— Антон, завтра я уйду. Мы с тобой когда-то говорили об этом. Помнишь?
— Не совсем.
— Совсем. И ты об этом знаешь лучше меня.
Влад дождался, когда за Леной закроется дверь.
— Куда она собирается уйти?
— В Иоаннинский приют.
— Приют?…
— Ты не знал? Мы оба оттуда. Воспитанники, Лена на курс младше. Когда мы решили, что будем вместе, она сказала мне, что, если наступит момент, когда уже ничего не сделать, она уйдет. Вернется в приют. Лена говорила — там ей было хорошо. Там действительно хорошо.
— Я думал, ваши родители просто умерли. Потому и не спрашивал.
— И спросил бы — ничего бы мы не ответили. Может, они и умерли.
— Как может быть хорошо в приюте?
— Может. Директор там такой специальный дядя, поведенный на археологии, восточных единоборствах и… Этот приют, знаешь, такой местный Шаолинь. В приюте бешеная библиотека, все как когда-то — полки до потолка, запах старой бумаги и книги. Конечно, больше все сканированные, но есть и настоящие рукописи, даже не знаю, сколько им лет.
— Дико дорогие, наверное.
— Наверное. Не знаю, что там такого в них написано, но рядом с ними хорошо. Как-то легко и правильно. Наверное, ей и вправду там будет лучше…
— Я как-то не замечал за тобой больших достижений в руконожестве…
— Я не по этим делам, но фехтую — прилично. А вообще, директор мне как-то сказал, что книги мне ближе и это для меня правильнее. Так что, пока другие оттачивали боевое мастерство, я оттачивал чтение и медитировал… После того как появились падшие, слово «чудо» не воспринимается. Чудо теперь — дело понятное, можно купить. А тогда перед тренировками директор проводил сеанс медитации. Отключаешься от всего и в то же время — кажется, что ты можешь все.
— Только кажется?
— В том-то и дело. Так и держишься на краю. Я не рискнул идти дальше. Но директор рассказывал, что и до края мало кто доходит. Так что кое-что у меня получалось. Странно, что я только сейчас вспомнил…
— А Лена?
— Никогда не спрашивал. Это как бы не совсем то, о чем можно спросить, даже у самого близкого человека. Может, и зря, — Антон забарабанил пальцами по столу. — Знаешь, Воронин знал, что я вернусь. Это точно. И у него точно есть «Крыло ангела». Или что-то другое, что может помочь…
— Дело за малым. Придумать, как обокрасть падшего ангела.
— Обокрасть можно любого, вопрос только в том, чтобы подготовка кражи не обошлась дороже краденого… Что напрягает — я в последнюю ходку попал в неприятную историю…
— Про Давича я в курсе.
— Там не только Давич остался, там довольно много народа полегло. Я же всю ночь CNN смотрел, звук не включал, так просто, чтобы картинка мелькала… Я сразу не понял, меня уже под утро торкнуло — где траурные новости, где некрологи, безутешные родственники? Ничего. А утром и вовсе чудеса — интервью с министром, не знаю, чего он говорил, я ему на лоб смотрел — понимаю, что глупо, но думаю, как они дырку от пули заклеили, грим или пластырь…
— Может, запись?
— Прямой эфир, они такой значок смешной вешают.
— Не бери в голову. Ты же без звука смотрел, может, это его брат-близнец. Меня пугает другое.
— Тебя пугает? Что-то я не помню, чтобы Лозинского что-то пугало.
— Обереги, артефакты, как ни назови… Их продают падшие, и не так важно сколько они стоят. Все говорят — падшие. Но ведь они демоны, и все, что идёт от них, — зло. Даже если кажется, что их обереги могут кому-то помочь.
— Влад, ты серьезно?
— Да нет, забудь. Просто я как-то давно об этом думаю, сегодня — точно некстати, прости…
— Ничего. Ты прав. Знаешь, всякий раз, когда я бывал у Воронина, он словно специально оставлял артефакты так, что, будь я хоть немного менее трусливым, я бы парочку попытался свистнуть.
— Может, проверка?
— А может, возможность?
Глава 9
Насколько были бы могущественны маги, если бы у них были компьютеры и мобильная связь.
Марк увидел Марию ещё раз. К этому моменту, насколько это в принципе было возможно в России, он стал хозяином земли. То, что когда-то было Иоаннинским приютом, сейчас представляло собой довольно обширные развалины. Настолько развалины, что даже церковь не решилась вкладываться в ремонт. И даже администрация не потребовала ничего от человека, который решился взвалить на себя этот крест.
Он уже набрал первую группу воспитанников — шесть человек. Марк решил, что приют должен остаться приютом. Программу учебного курса сверстал сам, отличий от той, которую знал хорошо ещё по школе, было немного — добавились единоборства и медитация дзадзен. Марка нисколько не смущало, что техники единоборств он брал из одного источника, а медитации из другого. Он знал — корень один.
Была и ещё одна причина для того, чтобы здесь был именно приют.
