В лес я ввалился, как молодой лось, ломая все на своем пути, перепрыгивая какие-то бревна раньше, чем их замечал, лавируя между рыжими липкими стволами со скоростью, недопустимой при перемещениях по лесу.
Толкнулось что-то в локоть, я не обратил внимания. Надо мной летели клочья бело-розового мяса, и надсадно выл ревун. Цепляясь о сучья и ветки, многострадальная машина пробиралась вперёд. «Добрый» все ещё раскидывал сети и ими ломтиками нарезал бревна толщиной с моё бедро. Лес трещал и крушился.
Между листвой кое-где торчало солнце, и я бежал прямо, неосознанно выбрав его как талисман. Палки, потревоженные птицы и мох поднимались вверх и потом сыпались обратно. Рядом со мной рухнул упитанный кролик, его тоже зацепило сетью, а меня ещё нет, но предчувствия были паршивыми.
— Молодец, Раннинг, — сказал Квоттербек в наушник.
И тут я споткнулся и покатился кубарем на влажную землю — слишком неожиданно выступил передо мной скрытый подо мхом овражек. Меня развернуло спиной, потащило вверх, и там, на двухметровой высоте, зажатый ремонтным щупом, я вдруг обнаружил, что у меня болит локоть.
А ещё я обнаружил, что невдалеке сидит, опершись на одно колено, Лайнмен и смотрит в прицел «Иглы».
Меня качнуло и подняло ещё выше, я видел непрозрачный колпак кабины пилота, с которого сучьями сорвало все мясо, и понимал, что свой приказ выполнил… А вот что сейчас решит сделать со мной «Добрый», мог знать только Квоттербек.
Великий Аттам, дай мне проснуться у костра ещё раз.
И тут грянул выстрел. Лилово-фиолетовый, он прямым напряженным лучом вырвался из дула «Иглы» и ударился где-то подо мной, с треском ломая сочленения ног «Доброго». Я увидел, как лопается толстый поршень, как выворачивается наружу рабочая механическая начинка, и грохнулся вниз с огромной высоты, приложившись боком и рукой о невыносимо жесткую землю. В полуметре от меня тяжело распластался ремонтный щуп, безуспешно пытающийся снова ухватить добычу. Мне было не до него, я пытался дышать.
Так мы и валялись несколько минут: я — хватая ртом воздух и корчась, «Добрый» — торопливо спаивая свои соединения.
Раздышаться я так и не смог и был уверен, что осторожно подхватившие меня теплые жесткие руки — это руки Аттама, уносящие меня в Тревожную Смерть.
Забвение длилось недолго — нет, вечность, по моим меркам, а по меркам реальности, всего ничего, потому что, когда я очнулся, «Добрый» был ещё в порядке, колпак его кабины откинут, и внутри возился Тайтэнд, все такой же бледный, но решительный.
— Сам дойдешь? — спросил меня Лайнмен.
Он стоял рядом и держал «Иглу» наизготовку. Возле его глаз наметились глубокие параллельные морщинки, отчего они стали жестче и осмысленнее.
— Дойду, — прохрипел я не своим голосом, поднялся и заковылял прочь.
У меня не было ни малейшего желания наблюдать за гибелью дружка-спасателя, который лежал на боку, терпеливо ожидая помощи от человека, которому доверял.
Мне не было его жаль, но все это снова натянуло во мне струну, было мерзко и обидно… и я пошёл прочь, дрожа и вздыхая.
На полдороге к берегу я обнаружил, что с меня капает кровь, повертелся на месте и нашёл причину. Над локтем развороченные мышцы смешались с рваниной рукава и представляли собой неприятное зрелище. Я зажал эту кашу рукой и пошёл дальше, еле переставляя дрожащие ноги.
Квоттербек сидел у тех же двух сосенок.
— Вот и все, — сказал он, и в ответ его словам в лесу грянул взрыв.
Я боком привалился к нему и долго тупо смотрел на нос своего ботинка. Квоттербек сворачивал зеленоватую сеть на обожженных руках. Желтоватая вода плескалась внизу, подмывая низкий бережок.
— Есть хочется, — сообщил я Квоттербеку. — И пить.
Мне не досталось ни того ни другого. Когда вернулись Лайн и Тайтэнд, я сидел под сосной, привязанный к аппарату искусственной крови, и мне наказано было не двигаться.
Пока я не двигался, они вскрыли короб, оставленный «Добрым» Тайту. В коробе оказались бинты, антибиотики в ампулах, термоодеяла, несколько устаревших моделей «Щелчка», детали и схема для сборки переносного радиоприемника.
В деревне нас снова осыпали зерном и цветными тряпками. Высохший вождь торжественно препроводил в центр, где на кострах кипело в глиняных посудинах густое невообразимое варево.
— Внимание, — сказал Квоттербек по внутренней связи. — Много не есть. Пробовать, хвалить, оставлять. Тайтэнд…
— Я понял, — ответил Тайтэнд и сразу же принялся рыскать в поисках оставленной сумки. Он нашёл её в каком-то из домиков, вытащил наружу и уселся ощипывать взъерошенных птиц.
Возле костров не было видно ни одного Мужчины. Все они сидели поодаль и слушали наших проводников, выказывая восхищение короткими выкриками. Их было немного — остальные ушли разглядывать поверженного Дракона и, как потом оказалось, нарезали с него кучу технического мяса, совершенно не пригодного в пищу.
