— Ты как будто не рад? Сейчас бы лежал под тем домом такой тихий-тихий, всем довольный…
— Влад, я рад, но всё-таки…
— Ну да. Влад, а скорее Лис, оказался в списке тех избранных, кого некто на очень высоком уровне посчитал достаточно удачливым, чтобы отправиться в Москву и убить Антона Стрельцова. Не срослось.
— Забавно, — Антон попробовал разогретую гречку как бы с мясом. — Пока горячее, вполне съедобно, — пытаясь и не обжечься, и прожевать, продолжил: — Скажи, кому нужен ходок, который, ну ладно, позаимствовал дорогой артефакт, но у кого? У падшего! Ведь они вне закона. А тут кто-то наверху собирает целую команду, зачем?
— На самом верху, выше комитетчиков Центральной республики, — Влад отложил автомат, наблюдая, как Антон задумчиво уже почти схарчил банку каши. — Оголодал?
— У нас ещё есть.
— Ну да, что с тобой, вообще, произошло? Что ты такое сделал?
— Влад, скорее, что со мной такое сделали…
Антон выскреб последнюю ложку, аккуратно отставил банку в сторону. Встал, потянулся. Влад смотрел и видел то, на что обращает внимание серьезный боец, — пластику противника. Неважно, что Антон и не пытался встать в стойку и продемонстрировать ката. Можно изменить внешность, можно избавиться от отпечатков пальцев, но научиться иначе двигаться можно, только став другим человеком. У этого Стрельцова в движениях не было ничего окончательного будто резиновый мячик, запущенный с крыши на брусчатку — куда отскочит? Когда остановится? И ел «старый» Антон раньше иначе — не так чтобы всю банку в один присест и с другом не поделиться.
— Там ещё что-то осталось? — Пустая банка оказалась неожиданностью и для Стрельцова. — Что-то я увлекся…
— Ещё две есть — одна с курицей, другая с говядиной, тебе какую?
— Ту, которую ты не будешь, а то глаза вон какие голодные! И расскажи-ка мне про Врата. Все-таки знать место, в котором умрешь, — это не каждому дано.
Антон по привычке сунул руку во внутренний карман за наладонником, вспомнил, что тот остался где-то в офисе Воронина, выдернул руку из-за пазухи, будто обжегся, даже поморщился.
— Обычный дом. Никакой охраны, никаких неожиданностей. Рассказывают, что в холле, сразу за входными дверями — огромная хрустальная люстра.
— А со второго этажа доносятся звуки вальса, — Влад попробовал содержимое банки, и ему не понравилось. — На войне, как на войне…
— Что?
— Я говорю, что довелось много где побывать, — было всяко, но ни разу нигде прилично не кормили, как будто в этом и есть главный закон военного времени. Извини. Просто про люстру и вальс даже я слышал и ещё всякий бред по поводу — пойдешь вверх, попадешь вниз, а кто пошёл вниз, тот так и не вернулся, и ещё что там нельзя оборачиваться…
— Значит, мы оба знаем одно и то же. Раньше там был просто офис. Точнее, офис был о-го-го, но ничего таинственного. В подвале этого офиса была лаборатория, в которой исследовали ковчег. Там все и началось.
— А что там теперь?… Дворник мне сказал, что у меня есть только один шанс — Врата, а там меня будет ждать один из шестерки первых падших — Привратник.
— Ты говорил с Дворником?
— Так случилось. Я, Влад, за эти дни столько всего увидел и услышал, что, спроси у меня, что из этого было на самом деле, а что нет, не отвечу. И сам я какой-то латаный-перелатаный, как продукт, пригодный для стопроцентной переработки, то есть попользовались, переработали и снова вперёд — на все сто процентов, — Антон пытался держаться, но даже сам себе боялся признаться — от прежнего Стрельцова мало что осталось. Чувствовал он себя нормально, но вопрос в том, как долго это «нормально» продлится, и что он обнаружит потом у себя на руке, из которой кость вырвала молодая падшая, и что за шрамы остались после ночей у Дворника, что вообще в нём могло остаться целого после обстрела, тюрьмы, пыток.
— Две вещи я тебе скажу точно. У тебя есть ручная змея, причем очень опасная. И тебя боятся падшие. Это я сам видел. Не думал, что Мустафа может от кого-то так драпать. О, чуть не забыл, ещё две мелочи: ты до сих пор жив и, что самое странное, артефакт при тебе.
— Все?
— Нет. Прозвучит это, конечно, не ахти, но как для меня — то это уже запредельная странность: тебя разыскивают таманцы, причем за вполне приличное вознаграждение.
— А тут что странного?
— Для того чтобы таманцы разыскивали кого-то, кто у них побывал, нужно от них уйти, и вот это меня, как человека немного знающего, что и как делается у Парыпина, — напрягает.
— У Парыпина?
— Видел бы ты его рожу, когда он по ящику объявлял тебя в розыск.
— Что-то не хочется мне видеть его рожу… Чай пить будем? — У Влада с собой были и чай, и кружки, и вода. Зря, что ли, столько лет в поле.
Чай пили так, будто напиток был каким-то особенным, стоимости немалой и требующим неспешного смакования всеми вкусовыми бугорками. Горький, горячий, жидкий.
