Зато образовалось время подумать. Я не понимал, почему Квоттербек тянет с дисквалификационным боем. У нас было целое утро и целый день, но он ни словом не обмолвился о том, что я должен доказать свою пригодность к Матчу. Вряд ли он забыл… и наверняка сейчас тем же вопросом задаются Лайнмен и Тайтэнд, и кто-нибудь рано или поздно напомнит ему. Я уже не боялся, но ожидание изматывало. Сложно быть чужим среди своих.
Команда — то, за что стоит держаться изо всех сил, я готов был эти силы приложить, но Квоттербек все тянул…
Я сделал небольшой круг и побежал по спирали, расширяя его.
По пути мне попалось ещё одно лесное чудо — дерево, обхватить которое не смогла бы даже вся ночная делегация Волков, если бы им вздумалось взяться за руки и попробовать его обхватить. В трещины коры помещалась моя рука. Выступающие корни я перепрыгивал с небольшого разбега.
Оно было удивительно, это дерево, и с южной его стороны я обнаружил природную лесенку из широких рыжих наростов. Наросты были явно живыми, чуть влажными, но плотными, как пластик. Я поставил на один из них ногу и оценил сопротивление. По всему выходило, что чудо-лесенка выдержит мой вес, поэтому я без колебаний принялся карабкаться наверх, надеясь добраться хотя бы до кроны.
Я про себя отсчитывал метры и, добравшись до двадцати, услышал в наушнике голос Лайнмена:
— Раннинг, с тобой все в порядке? Ты поднимаешься по вертикали.
— На дерево лезу, — ответил я. — Ещё метров десять, и станет ясно, был ли смысл.
Лайнмен подумал немного и отключился со слышимым щелчком.
Обычно целесообразность действия просчитывается до начала действия, а не после него.
Об этом я думал, когда летел вниз с дерева. Чертовы наросты меня подвели, а все потому, что ближе к кроне кора дерева стала рыхлой и ненадежной.
Чем ближе к кроне, тем больше шансов увидеть, что дерево сгнило, что его источили множественные зверьки и жучки, что сердцевину выгрызли и заменили трупами насекомых и лесных мышей, что живет оно только благодаря тому, что корни его крепко держатся за землю.
Я смог задержать своё падение всеми возможными способами — хватался за доступные мне ветки и сучья, а ещё успел задействовать парашют, который не смог раскрыться. Парашют было жалко. Эта штука вшивалась в наши куртки и являлась одноразовой подмогой на экстренный случай падения с высоты.
Он меня действительно спас, но только тем, что у самой земли раздулся уродливым неправильным пузырем, перевернул меня и утащил куда-то в сторону, а там приостановил об ствол тощей рыжей сосны.
Отдыхая потом под этой сосной, я смотрел на сбросившее меня дерево и ощущал явственный призыв рискнуть ещё, а не получится — ещё раз и всё-таки покорить его вершину.
Мы все такие, иначе бы не считали, что Спорт важнее всего.
Азартные Игроки, взявшие на плечи Солнце. Взявшие на плечи Луну.
Я не хотел бы быть другим. Спасибо правилам Аттама и Фиолетовым Колбам, выпустившим пятерку упорных Раннингов, Раннингов с легким изъяном психики.
После падения в моих руках остались зажаты куски тех самых «ступенек». Я осторожно понюхал — пахло грибами, а мякоть выглядела губчатой, хотя и была очень плотной.
— А грибы обязательно должны расти на земле? — ворвался я в волну Лайнмена.
— Ты в порядке, Раннинг?
Я понял, почему он спрашивает. Если ему был виден вертикальный подъём, то быстрый вертикальный спуск он тоже отследил.
— Да, у меня же шлем… куртка.
— Квоттербек говорит, неси все, что нашёл.
Анализатор показал, что моя находка полна веществами, необходимыми для перехода со второй на третью линию. Квоттербек разрезал древесный нарост на равные брусочки и раздал их нам.
Мякоть оказалась горькой, освежающей, я съел свой кусочек и присел возле Солнца, наблюдая, как оно перебирает разноцветные огоньки на своих панелях. Через несколько минут стало невыносимо жарко, и я пошёл в глубокую черную расщелину, откуда веяло прохладой.
Открывшийся коридор оказался очень узким, Лайнмен шёл впереди, слегка согнув плечи. За ним волочился истерзанный, очень странный кусок мяса. Толком разглядеть его я не мог, но форма была знакомая. Кусок бился о камни, Лайнмен хрипел и кашлял. Я легко обогнал его, как только коридор расширился.
Теперь впереди шагал Тайт, на его шлеме болтался дурацкий кусок заячьего меха, а позади бежала маленькая рыжая лисичка. Он постоянно на неё оглядывался, а она то усаживалась почесать ушко, то принималась копать землю. Тайтэнда я тоже обошел без проблем и оказался прямо за Квотгербеком. Квоттербек нес Солнце.
В темноте оно сияло, как настоящая звезда, и вспыхивало ярче, когда над нашими головами открывались подземные рудные и алмазные жилы.
Квоттербека я обогнать не мог. Он шёл ровным размеренным шагом, который невозможно обойти. Каждый раз, когда он ставил ногу на землю, я отчетливо видел — при такой постановке ступни достаточно будет терции секунды, чтобы сорваться с места и набрать максимальную скорость в течение последующих трёх.
