— Обалдеть… В первый раз такое вижу. Ну, заходите, коли так. Как её зовут-то? О, как скалится… Ну, сам зови.
Я обернулся и махнул рукой:
— Давай, Рыжая, заходи.
Собака уже и сама успокоилась, поняв, что её не собираются убивать.
— Так её Рыжая зовут?
— Да, — сказал я. — Рыжая.
Я вошел в дом, собака осторожно переступила порог и уселась у моих ног, тесно прижавшись. Теперь главное не подать вида, что я сам знаком с Рыжей полчаса и ещё не знаю, чего от неё ждать.
— Ну, проходите.
— Сиди тут, поняла? — наказал я собаке, совсем не уверенный, что она меня послушает.
Но Рыжая спокойно улеглась у двери и даже чуть махнула хвостом.
— Вот это да! — восхищенно воскликнул мужик. — Ну, давай же заходи…
Короткий коридор был совсем без мебели. Я следом за хозяином прошел в маленький холл с тремя белыми остекленными дверями на каждой стене. Тут горел свет — большая керосиновая лампа висела на завитке бра.
Я смог нормально рассмотреть хозяина дома.
Лет пятидесяти, среднего роста, чуть ниже меня. Крепкие покатые плечи выдают большую физическую силу. Руки и плечи мускулистые, но под одеждой небольшой животик — не голодает. Только сейчас я заметил, как по-домашнему он одет — вытянутая майка, спортивные трикотажные штаны с «коленками» и шлепанцы на босу ногу.
Голова большая, как у медведя. Да он и сам как медведь: лохматые чёрные волосы неровно и небрежно острижены, как видно, собственной рукой, на лице недельная щетина с сединой. Все черты крупные, тяжёлый подбородок и живые чёрные глаза под густыми бровями — настоящая бандитская рожа. Но, глядя на него, я сразу успокоился. Что-то такое проглядывало за его насупленными бровями — лукавство и готовность рассмеяться хорошей шутке.
Он тоже внимательно разглядывал меня при свете лампы, потом подмигнул и спросил:
— Что, брат, несладко тебе пришлось, я смотрю? Сколько часов на ногах-то уже?
— Да скоро двадцать. Ничего, нормально.
— Ого! Есть хочешь?
— Очень. — Я полез было в рюкзак. — У меня тут есть кое-что…
— Своё съесть успеешь, — остановил меня хозяин дома. — Ты давай вот что. Умойся иди, а я пока на стол накрою, лады?
— Спасибо.
— Спасибо потом скажешь, как брюхо набьешь… Иди в ванную, как раз воды нагрел, думал стирать буду… Ты вовремя.
— Неудобно…
— Неудобно чушкой ходить — чесаться начинаешь. А воды я ещё нагрею, колодец во дворе. Давай не стесняйся. Полотенце на крючке, мыло и шампунь на полке. Потом на кухню приходи, по запаху найдешь.
Он вышел, оставив мне лампу. Парящее ведро кипятка стояло на полу рядом с сорокалитровым бидоном с холодной водой. Я искупался и сполоснул термобельё — оно высохнет за пару часов. У зеркала пригладил пятерней волосы и пошёл на кухню. Хозяин не обманул — запах тушенной с овощами зайчатины не дал ошибиться. Рыжая уже утробно урчала, уминая кашу с той же зайчатиной. Кости так и трещали на белоснежных клыках. Все-таки здорово, когда у тебя есть собака.
Хозяин суетился возле накрытого стола. Я окинул взглядом кухню. Просторная, квадратов двадцать, не меньше. Кухонный гарнитур из белого пластика переделан уже после Кары — вместо газовой плиты хозяин втиснул дровяную печь. Самоделка, но сделана очень аккуратно. И грамотно — дымовая труба выведена в вентиляционное отверстие. Посередине кухни стоял большой овальный стол. На одной половине хозяин уже расставил тарелки с едой, от одного вида которой у меня рот наполнился слюной. Зайчатина, квашеная капуста, салат из свеклы и лука, жареная, ещё дымящаяся картошка и горка зелени на разделочной доске. Рядом, как точка в законченном предложении, — запотевшая бутылка с прозрачной жидкостью.
— Ну, будем знакомы! — сказал хозяин дома, вытер руки полотенцем и протянул мне широкую крепкую ладонь. — Коновязов Антон Иванович.
— Сергей… Сергей Плавченков.
— Очень приятно. Ну, садись. По маленькой?
— Можно, — сказал я, усаживаясь на табурет. Мебель в кухне была под стать хозяину — основательная, крепкая.
Антон Иванович положил мне в тарелку всего понемногу и разлил по стаканам из бутылки.
— Смотри осторожнее, — предупредил он и подмигнул: — Самогончик свойский, двойной перегонки. Язык не обожги, я не разбавляю… Ну, будем!
Следом за хозяином я опрокинул содержимое пузатенькой стопки в рот. Тепло тут же разлилось от желудка по венам.
— Закусывай, — крякнув, сипло сказал хозяин.
Несколько минут я отдавал должное кулинарным талантам хозяина. Антон Иванович вежливо ковырял в тарелке, чтобы я мог спокойно поесть. Когда он увидел, что червячка я заморил, налил по второй.
