полупустую бутылку Сан-Пелегрино. Он с благодарностью сделал большой глоток.
Доктор с «конским хвостиком» одной рукой удалила импровизированный бандаж, который она соорудила из его пиджака, и положила его на кухонный стол. Потом она тщательно исследовала его рану. Когда она держала его обнаженную руку, Лэнгдон почувствовал, как дрожали ее тонкие пальцы.
— Вы будете жить, — констатировала она.
Лэнгдон надеялся, что с ней все в порядке. Он с трудом понимал то, что они оба только что пережили.
— Доктор Брукс, — сказал он, — мы должны позвонить кому-нибудь. Консульство… полиция. Хотя бы кому-нибудь.
Она кивнула в знак согласия.
— И вообще, хватит называть меня доктором Брукс — меня зовут Сиенна.
Лэнгдон кивнул.
— Спасибо. Я — Роберт. — Убегая, чтобы спасти свои жизни, они только что придумали нечто похожее на договор, который гарантировал основание называть друг друга по имени. — Ты сказала, что ты англичанка?
— Да, по рождению.
— Ты говоришь без акцента.
— Вот и хорошо, — ответила она. — Я с трудом от него избавилась.
Лэнгдон хотел было поинтересоваться, зачем, но Сиенна жестом велела ему следовать за ней. Она провела его узким коридором в небольшую, мрачную ванную. В зеркале над раковиной Лэнгдон мельком взглянул на свое отражение — впервые после того, как видел его в оконном стекле больничной палаты.
Не хорошо. Густые темные волосы Лэнгдона были спутаны, а глаза налиты кровью и выглядели устало. На его скулах был слой щетины.
Сиена включила кран и подставила травмированное предплечье Лэнгдона под ледяную воду. Его как будто резко ужалило, но он держался и не убирал плечо, лишь вздрагивая.
Сиенна достала свежее полотенце и спрыснула его антибактериальным мылом. — Ты можешь не смотреть.
— Все в порядке. Меня не беспокоит…
Сиена начала яростно тереть, и жгучая боль пронзила руку Лэнгдона. Он сжимал челюсть, чтобы не закричать от боли.
— Ты ведь не хочешь заработать инфекцию, — сказала она, и стала тереть еще сильнее. — Кроме того, если ты собираешься звонить властям, то нужно выглядеть бодрее, чем сейчас. Ничто не активирует производство адреналина лучше, чем боль.
Лэнгдон продержался целых десять секунд прежде, чем с силой отдернул руку. Хватит! По общему признанию, он чувствовал себя более сильным и вполне пришел в себя; боль в руке теперь полностью затмила головная боль.
— Хорошо, — сказала она, выключая воду и насухо вытирая его руку чистым полотенцем. Потом Сиена сделала маленькую повязку на его предплечье. И пока она делала это, Лэнгдон почувствовал, что его что-то смущает, и он только что заметил — что-то сильно беспокоило его.
В течение почти четырех десятилетий Лэнгдон носил старые часы из коллекции с Микки-Маусом, подарок его родителей. Улыбчивое лицо Микки и поднятые в широком приветствии руки всегда служили ему ежедневным напоминанием, чтобы он улыбался чаще и относился к жизни не так серьезно.
— Мои часы… — Лэнгдон запинался. — Они исчезли! Без них он внезапно почувствовал себя неуютно. — Они были на мне, когда меня доставили в больницу?
Сиенна бросила на него недоверчивый взгляд, явно озадаченная тем, что его беспокоит такая безделица.
— Не помню никаких часов. Просто тебе надо выспаться. Я через несколько минут вернусь, и мы сообразим, как тебе помочь.
Она повернулась к выходу, но задержалась у двери, встретившись с ним взглядом в зеркале.
— А пока меня не будет, предлагаю тебе хорошенько подумать, с чего это кому-то нужно тебя убить. Думается, это первое, что спросят представители власти.
— Постой, куда ты уходишь?
— Нельзя же разговаривать с полицией полуголым. Я найду тебе одежду. У моего соседа примерно такой же размер. Он в отъезде, а я кормлю его кота. За ним должок.
С этими словами Сиенна удалилась.
Роберт Лэнгдон обернулся к зеркальцу над раковиной и еле узнал уставившегося на него оттуда. Кто-то хочет моей смерти. Он снова мысленно услышал запись собственного бормотания в бреду.
— Очень жаль, очень жаль.
Он напрягал свою память, пытаясь вспомнить, что произошло… хотя бы что-нибудь. Он видел только пустоту. Лэнгдон знал лишь то, что он был во Флоренции и у него было пулевое ранение в голову.
Всматриваясь в свои утомленные глаза, Лэнгдон задумался, возможно ли в любой момент проснуться в своем кресле дома, сжимая пустой стакан для мартини и томик «Мертвых Душ», только чтобы напомнить себе, что никогда не следует смешивать «Бомбейский Сапфир» и Гоголя.
Глава 7
Лэнгдон сбросил пропитанный кровью больничный халат и обернул полотенце вокруг своей талии. Ополоснув водой лицо, он осторожно коснулся швов на затылке. Кожа была воспаленной, но когда он пригладил спутанные волосы в этом месте, рана почти исчезла. Таблетки кофеина подействовали, и он наконец почувствовал, что туман начал рассеиваться.