У варева суетились те самые существа поменьше, завернутые в узорные ткани по самые уши. Они тоже переговаривались, но мягкими, приглушенными голосами, и время от времени с завистью заглядывались на яркие синтетические флаги Солнца, полоскающиеся на ветру.
Тайтэнд ощипал птицу, отогнал этих небольших существ от одного из боковых костров и уселся возле него, раскрыв свой мешочек со специями.
Нас усадили на бревно поодаль и вручили по глубокой миске с желтой жирной кашей. Я попробовал опасливо — горячо, но вкусно. Лайнмен съел две ложки и все остальное время размешивал эту кашу так и сяк, а Квоттербек вовсе отставил миску в сторону.
Я был голоден, у меня ныла кое-как залеченная рука, а ещё я не так давно был выпущен из колбы и не успел ещё сформироваться полностью, поэтому после двух ложек остановиться не смог — меня как отключило.
Организм требовал ресурсов на восстановление и заглушал мой разум. Поэтому я сидел и ел с виноватым потерянным видом.
Ел даже тогда, когда закипел котелок Тайта и запахло крепким ароматным бульоном.
В итоге ко мне подошло одно из маленьких существ, протянуло смуглую грязную руку и вытащило опустевшую миску из моих рук, тут же заменив её полной. Так я спасся от гнева Квоттербека, потому что, когда он повернулся ко мне, я сидел с нетронутой порцией каши и потихоньку засыпал, сытый и уставший.
Тайтэнд принялся оделять нас бульоном, а я сидел на краю бревна, разморенный и вялый, и плевать мне было на этот бульон.
— Раннинг, — позвал он меня. — Ешь давай.
— Не хочу, — сказал я, и Квоттербек тут же поднялся и подошёл ближе. Он широкой ладонью накрыл мой лоб, потом пальцами спустился под ворот куртки и посчитал пульс.
— Руку покажи, — приказал он и присел передо мной на корточки.
Я вылез из рукава и показал. Рана наполнилась кровью, но тонкая нарощенная кожа сдерживала её внутри. Если присмотреться, то можно было увидеть, как соединяются под белой плёнкой сосуды и ткани.
— Подними-ка.
Я встал и поднял руку. Квоттербек покрутил её так и сяк, сгибая в локте, прощупал предплечье. А потом он отпустил меня — додумался. И ничего не сказал, просто отвернулся, словно жалея, что потратил своё время.
Тайтэнд стоял рядом, ничего не понимая, а Лайнмен заранее отвел глаза, я знал, ему всегда было за меня стыдно. Между ними решительно протолкалось то самое маленькое узорчатое существо и протянуло мне глиняную ледяную кружку с прозрачной водой.
— Пей, — сказало существо и заулыбалось, краснея даже под слоем загорелой темной кожи. — Так выздоровеешь.
За спиной существа шептались и хихикали ему подобные, я оторопело держался за кружку и медленно начинал соображать — это дети Эбы, сказал Тайтэнд. Они дети Эбы, и поэтому у них есть Женщины.
И это они — маленькие ходячие коврики с мягкими приглушенными голосами. Это они готовили для нас еду, которой не советовал увлекаться Квоттербек.
— Ну иди теперь… — хмуро посоветовал Тайтэнд. — Два пальца в рот.
— Только подальше, — сказал Квоттербек, — не надо им видеть.
Я пошёл, а эта чертова Эба увязалась за мной под дружный хохот цветастых подружек, и с ней на хвосте я обошел почти всю деревню по кругу, злясь на себя и на неё. Ей-то что, идёт и хихикает, таща за мной кружку, а я не знал, как от неё избавиться, и в итоге вышел за ворота и просто сбежал, оставив её недоумевать.
Возвращался я, когда уже темнело, отплевываясь от горькой вязкой слюны, и снова голодный, как животное.
В центре селения костры цвели желто-фиолетовыми цветами. Флаги опали, ветер стих. Кто-то почти невидимый указал мне на домик, стоявший на отшибе, и я вошел внутрь, отодвинув плетеную занавесь и пригибаясь.
Внутри горел фитиль, утопленный в широкой плошке. За плошкой виднелась узкая злая спина Тайтэнда, завернутого в спальник. Рядом с ним лежал Лайнмен, подложив под круглый затылок широкую ладонь. Он умиротворенно хрипел. Камуфляжный ежик его волос топорщился.
Стараясь не греметь, я вытащил спальник и долго искал, куда пристроиться. Справа и слева тянулись коридорчики, и оттуда кто-то таращился, бормоча тихие непонятные слова. Оставалось место у стенки, за Квоттербеком, но я боялся туда соваться, да и вообще надеялся, что он не проснется.
Квоттербек поймал меня, когда я собирался вылезти наружу и прилечь у костра.
— Сюда иди, — сказал он и подвинулся к вымазанной глиной стене.
— Больше такого не повторится, — покаянно сказал я, забираясь в синтетический мешок.
— Тебе сколько лет? — Квоттербек говорил тихо, почти шепотом, но я различал каждую нотку и интонацию его голоса.
— Скоро год, — ответил я. — Девять месяцев.
Он приподнялся на локте и посмотрел на меня почти весело, только губы были серьезными, с опущенными уголками.
— А зачем вас теперь так красят? — Теперь у него начали слегка улыбаться и губы.
— Не знаю, — ответил я, довольный, что тема ушла в сторону. — Может, побочный эффект.
— Ничего в колбах Аттама побочным не бывает, — качнул головой Квоттербек и снова угас.