Я смотрел на него и пытался представить себе десять, двадцать таких же, черноволосых, смуглых, с длинными ресницами и светлыми губами Лайнменов и Тайтэндов… Но не мог.
Я мог представить его в колбе — с маской, накрывшей широкие скулы, с воротником-трубкой, всаженной в седьмой позвонок, а дальше моё богатое воображение пасовало.
Зато пришла мысль — наш Квоттербек очень старое порождение Аттама, он пришёл ещё из тех времен, когда в правилах не была заложена информация о внешних различиях.
Такая же идея, видимо, посетила и Лайнмена.
— А правда, что в Матче однажды участвовала собака?
Лайнмен и раньше упоминал какую-то собаку и поле, названное её именем, но я не думал, что все так серьезно.
Квоттербек кивнул.
— Виски. Она прибилась к команде на первой же линии и добралась до пятой.
— А потом?
— Отравилась во время перехода.
— А правда, что Тайтэнд когда-то был вторым по значимости Игроком в команде? — Тайт тоже додумался.
— Нет. — Квоттербек смотал сетку и надел мой шлем, проверяя эффект от починки.
Тайтэнд дождался, пока он поднимет шилдкавер.
— Донести Солнце до ветки может любой, — не сдавался он. — А вот развесить на лесках кучу идиотов — только Тайтэнд.
— Во-первых, у Раннингов самое высокое стремление к победе, — ответил Квоттербек и снял шлем.
Я взял его, ещё теплый от его рук, и постарался больше не отсвечивать, отодвинулся подальше в тень.
— Во-вторых, у них психика приспособлена к бегу по последней линии.
— А что там? — вдруг спросил Лайнмен, который во время разговора пытался вовсе не дышать.
Квоттербек повернул голову и безошибочно нашёл меня глазами. Я сидел со шлемом на коленях и слушал вполуха, все пытаясь понять, каково это — видеть, как умирает твоя полная копия. И не раз, не два, а множество раз, из сезона в сезон.
И пока он смотрел на меня, чего-то ожидая, я думал только об этом, и потому произошло неловкое и странное столкновение: я физически ощутил Квоттербека, пробрался сквозь тело, сквозь все защиты и так явственно увидел мир его глазами, что выпустил шлем из похолодевших рук.
— Только тебе его починили, — проворчал Тайтэнд.
— Голодный, — напомнил Лайнмен и позвал: — Раннинг! Привыкай есть без напоминаний.
Я придвинулся к костру, и, пока ел горячий суп с плавающими в нём духовитыми лесными грибами, Тайт и Лайн наперебой допрашивали Квоттербека: а почему сняли с вооружения Лайнменов многозарядную «Гротеску», а почему Тайтэндам дополнительных витаминов не выдают, а нельзя ли Раннингов хоть на пять килограммов потяжелее делать, а бывали случаи, что команда выживала без Квоттербека?
— Да, — ответил Квоттербек. — Редко, но выживали. Это вам на заметку. Если меня закатает в Тревожную Смерть, то не паникуйте и не разбегайтесь — у вас будут шансы.
Потом он жестом остановил разговоры и сказал куда-то в темноту:
— Присоединяйся.
В ответ из-за моей спины вышел высокий человек с причудливо замотанным чёрной тканью лицом. Я чуть супом не подавился, а Лайнмен моментально выхватил из креплений по «Щелчку».
Человек на оружие внимания не обратил, у него самого на ремне болталось что-то явно огнестрельное, но браться за него он не стал, а просто остановился, запавшими глазами рассматривая Лайна.
Я сидел у него прямо под ногами и думал: раз не сумел его почувствовать и предупредить остальных, то не стоило на меня даже продукты переводить.
Лайнмен ждал приказа, Квоттербек приказа не отдавал.
— В этом сезоне за Луну? — спросил он.
— Да пришлось, — хрипло и скучающе сказал человек, поднял руки и размотал узлы, показав длинное небритое лицо и облупившийся нос с горбинкой.
— Мертвая зона, — напомнил нам Квоттербек, и все как-то расслабились, словно мертвая зона — это что-то вроде места для пикников. Лайнмен спрятал оружие, Тайтэнд собирал свои мешочки…
Наш ночной посетитель тоже особо обстановку не нагнетал. Он выхватил какую-то флягу, от которой Тайт сразу стал воротить нос, принялся оттуда глотать и бродить вокруг костра, размахивая руками.
Я утащил с его траектории спальник и уселся слушать.
Посетитель очень многословно и громко предлагал нам выкинуть Солнце к черту и не тащить через его земли. Он так и говорил: мои земли, — словно был местным царем.
— Я пятый раз лишаюсь всего, что добыл! — орал он, разбрызгивая из фляги вонючую жидкость. — Я пятый раз вижу здесь ваши рожи, и ничего хорошего они не предвещают! Тут не земля, тут тетракл! Чистый! Я его за цену один к семи на аукционах мог бы продать! И планету себе купить. Но нет! То Луну тащат, то Солнце. А взамен мне что от ваших святош? Сласти и божественные книжки? На кой мне читать божественные книжки, если я могу добыть тетракл и сбагрить его один к семи? Зачем мне жевать сласти, если я могу купить себе планету?
Квоттербек слушал его очень внимательно, скулы его закаменели. Я никак не мог понять, о чем речь, а Тайт, услышав про тетракл, тоже весь напрягся.
