Все было просто и привычно. Камень, крест, ворота. Помолиться и вернуться домой.
Лозинский будто читал его мысли:
— Всего-то и осталось — выйти. Дадут пройти через стенку и там убьют или снайперы сработают, пока мы ещё здесь?
— В сторону Москвы они стрелять точно не будут. Таманцы заточены под другое.
— То есть сейчас просто подойдем, и… твоя машина на парковке?
— Почти.
Двое шли к воротам. Мимо «У Кутузовского». Здесь тоже все всё понимали — парочка у дверей юркнула внутрь. Антон ухмыльнулся. Боялись не его — боялись того, что может случиться рядом с ним. Почему-то было весело. Стрельцов представил себе, как в кафе баррикадируют двери.
— Может, заскочим кофе выпьем?
— Ага. Две ложечки цианистого, сахар и молоко не добавлять!
Позади была Москва и погоня. Впереди Периметр. Антон очень хорошо представлял себе, как встретят их там. Часы тикали, а ситуация все никак не сдвигалась с точки «хуже не бывает». Стрельцова вполне устроило бы даже «просто очень плохо».
Ворота не открылись. Было бы хуже, если бы их вдруг пустили. Трудно остановиться перед открытыми дверьми.
— Я тут подумал, Антон, хорошо, что мы кофе решили не пить. Странно, что уже второй раз, и штука эта ни разу не помогает…
Лозинский рассматривал «У Кутузовского». На первый взгляд, ничем не примечательная картинка, если бы не пара десятков тёмных пятен, рассыпавшихся вокруг кафе.
— Какая штука не помогает?
— Браслет. Нам перед входом в Москву выдали, говорили, с ним можно запросто везде ходить, никакая зараза в нашу сторону даже не сунется. Только черным гончим на эти браслеты плевать.
— Черным гончим…
Пятна вокруг кафе обрели реальное значение. Ходоки никогда не были бойцами. Они умели возвращаться, а не драться. Те, кто посещал «У Кутузовского», не были даже ходоками.
— Если они действительно забаррикадировали двери…
— …то это задержит гончих минуты на две.
— Если внутри Изя Корчевский, то их может отпугнуть запах.
Влад Лозинский хорошо знал, что может, а что не может оружие. На что способен его автомат, он тоже знал. С черными гончими он познакомился достаточно близко. И всё-таки…
Выстрел был отличный. Двести метров — как раз то, что нужно, если бы только это были не чёрные гончие.
Второй выстрел заставил пса перестать кружить вокруг кафе. Третий — и гончие перестали интересоваться содержимым кафе. Агрессивная цель всегда интереснее.
— Хороший ход. У тебя есть план? Сейчас ты вытащишь плащ-невидимку, они пробегут мимо и выгрызут нам путь до самого Питера?
Забавно. Антон всегда считал Влада человеком предельно циничным. То, что он пришёл за ним в Москву, можно было как-то объяснить. А вот спасать совершенно незнакомых людей, которые сами выбрали свою судьбу выбравшись в это кафе в самом опасном городе мира, — это понять Стрельцов не мог.
— Именно так, только без плаща. Прости.
— Влад, они даже имени твоего не знают. Спасибо не скажут. Есть хоть что-то, что может нам сейчас помочь?
— Если в них попасть, они на секунду останавливаются.
— Тогда стреляй почаще…
Двести метров для чёрной гончей… Ветер считается ураганным начиная с тридцати двух метров в секунду. Гончие были быстрее. Влад успел выстрелить, когда до ближайшей гончей оставалось совсем мало, Антону не пришлось даже делать выпад — так, тычок, которого, однако, оказалось достаточно. Дворник не обманул, это был его клинок. То, что требовало усилий в случае с мачете, то, что получалось из последних сил при прямом контакте, с этой шпагой выходило легко. Казалось, Антон и его клинок пели — на два голоса. Через мгновение к ним присоединился третий — дождь подстраивал свой ритм под их песню.
Получалось легко: просто подождать, когда ещё одна гончая окажется достаточно близко, чтобы дотянуться, чтобы кайфануть от идеальной стойки, в которую, кажется, само перелилось тело. Антон Стрельцов сейчас был идеальной моделью для рисунков к учебнику по бою на шпагах. Каждое мгновение — идеальная стойка, выпад — высокоточное попадание, будто высчитанное на каком-нибудь компьютере ПВО. Движение — так, только что родившийся ручеек, ещё не проложивший своё русло, — не предсказать, только любоваться.
Один шаг — и две гончие, атаковавшие одновременно, без шансов на поражение, уже пролетают мимо, а Стрельцов спокойно встречает их по очереди. Этой шпаге достаточно коснуться противника, чтобы тот уже никогда ничему не противился. С каждым касанием Антон становился ещё сильнее, и на этот раз он этого не боялся. Ему понадобится эта мощь.
Лозинский выстрелил ещё только раз. Одна из чёрных гончих решила, что Влад ей нравится больше. Стрельцов успел за секунду паралича от попадания пули достать пса.
Семнадцать чёрных клякс постепенно погружались в брусчатку. Скоро от гончих не останется ничего.
— У тебя ни царапины. И снова идёт дождь.
— Я люблю дождь.
— Ну да. Тот, кто нанимал мою команду, на что он рассчитывал?