Думай, Роберт. Попытайся вспомнить.
Ванная без окон внезапно показалась замкнутой, и Лэнгдон отступил в коридор, двигаясь инстинктивно к полоске естественного света, которая проникала в коридор сквозь частично открытую дверь. Комната была своего рода импровизированным кабинетом, с дешевым столом, потертым вращающимся стулом, разными книгами на полу, и, к счастью… с окном.
Лэнгдон двинулся к дневному свету.
Восходящее вдали тосканское солнце едва начинало касаться самых высоких шпилей пробуждавшегося города — колоколен, Аббатства, Барджелло. Лэнгдон прижался лбом к прохладному стеклу. Мартовский воздух был свежим и холодным, он подчёркивал весь спектр солнечного света, который теперь уже показался из-за холмов.
Освещение для живописи, что называется.
Посреди горизонта возвышался величественный купол, крытый красной черепицей, его верхушка была украшена позолоченным медным шаром, сверкавшим подобно маяку. Домский собор. Брунеллески вошёл в историю архитектуры, спроектировав массивный купол базилики, и теперь, через пять с лишним сотен лет, эта конструкция высотой 115 метров продолжает стоять непоколебимым гигантом на Домской площади.
C чего это я оказался во Флоренции?
Для Лэнгдона, которого всегда влекло итальянское искусство, Флоренция давно стала одним из любимейших мест в Европе, куда он стремился. Это был город, на улицах которого ребенком играл Микеланджело, и в студиях которого зажёгся огонь итальянского Возрождения. Это была та самая Флоренция, галереи которой манили миллионы туристов посмотреть с восхищением на «Рождение Венеры» Боттичелли, «Благовещение» Леонардо и на предмет гордости и радости горожан — статую Давида.
Лэнгдон был заворожён «Давидом» Микеланджело ещё когда впервые увидел его подростком… тогда он зашёл в Академию изящных искусств… медленно продвигаясь через группу неотесанных микеланжеловских Приджони… и тут почувствовал, что его взгляд неотвратимо потянуло вверх, к этому пятиметровому шедевру. Большинство новых посетителей поражали величественные размеры Давида и его выраженная мускулатура, однако, Лэнгдон более всего пленительным находил гениально выбранную позу Давида. Микеланджело применил классический приём контрапоста — для создания иллюзии, что Давид наклоняется вправо и его левая нога почти невесома, в то время как на самом деле его левая нога удерживает тонны мрамора.
Статуя Давида пробудила в Лэнгдоне первое искреннее восхищение мощью этой великой скульптуры. Теперь Лэнгдона интересовало, не посещал ли он этот шедевр в последние несколько дней, но единственное воспоминание, которое он мог у себя вызвать, было о том, как он проснулся в больнице и увидел, что у него на глазах убивают ни в чём не повинного врача. Как жалко. Очень жалко.
Вина, которую он чувствовал, вызывала отвращение. Что я совершил?
Стоя у окна, боковым зрением он мельком увидел ноутбук на столе около себя. Что бы ни случилось с Лэнгдоном вчера вечером, он внезапно понял, что это может появиться в новостях.
Если у меня будет доступ к Интернету, я смогу найти ответы.
Лэнгдон повернулся к двери и позвал:
— Сиенна?!
Тишина. Она всё ещё была в квартире соседа и искала одежду.
Не сомневаясь в том, что Сиенна поймет вторжение, Лэнгдон открыл ноутбук и включил его.
Экран домашнего компьютера Сиенны замерцал — стандартный Windows с голубым фоном. Лэнгдон немедленно зашел на поисковую страницу Гугл Италия и ввел словосочетание Роберт Лэнгдон.
Если бы мои студенты увидели меня сейчас, подумал он, начиная поиск. Лэнгдон все время предостерегал своих студентов от поиска в Гугле самих себя — новое экстравагантное времяпрепровождение, которое отражало навязчивую идею стать знаменитостью, которой теперь, казалось, обзавелась американская молодежь.
Открылась страница с результатами поиска — сотни ссылок, имеющих отношение к Лэнгдону, его книгам и лекциям. Совсем не то, что я ищу.
Лэнгдон ограничил поиск, выбирая раздел новостей.
Появилась другая страница: Новые результаты по запросу «Роберт Лэнгдон».
Роберт Лэнгдон выступил с презентацией новой книги…
Роберт Лэнгдон получил ученую степень в…
Роберт Лэнгдон публикует книгу по символогии для начинающих…
Список был длиной в семь страниц, однако, каких-либо недавних ссылок Лэнгдон не увидел — явно ничего такого, что объяснило бы его нынешнее сложное положение. Что произошло вчера вечером? Лэнгдон настойчиво продолжал поиск и вышел на сайт «Флорентийской газеты», выходящей на английском во Флоренции. Он просмотрел заголовки, разделы экстренных новостей и полицейские сводки, где попадались статьи о домашних пожарах, о скандалах с правительственными растратами и о всевозможных мелких преступлениях.