— Это знаешь что? — спросил он у меня. — Эту штуку ещё поискать…
Я не знал и хотел спать.
— Бросайте Солнце здесь и идите строем на запад, я вам сам переход продам, лишь бы больше вас тут не видеть.
— Мы не можем оставить Солнце, — коротко ответил Квоттербек.
— Почему? — развернулся к нему длинный и сузил и без того припухшие глаза.
— Нас выбьют на штрафную в полном составе и заменят другой командой.
— Хитро как все у вас, — скрежеща зубами о флягу, выговорил длинный. — Ну тогда… ну тогда можете не извиняться, ребята, но я вас не пропущу.
Квоттербек согласился с этой странной фразой, и длинный ушёл в темноту, покачиваясь.
— Эта линия болеет за Луну, — спокойно сказал Квоттербек, расстилая спальник. — Костер не гасим.
Рядом со мной на этот раз улегся Тайтэнд, и я точно знал, что он не спал полночи, а потом поднялся, ползком добрался до Квоттербека и что-то с жаром ему долго доказывал.
Видимо, ночные бдения его вымотали, потому что утром он поднялся бледным и злым. Лайнмен уже освобождал нам площадку для боя, растаскивал по сторонам рюкзаки и снаряжение. Солнце он тоже откатил в сторону, и оно застыло там, мигая красными и желтыми огнями. Я посмотрел на него — наш талисман, с которого все началось… и ради которого я должен обыграть Тайта. На Солнце уже невозможно было положить ладонь, поэтому я просто постоял рядом и согрелся. Утро было холодным.
Именно тогда мне пришла в голову мысль: почему у нас, Игроков, Смерть — Тревожная, а у вас, Служителей, — Благодатная?
Я наслушался ваших разговоров и узнал, что у рожденных по правилам Аттама Смерть может быть только Тревожной, потому что нет у нас человеческих душ, оказывается… А у вас есть.
Какому идиоту пришло в голову ампутировать мне ноги? Я что, иначе в кладовую не помещался?
Дисквалификационный бой — это бой один на один безо всякого оружия. Я отстегнул нож, Тайт кобуру с «Щелчком», и оба мы сняли куртки, чтобы не мешали движениям.
Квоттербек и Лайнмен отошли к Солнцу, которое предварительно обложили снятой термоструктурой. Никаких правил Квоттербек не объявлял, а это значило, что я могу убить Тайта и он может убить меня.
Раннинги — быстрые маневренные единицы с минимумом необходимой мышечной массы. Я весил пятьдесят пять килограммов и мог надеяться только на то, что смогу держать Тайтэнда подальше от себя.
Он знал об этом, потому что сразу кинулся вперёд, моментально сократив расстояние, моментально — по его меркам, по моим — запоздало. Я ушёл в сторону и начал искать его незащищенный бок. Он держал локти опущенными.
По правде говоря, мы могли кружить вечность, потому что Тайт не мог меня поймать, а я видел все его сторонние заходы так же отчетливо, как если бы он пёр напрямую. Могли бы, но во мне зарождалась сухая ледяная злость и отчетливое желание свалить его, хитроумного и желчного, доказать, что не просто так я молчу в ответ на его шутки. Я решил позволить ему меня достать и с первого же удара получил сломанный нос. Нос я сломал своими же руками, поднятыми в блоке. К тому моменту я уже исходил площадку вдоль и поперек и мог драться с закрытыми глазами. Тайт не понимал — он бросил свои танцы и принялся нарезать круги, добираясь до меня тот тут, то там, и в конце концов дождался момента, когда я стал казаться свернутым от боли, беспомощным неудачником. Я и передвигался теперь медленнее, и к нему поворачивался с задержкой, и блокировал через раз. И был мокрым, жалким, окровавленным. Только на ногах стоял прочно — на то и Раннинг.
Меня от крови мутило, вот что. Кровь лилась почему-то не наружу, а внутрь, по носоглотке, и это теплое липкое ощущение вызывало тошноту. Сплевывать её я не успевал.
А потом, когда Тайт дотянулся ещё раз, было уже и незачем, потому что я уже не понимал, откуда она льется, и вся голова представлялась мне этаким кровяным пузырем.
Дышалось сложно. Я водил Тайтэнда по кругу, но обзор моего зрения уже сократился настолько, что круг пришлось сузить, и он это заметил.
Заметил, но поздно — я вовлек его в кружение, несколько минут задавал ему темп и скорость, а на этой плоской площадке-блюдечке ему и деваться-то некуда, и он пробил меня всюду — отработал мне голову, торс, почки, руки, но не ноги.
Я упорно подсовывал ему все свои слабые места — не жалко. Жалко будет попасть на штрафную.
Но пока у меня целы ноги… я дойду до конца.
Падая, я руками вцепился в плотную влажную почву и подбил Тайта под колено, со всей силой, которая помогала мне обставлять технику. Расслышал хруст и поднялся раньше, чем поднялся он, — только я на обе, а он на одну.
Ледяная злость вскипела, никакой боли я больше не чувствовал. Я сделал Тайта эпицентром моего взрыва и не давал ему возможности повернуться туда, куда я направлялся.
Я ловил его до того, как он успевал принять решение. Мне даже не приходилось бить его — он сам попадал на линию моего маршрута, попадал мне под ноги, как замшелое бревно или сухая ветка, как пучок травы или овражек.