Вторая пара ног дала о себе знать в более жесткой манере. Это был хороший удар, Антон смог бы более объективно оценить его точность и силу, если бы целью были чьи-то чужие ребра.
В офисе Воронина многое было хорошо. Столик с журналами, стоящий рядом с лифтами, тоже был хорош. Натуральное дерево и стекло. Ни разу не ДСП. Антону казалось, что столик должен быть несколько тяжелей. Мисс Совершенству теперь довольно долго ничего не будет казаться. Стекло разлетелось вдребезги, дерево запачкалось чем-то красным, быстро темнеющим. Теперь Стрельцов мог не гадать — обе мисс были человеками. Одна — сильно покалеченным человеком, вторая — быстро бегущим.
Антон ждал. Надо бы прятаться, надо бы двигаться — прочь. Здесь и сейчас его должны были встречать не девушки с ресепшена, а охотники за головами… Все не так. Пусто, тихо. И все не так было с ним. Он не должен был выжить.
Стрельцов вышел на крыльцо и сел в машину. Воронинский «мерседес», ключи на месте — кто уведет машину у падшего? Шестисотый заурчал и тронулся, босиком давить на педали было непривычно, но не критично. Антон ехал со скоростью свадебного лимузина, если кто хочет догнать — велком! Снова вспомнил о сумке, которая осталась где-то в офисе падшего. Чуть было не развернулся, вероятно, именно так и сходят с ума… Каждый раз, глядя в зеркало заднего обзора, Антон видел у себя на плечах змею — наверное, это всё-таки была змея — и ещё раз повторял себе — я не сошел с ума.
Москва, уже вполне проснувшаяся, наполнилась красными комбинезонами, спешащими торговцами, туристами, организованными и дикими, агентами компаний, падшими, летящими без правил. ГИБДД умерло вместе со старой Москвой, остались светофоры, светящие сразу всеми лампами, всеми цветами, — игрушки на огромной елке, не знающей Рождества.
Антон впервые ехал по Москве один в машине, впервые открыто. Обмануть он мог разве что контрактников, таких же, как он, пешеходов — только не падших: любой из них знал, кто ведет «мерседес» Воронина. Кажется, им было все равно. Наверное, он все же сошел с ума: Стрельцов направил «мерс» на встречную — с тем же успехом он мог продолжать ехать, никуда не сворачивая. Теперь встречной стала та полоса, по которой он только что двигался. Ни один падший не рискнул оказаться у него на пути.
Остановили Антона паломники.
Сплошной поток двигался по Кутузовскому, и… Кутузовский двигался навстречу. В плотной толпе то здесь, то там появлялись проплешины — дорожное полотно проспекта, вдруг ожившее, выдергивало из толпы очередную жертву. На паломниках — банданы с черепами, значки, наколки — целое стадо ухмыляющихся черепов, знаки Шутника…
Шедшие рядом тут же занимали места поглощенных — так они называли счастливчиков, которым не доведется дойти до места силы одного из Шестерки падших. По статистике, шансов оказаться поглощенными было больше у новичков и тех, кто шёл с ними рядом. Возвращалось из паломничества около трети — вылечившиеся от всех своих мелких болячек, получившие полные горсти маленьких радостей вместе с оберегами первого уровня и живущие только тем, что в следующий раз им повезёт либо не вернуться, либо получить радости более крупного достоинства вместе с оберегами следующего уровня.
Кто-то один останется — не будет поглощен, но останется в Москве. Его обратят — появится ещё один падший. И каждый из идущих сейчас по Кутузовскому мечтает именно об этом.
Так близко видеть паломников Стрельцову ещё не доводилось. Старался просто не попадать с ними в одно время в этот город, а уж за его пределами вообще держался далеко и осторожно. Паломники ходоков не любили, так как, с их точки зрения, обереги должны доставаться лишь в обмен на жертву, но уж никак не за деньги.
Сейчас поневоле Антон присматривался к ним. Никаких безумных глаз, и слюна не капает — обычные люди, почти как на демонстрации, вот и флаги у них, а что с черепом — так носить изображение кого-нибудь уже умершего — давняя традиция…
Много подростков — эти-то куда?
Флаг дернулся — знаменосец только что стал ещё одним поглощенным, флагу упасть не дали и даже шага не сбавили.
Стрельцов наконец понял, что ему мешает принять эту толпу. Тишина. Все шли молча: ни разговоров, ни тем более песен. Сосредоточенны, как хирург перед операцией. Только резать сегодня будут самого доктора — и без намека на наркоз…
Антону пришлось прождать минут двадцать, пока поток не истончился и наконец не иссяк. Посмотрел в зеркало заднего обзора — змея, которую он продолжал чувствовать на плечах, то ли стала невидимой, то ли всё-таки была галлюцинацией. Антону больше нравился второй вариант.
Последней в процессии паломников не шла — прокладывала путь — женщина лет сорока: строгий брючный костюм, недешевые туфли на немыслимых высоких каблуках — уже в руках, стиль «я работаю на шефа давно и круглосуточно». Ступала «леди для бизнеса», стараясь поставить ногу по центру очередного булыжника, будто боялась наступить сразу на два или попасть в щель между ними. Потому и отстала.