Позади хлюпало, бормотало и кашляло. Тайтэнд все уговаривал свою лису отказаться от копания нор, Лайнмен тащил за собой несчастное обескровленное мясо.
Потом они отстали окончательно, но за мной все равно слышались чьи-то шаги. Я упорно смотрел в затылок Квоттербеку, не желая видеть того, кто идёт позади.
Я старался изо всех сил, но меня подвел расширенный обзор зрения. Сбоку, не обгоняя, но наравне, выплыло лицо Квоттербека. Того же самого, но совершенно мертвого. С него кусками сыпалась кожа и высохшее мясо.
Пока он шёл и меня не трогал, я ничего не имел против, но он вцепился в меня руками и повалил на землю, ногой в истлевшем ботинке надавил на грудь и приказал молчать, поднеся палец к разодранным губам.
Он был легким, я мог дышать, мог сопротивляться, но предпочел раскинуть руки и закричать.
Эхо крика гулом пронеслось по темному подземному коридору, и снова донеслось бормотание Тайтэнда и кашель Лайна.
Орал я до тех пор, пока мне не прикрыли ладонью рот. Тогда я выгнулся, завозился и открыл глаза.
Горел костер, и Тайтэнд варил грибной суп, разложив рядом свой пакетик со специями. Лайнмен выглядел бледным, но тоже сидел спокойно. Один я брыкался и дрожал, хотя Квоттербек и держал меня за плечи.
Переходы я переносил хуже всех. Мне сильно мешали эмоции, которые я испытывал, теряя контроль над ситуацией, а ещё Квоттербек сказал, что у меня богатое воображение. Как раз тогда и сказал.
— Я видел тебя мертвым, — сообщил я, как только он убрал ладонь с моего рта.
— У тебя богатое воображение, — хмыкнул Квоттербек, задумался и добавил: — Это хорошая примета.
На этот раз мы висели не на горном плато, а на странной, очень плотной и одуряюще пахнущей почве, которая не рассыпалась, а отваливалась кусочками, если попробовать воткнуть в неё нож.
Тайтэнд развел костер в центре круглой, словно ринг, площадки с равномерно загнутыми краями. Блюдце, а не площадка. Растительности здесь не оказалось, землю покрывал нежный пушок. Огонь занялся на реактивах, потому пах остро и был белого цвета с густой сиреневой сердцевиной. Солнце лежало поодаль и тихонько попискивало. Под ним уже обуглился здешний нежный мох.
— Вот вам и место для боя.
Вспомнил-таки. Я приподнялся и осмотрелся — для Раннинга это не место боя, а кладбище. Проще сразу зарыться и даже не пытаться — слишком мало неровностей, места, почвы…
— Как-то они усохли в переходе, — задумчиво сказал Тайт, вылавливая грибы из супа.
Лайнмен отвернулся и закашлялся. Теперь он не просто хрипел и булькал, а кашлял просто на разрыв, не успевая сделать вдох.
Его больно было слушать, и я сразу же начал искать спальник, чтобы завернуться и как можно быстрее заснуть.
— А что ты видел, Раннинг? — вдруг спросил меня Квоттербек.
— Впереди — живого, позади — мертвого, — быстро сформулировал я и раскатал спальник подальше от костра.
— А, — спокойно ответил Квоттербек, протянул руку и расстегнул ремешок моего шлема.
Я наклонил голову и отдал ему шлем.
Он заглянул внутрь, опустил шилдкавер и попросил у Тайта настройщик. Тайтэнд выполнил просьбу и снова занялся супом. Первую порцию, самую горячую, он отдал Лайнмену.
— Это не меня ты мертвым видел, — пояснил Квоттербек, водя чутким усом настройщика по разбитому шилдкаверу шлема. — Это односерийник.
— Здесь погибали Квоттербеки твоей серии? — заинтересовался Лайнмен, раскрасневшийся после нескольких глотков горячего.
— На каждой линии целое кладбище, — ответил Квоттербек. — «Добрый» убил Игрока Луны, Волки смогли убить какого-то Лайнмена и содрать с него броню и оружие. Это только то, что ты сам можешь рассказать. Я помню больше и уверен, что Квоттербек моей серии здесь не погибал.
— Но как тогда — односерийник…
— Дело в том, — начал Квоттербек, растягивая на пальцах зеленоватую сетку мышления моего шлема, — что раньше все были одинаковые. Тайтэнды, Лайнмены, Раннинги… все. Различались по способностям, а внешне — нет.
Некоторое время мы все молча переваривали информацию, а Квоттербек вращал на пальцах зелёную сетку и был занят только ею.
Не знаю, что там думали Лайн и Тайтэнд, но для меня новость была чудовищной. Пятерка моих односерийников — Раннинги, подготовленные к сезону, — разбрелись по разным полям, и это давало мне чувство индивидуальности, я мог говорить о себе в единственном числе и ощущать себя… личностью?
А как ощущали себя те Игроки, которые были одинаковы, совершенно одинаковы, и шли одной командой, чтобы на той стороне встретить команду точно таких же противников?
Это какая-то каша, это слишком неприятно…
Я разнервничался и не знал, как это скрыть. Мне хотелось дослушать Квоттербека, и в то же время слушать его было сложно, а задавать вопросы — тем более.
Тайтэнд молча поднялся, перешагнул через костер и подал Квоттербеку фляжку с супом. Квоттербек взял фляжку, но поставил её рядом — он все ещё возился с моим шлемом.