— Помнишь, я тебе говорил, что видел по телевизору убитых в казино политиков? Парыпин тоже не выжил. По крайней мере лучшее, что с ним могло случиться, — это длительная командировка в реанимацию и слабенькая надежда на то, что он когда-нибудь сможет сам ходить в туалет. Лет через пять. Я могу поверить, что он до сих пор дышит, но чтобы по ящику выступать!!!
— Может, у него оберег.
— Ага. Водка называется. Если литр водки добавляет день жизни, то Парыпин будет жить вечно! Если у человека допрос — это повод выпить…
— Тебя Парыпин допрашивал, а потом умер?
— Так получилось. Потом, Влад, если это «потом» когда-нибудь наступит, я тебе все расскажу.
Они тщательно вымыли кружки — из стенки торчала ржавая труба, когда-то заканчивающаяся краном, крана не было, а вода сочилась, пить не рискнули бы — вымыть посуду рискнули.
Запаковались. Влад критично осмотрел практически отсутствующую амуницию Антона:
— Можем что-то у Дацика позаимствовать, ему уже не надо.
— Это же Врата, там главное — не оборачиваться и не возвращаться.
— И не спешить.
В пустой комнате трудно появиться незамеченным. Большому толстому гостю это удалось. Он оглядывался с неуверенностью человека, только что вошедшего из света в сумрак.
— Присесть у вас тут негде? — Со стульями были большие проблемы, остатки последнего Антон доломал, дабы разогреть еду. — Понятно, все приходится делать самому, — гость прищурился, немного протянул левую руку вперёд и будто бы ухватил ею что-то невидимое. Дернул на себя. Вероятно, именно таким движением срывают скатерть со стола, так чтобы посуда продолжала стоять на обнажившемся дереве, будто всегда так и было.
Та же комната и тот же дом — только так они могли выглядеть в параллельной вселенной. Никаких зияющих дырами или вовсе отсутствующих потолков — лепка и многоярусные светильники, такие огромные, что становится страшно за того, кому придется вытирать с них пыль. Стены обтянуты зеленым сукном. Мебель — кожа и дерево. Гость сел — это трудно было назвать креслом — так, небольшой диванчик — как раз ему по размеру. Антону и Владу достались стулья. От того, что они сидели выше гостя, уверенности не прибавлялось. За щеками и нависающими бровями толстяка глаз было не рассмотреть. Вероятно, в роду у гостя были шарпеи.
— Я, наверное, не такой трусливый, как мои братья. Вы ведь знаете, кто я. Не знаете зачем.
— Все падшие хотят одного, — Влад встал. Стулу, как и вообще чему угодно от падшего, он не доверял.
— Не волнуйтесь, нас не потревожат, Влад. В этом городе мне не досаждают.
— Поскольку вы нас знаете, а мы вас нет, нам трудно вести переговоры, это ведь переговоры?
— Они самые.
Наверное, Антону показалось, но на мгновение складки на лице гостя изобразили нечто, что можно было принять за улыбку.
— Странно, я был уверен, что достаточно… узнаваем, — продолжал гость. — Зовите меня Купец. Я хочу с вами поторговаться. Обычно у меня это получается неплохо.
Купец держал в своих руках практически всю серьезную торговлю Москвы. Каждый контрактник подписывал бумагу, где уже стояла персональная печать Купца, любой, кто хотел заняться в Москве бизнесом более-менее постоянно, должен был получить небесплатное добро его офиса — от турфирм до кафешек. Это не гарантировало безопасность ни посетителям, ни хозяевам. Но серьезно подправляло статистику выживания — настолько серьезно, что некоторые всерьез верили, что, пока они платят пошлину, с ними ничего не случится. Москва никогда не позволяла верить в хорошее слишком долго, но факт оставался фактом — прибыль у тех, кто получал лицензию, была выше, пираты долго не протягивали. Бизнес у них не ладился совсем. Как-то так само получалось.
— Вы что-то хотите купить? — спросил Влад.
— Всегда. Но сначала разберемся с вами. Влад Лозовский? С вами я торговаться не буду, вам нечего мне предложить.
— Но…
— Я даже не против, если ты снимешь свою пушку с предохранителя, если тебе это поможет. Теперь Стрельцов, а чего хочешь ты?
За последние дни Антону не повезло увидеть разных падших, но только сейчас он уловил странное сходство между ними. Слова Купца о братьях характеризовали ситуацию очень точно: все они — Воронин, Купец, крупье в казино «Весна», Мустафа — одной крови, одного корня, казалось, они даже ближе друг другу, чем любые однояйцевые близнецы. Будто один и тот же человек, примеряющий разные маски.
— Я скажу, а ты меня поправишь, — Купец снова попытался изобразить улыбку. — Все дело в артефакте для твоей девушки. «Крыло ангела» — редкий товар, дорогой. Тебе удалось его украсть и даже избежать наказания, вот только ты не можешь выйти из города. А время идёт. И вот ты у Врат. Даже если ты вдруг выживешь, никаких гарантий, что ты успеешь домой вовремя. Ты ведь понимаешь, таманцы будут тебя искать везде, и у них хватит связей, чтобы им помогли. Я к тому, что один раз тебе повезло, но вечно везти не будет…
— И тут появляетесь вы с предложением.
— Почти так. Не просто с предложением, а с роскошным предложением. Антон, ты получаешь то, что хочешь, — «крыло ангела» будет доставлено твоей девушке, Влад Лозинский целый и невредимый покидает Москву.