У Марка не было отчества. Для паспорта и сотен ненужных бумаг — Иванович. Так было заведено в детском доме, на крыльце которого оставили ребенка с запиской из одного слова «Марк». Ему так и не удалось найти родных. Только добыть информацию, что они были. В старой картонной папке отыскалось дело о большой семье, которой не стало за год. Кто-то попал под случайный нож, а кто-то в аварию. То, что майор милиции начал складывать каждое несчастье в одно дело, — случай. С точки зрения Уголовного кодекса, дела не была. Случайности и совпадения. Предпоследним происшествием значилась пропажа годовалого ребенка прямо из спальни. Родители проснулись, а ребенка будто никогда и не было. Долго горевать они не успели, на следующую ночь старый дом выгорел дотла — к приезду пожарных спасать было некого.
В деле не было имен и фамилий — только события и даты, будто одно упоминание могло навлечь несчастье и на майора. К тому моменту, когда в руки Марка попала эта папка, майору бояться было уже нечего. Мертвым бояться нечего.
Одна из дат совпадала с появлением Марка в детдоме. Ему этого было достаточно.
Марк не знал жизни в семье, потому детдом не казался ему чем-то особенным, уже значительно позже он смог сформулировать главное чувство, которое было с ним до шестнадцатилетия, — ему все время чего-то не хватало. Еды, тепла, одиночества, всегда чего-то одного и часто — сразу многого. Поэтому он и решил строить приют. Всего он дать воспитанникам не сможет, но еду, одежду и хорошую школу — обеспечит.
Была и ещё одна вещь, которая никогда его не отпускала. Последняя странница в папке майора — Марк еле разобрал написанное выцветшими чернилами: «Мог выжить кто-то ещё».
Если этот «кто-то ещё» выжил и ему понадобится защита — все, что ему нужно будет сделать, это найти Иоаннинский приют.
Прошло не так много времени, когда Марк понял, что первый этап закончен — приют уже работает без него. Он мог по-прежнему пытаться решать сам все проблемы, но мог и уехать на неделю, а вернувшись, убедиться — все работает штатно. Тогда он начал строить лифт.
В конструкции этого механизма не было ни одной повторяющейся детали, и каждая требовала не просто отдельного чертежа — иногда целой технологии. Сплавы, которые не употреблялись просто в силу непрактичности из-за очень-очень большой стоимости. Марк не отступал от прописанного в инструкциях: золото — значит, золото, серебро, платина, иридий…
Марк всю свою жизнь относился к деньгам просто, потому как их никогда не было достаточно, чтобы играть какую-то существенную роль. За последний год он потратил как раз столько, чтобы стать интересным людям, которые считают, что если где-то что-то прибавилось, то это «где-то» должно находиться у них в кармане.
Он чувствовал интерес и уже готовился к неприятностям, но опасные люди как-то сами собой уходили за горизонт. Вероятно, у Марии были не только финансовые возможности.
Марк отправлял счета, их оплачивали, а через неделю, через две, иногда через месяц ему поступал заказ. Никто ни разу его не обманул, хотя соблазны были, ведь он платил всегда вперёд, и часто — много. Пару раз были задержки со сроками. И каждый раз перед ним извинялись так, будто от того примет ли он извинения зависит что-то важное. Здесь он тоже чувствовал руку Марии.
Оставалось немного — все детали были изготовлены, основные механизмы собраны, но он ждал. С момента последнего свидания с Марией он ни разу не уезжал из Петербурга, не выбирался даже за пределы приюта, все больше поручал сыну и помощникам. У него ушло десять лет на то, чтобы выполнить все инструкции на десятке тонких листов, переданных Марией.
Из его старой квартиры в приют переехали не только книги и книжные шкафы. Он все так же предпочитал пить чай из больших кружек.
— Ждал?
Было достаточно услышать её голос, чтобы какая-то недостающая деталька села на своё место, — Марк снова почувствовал себя просто нормально, как человек, у которого абсолютно все в этой жизни хорошо.
— Знаешь.
Мария не изменилась. Марк этого и ждал, и хотел. И все же это было немного досадно — она стала ещё недоступнее…
— Спрашивай.
Марк тяжко вздохнул, ему казалось, что все, что он спросит, она уже и так знает, а главное… о главном он не спросит никогда.
— Почему я? Зачем все это? Почему именно сейчас?
— Начну с конца — потому что время вот-вот наступит…
— Конец света?
— Меня всегда смешила эта фраза. Ну хорошо, в каком-то смысле конец света… Зачем? Для того все и хранилось, чтобы, когда понадобится, им воспользоваться. Почему ты? Ты искал запах Зверя. Ты почувствовал, что он близко, поэтому ты.
— А он близко?
— Всегда.
Оказалось, в библиотеке приюта есть место не только для книг. Марк выучил каждый миллиметр её тонкого тела, выучил на вкус и на запах, взял всю и, уже засыпая, обхватил руками, чтобы не ушла. Утром её не было.
Марк принял её уход как должное, он сделал работу и получил награду, чего ещё хотеть?
Мария снова оставила ему записи. Ему было неинтересно, но он прочел все. Это были правки к учебной программе приюта. Ни слова о литературе и математике. Её интер