Как-то не так Антон представлял себе сумасшедших, именуемых паломниками. Если бы не такая же, как и у остальных, повязка с улыбающимся черепом, женщину вполне можно было принять за случайного прохожего, который оказался здесь по какой-то чудовищной случайности, «шёл в комнату, попал в другую…».
Женщина сделала очередной шаг и словно примерзла к мостовой: тело пытается идти вперёд, а ноги, как будто схваченные суперклеем, не пускают.
Антон видел все с расстояния метров десять и все, что мог бы сделать, это пристрелить. С другой стороны, кто он такой, чтобы мешать воле безумца? Разве не за этим она здесь?
Наконец до женщины дошло, что уже можно не спешить. Уже некуда. Процесс шёл сначала неспешно — ноги плавно погружались в полотно дороги, будто это был не камень, а трясина. Бизнес-леди, кажется, не столько испугалась, сколько восхитилась, что её вот-вот «поглотят». Страшно ей стало, когда она поняла: то, что с ней происходит, нельзя назвать одним словом — «поглощение». Жертву засасывало под дорогу с двух сторон — отдельно ногу правую, отдельно — левую. И не было никаких шансов ни остановить этот процесс, ни остаться целой. Тем, кто был поглощен в толпе, повезло, там все происходило быстро, скорее всего, они ничего не успевали почувствовать, а соседи не успевали увидеть. Одинокую паломницу разрывало на части, и происходило это медленно. Антону показалось — целую вечность.
Что такого должно было произойти в жизни женщины, чтобы она согласилась участвовать в лотерее, где шансы на выживание — один к трем?
Наконец Стрельцов снова поехал, а где-то позади по Кутузовскому все ещё двигались к заветной цели на Волхонке паломники, и с каждым пройденным шагом их становилось все меньше.
Антон Стрельцов бросил машину у камня с крестом. Перекрестился и пошёл к Периметру. Створки ворот раздвинулись. Таманец на вышке прицелился — Антона встречали. Восемь упакованных в бронекостюмы бойцов. Антон не встревожился — в конце концов, это были всего лишь люди.
Глава 14
Достаточно выбрать худшее из возможного, чтобы быть готовым ко всему.
Наручники, ножные кандалы, странно, что не озаботились кляпом.
В этой части Периметра Антон не бывал. Он в принципе мало где здесь бывал — даже когда изучал черную гончую. Проход от стены до стены да стоянка для автомобилей. Оказывается, кроме паркинга в Периметре была и вполне приличная тюрьма. Стрельцов успел насчитать пять камер, пока очередная дверь не открылась для него.
Два на два, три метра в высоту. Лавка, дырка в полу, лампа, вмонтированная в потолок, — не допрыгнуть. Дверь — кусок металла с глазком. Стрельцов отдыхал. Прошло уже довольно много времени — достаточно для того, чтобы Антон изучил все трещины в стене напротив лавки, представил себе остаток жизни в этом месте и придумал, чем будет заниматься. В голове навязчиво всплывали рецепты от Эдмона Дантеса. Антон попробовал перестукиваться с соседями. То ли со времен Монте-Кристо научились делать звуконепроницаемые камеры, то ли соседи попались необщительные.
Когда дверь в камеру открылась — Антон был готов к будущему. Достаточно выбрать худшее из возможного, чтобы быть готовым ко всему.
Визит генерала Парыпина не вписывался в худший вариант. Это было в духе генерала — лично допросить Антона, даже задержать его: вполне объяснимо для человека, который время от времени страдал приступами паранойи, кто бы на его месте не страдал… Только Стрельцов не слышал, чтобы кого-то из ходоков задерживали. На выходе из Москвы ходок практически выполнял волю падшего, и мало кто посмел бы помешать её выполнению. Особенно так близко от них.
Когда-то, в другой эре, во времена динозавров и щедрого солнца юрского периода, этот человек умел улыбаться. Может быть, даже черты его лица были сложены в те времена из чего-то менее остро— и прямоугольного. Генерал Парыпин остановился напротив Антона — так замирает корабль на рейде — привычно, естественно, он готов стоять, пока ржавчина не проест борта. У Парыпина были очень крепкие бока. С антикоррозийным покрытием.
Дверь закрылась, чтобы оставить тюремщика и заключенного вдвоем.
— Наведенное напряжение, — вместо приветствия сообщил генерал. — Если что, твои наручники и кандалы очень быстро нагреются. И очень сильно. Мы испытывали на трупе — сгорел, — голос у генерала был обычным. Без острых углов. — Если не будешь отвечать на мои вопросы или будешь неправильно себя вести, опробуем на живом тебе. Я понятно объясняю?
Антон понял, что у худшего из вариантов, которые приходили ему в голову, есть достойные соперники.
— Я отвечу на все вопросы и буду вести себя правильно.
— Хорошо. Тогда скажи, кто ты? Только не торопись. У тебя может возникнуть соблазн выдать себя за Антона Стрельцова. Твои документы в полном порядке. У тебя те же отпечатки пальцев и скан сетчатки. Ты на него похож. Но только похож… Стул, живо!