— Думаю, хотя бы на один выстрел. Я не гончая, мне бы хватило. Не просчитали они только тебя. Но среди тех, кто идёт по нашему следу, ещё одного Лозинского не будет.
До Периметра оставалось немного. Антон подошёл к стене правее ворот. Влад отстал, с каждым новым шагом шедший впереди Стрельцов будто понемногу растворялся в дожде. Лозинскому оставшийся десяток шагов было уже не пройти. Не болели мышцы, не сбоило дыхание. Просто хотелось остановиться, а ещё лучше — прилечь прямо здесь, плевать, что на булыжники.
До Периметра осталось метра три, когда Влад перестал сопротивляться. До последнего он надеялся, что браслет Мустафы не сработает. Против гончих не помог, а вот за Периметр точно не пустит.
Антон прильнул к стене. Так ребенок обнимает маму — выплакать обиду, так женщина прячет лицо на груди того самого — единственного. Стрельцов вжимался в стену, и Владу издалека показалось, что бетон поддался — сначала почти незаметно, потом изгиб стал явным. В следующее мгновение стена исчезла. На пятьдесят метров вправо и влево от Стрельцова не было ни стены Периметра, ни ворот, ни таманцев, ни вышек с пулеметами — будто огромный плуг прошелся в этом месте куда-то в сторону Петербурга, исчезли и минные поля, и трасса — голая исковерканная земля. Владу не доводилось бывать на артиллерийских полигонах, но примерно так он себе представлял, как может выглядеть земля, после того как на ней испытают какой-нибудь очередной «Град» или «Ураган» — смертоносную залповую систему, накрывшую территорию размером с небольшую страну. Один из знаменитых танков Парыпина попал под «плуг» — часть отрезало, как ножом, остаток мог служить методическим пособием по внутреннему устройству танка — особенно живописно смотрелся заряжающий механизм.
Стрельцов лежал. А Владу до него не дойти. Браслету плевать, что Периметра нет.
Дождь. Не было капель — струны натянулись от неба до земли. Сотни прошли сквозь Стрельцова, пара дрожали рядом с Лозинским. Влад подставил руку с браслетом — металл от воды зашипел, ему этот дождь не нравился.
Антон выдохся. Брать так же тяжело, как и отдавать. Дворник был прав. Вся Москва, весь Периметр, каждый кирпич, каждая крупица песка, травинка, деревцо — все это было частью одного организма, одного огромного Падшего, для Антона — чистая энергия, взял сколько мог. Теперь надо идти. Шестьсот пятьдесят километров так никуда и не делись.
Стрельцов поднялся, и, будто по команде, струны оборвались — пошёл обычный дождь, может, только слишком теплый.
— Влад, пойдём, пора выбираться.
— Без меня. Помнишь, я тебе про браслет говорил? Мустафа не обманул, снять браслет без него — никак, а с браслетом я отсюда не выйду. Нельзя принимать от падших ничего. Я знал это — только у меня выбора не было.
— Его никогда не бывает… — Антон смотрел на только что появившихся преследователей. Лучше бы это была ещё одна стая гончих.
Четверо тёмных, когда-то бывших людьми, — теперь четыре охотника за головами. Теперь выбора у них действительно не было. Влада Антон точно не бросит, да и убежать от этих явно не удастся. Стрельцов порадовался своему новому клинку. Им будет хорошо вдвоем.
Лозинский пошёл навстречу охотникам. Чем дальше от Периметра, тем лучше он себя чувствовал. Даже рана уже почти не беспокоила. Отстрелялся, опустошил все обоймы — все нипочем. Видел в голливудских фильмах, как морские пехотинцы стреляют-стреляют в каких-нибудь годзилл, чужих, зомби, а тем хоть бы хны, пока не появится какая-нибудь особенно большая пушка. Подствольный гранатомет не обрадовал тоже. У Влада не было истерики — он просто решил испробовать все. Дошел черед и до пистолетов. Теперь он видел своими глазами, как это происходит. Каждое попадание вызывало небольшую волну, которая проходила по всему телу охотника, и больше ничего. Все равно что бросать камушки в море и ждать, что вот-вот начнётся цунами.
— Прикрывай меня, — Стрельцов подошёл неслышно, хотя под ту артподготовку, которую провел Влад, мог бы и на танке подъехать.
— Зачем? — Влад рассчитывал, что будет умирать не зря. — Я тут что, просто так развлекаюсь?
— Далеко я бы все равно не ушёл.
Лозинский успокоился. Была у него такая черта — успокаиваться, когда от него все равно ничего не зависит.
Стрельцов немного дергался, дело было не в страхе и не в волнении. Энергии в нём было через край, а клинок, видимо, это чувствовал и, кажется, пытался петь. Антон понимал, что клинки не поют, но его клинок, сделанный специально для него, восхитительно лежащий в ладони, — этот мог.
— Ан гард! Эт ву прэ? — проорал Антон, Влад скорчил зверскую рожу и вытащил мачете. — Алле!
Антон уже занял стойку, туловище, ноги не шли — катились к противнику сами. Охотники явно не были выучены к работе много на одного, но попытались. Ошибка была одна, Антон, в отличие от них, передвигался вперёд и назад с одинаковой скоростью. Если бы они его обошли — было бы тяжелее, но для этого рядом держался Влад. Нельзя сказать, что фехтование было его сильной стороной, — так дровосек не особо силен в бою на бензопилах. Но пренебрегать им точно никому не стоило.