— Давай.
Мы чокнулись и выпили.
— У вас не водка, а живая вода, Антон Иванович, — похвалил я самогон.
— Ты мне не «выкай», а то из дома выгоню, — пошутил он. — Зови просто по имени, лады?
— Ну тогда Иваныч, — улыбнулся я.
— Ну или так. Сам-то откуда?
— Из Уральска.
— О, ещё один сосед!
— Ещё один? — не сразу сообразил я.
— Ну да. Сегодня утром только парня с девчонкой проводил… Эй, ты чего?!
Наверное, я побледнел или ещё что.
— Нет, ничего. Нормально. Давно они ушли?
— Да нет… Час, наверное, перед тобой. Я как раз воду поставил греться. Все равно, думаю, уже не усну… А тут ты.
— Когда они к вам пришли?
— Слухай, парень, а ты не за ними ли гонишься?
— За ними.
Иваныч явно растерялся. Он не знал ни их, ни меня. Что бы он ни сказал, значило навредить или мне, или им.
Я отвел глаза и, чувствуя, что краснею как сопливая девчонка, спросил:
— Они вместе спали?
— Вон оно что… — протянул хозяин. — Понятно…
Он помолчал, потом, явно, чтобы потянуть время, тяжело встал с табурета и отошел к кухонному столу. Достал из ящика трубку и табак и долго возился с ними, не поворачиваясь ко мне лицом. Наконец вернулся на место и запыхал ароматным дымком.
— Вчера под вечер они пришли. Их чуть адская гончая не сожрала… Из-под носа у неё их вырвал — чуть пасть ей дверью не прищемил. Калитку видел? И на двери вмятину?
Он помолчал, рассматривая трубку:
— Вместе они спали. Я спросил, как им стелить… Парень сказал — вместе. Я и постелил.
— Ясно, — сказал я. А что ещё я мог сказать?
Иваныч нашёл мужской выход сгладить неловкость — налил по третьей. И сразу ещё по одной.
Я уже наелся, от сытости и выпитой водки глаза начали слипаться.
— Давай-ка спать ложись, — предложил Иваныч. — Утро вечера…
Он рассмеялся невесело.
— Блин, совсем забыл! Сейчас же утро… Ну, все равно ложись. Отдохнешь, выспишься, а там все в другом свете видно будет. Лады?
До спальни на втором этаже я добрался как в тумане. Помню только, как лизнула руку Рыжая, когда мы проходили мимо коридора, и то только потому, что я здорово испугался — не привык ещё к своей собаке.
Проснулся я в темноте. Блин, сколько же я проспал? Весь день, что ли?
Я спустился вниз. Иваныч заботливо оставил в холле лампу, а то я точно переломал бы ноги на лестнице. Он выглянул из кухни и приветливо махнул мне рукой с зажатым в ней ножом:
— Давай сюда! Ну и здоров ты спать!
Я пошёл было в кухню, но на пороге остановился:
— Слушай, а где Рыжая?
— Да со мной, на кухне пасется. Я её уже и гулять выпускал… Иди к нам.
Гулять выпускал? И она вернулась? Круто.
Рыжая пригрела себе место возле рабочего стола — как видно, именно там достается больше всего обрезков зайчатины. При моем появлении собака виновато опустила голову. Прости, мол, хозяин, но жрать-то хочется.
Я неловко, не привык ещё, потрепал Рыжую по голове и сел за стол.
Иваныч помешал в кастрюле и набрал в ложку огненно-красный бульон. Подул, вытянув губы трубочкой, и шумно отхлебнул.
— М-м-м… — закатил он глаза. — Не борщ, а сказка! Будешь?
— Конечно, — улыбнулся я. — От хорошего борща может отказаться только неандерталец. И то я не уверен.
— Это верно.
Иваныч вытащил из стола большую поварешку, а из шкафа наверху — две тарелки. Он поставил передо мной полную тарелку и подмигнул:
— По маленькой?
Не дожидаясь моего ответа, достал давешнюю бутылку и стопки.
— Иваныч, без обид, но я не буду.
— Чего это? — искренне удивился хозяин. — Или не хороша водочка?
— Да я думаю дальше идти.
— С ума сошел? На ночь-то глядя? Даже не думай, никуда я тебя не отпущу! Ты знаешь, который сейчас час?
— А который?
— Да уж двенадцать!
— Ух ты… Да, дал я храпака… А чего ты так поздно борщ варишь?
— А тебя кормить. Видишь, как раз рассчитал.
— Это я на запах проснулся.
— Ну, хорошо, коли так, — рассмеялся Иваныч. — Ладно, давай по маленькой, для аппетита… Ну, бери!
— Иваныч, да мне все равно когда идти, что днем, что ночью. Я в темноте хорошо вижу. Сколько от тебя до Лисинска?
— Десять километров. По дороге по-хорошему за два часа дойдешь. Да только утром, и не уговаривай. Ты-то, может, и видишь в темноте, да охранники наши этого не знают. А у них со страху принцип простой — зальют свинцом подозрительное место, и дело с концом. Понял?
Я прикинул и так и эдак и понял, что он прав. Отмахать сотню километров, чтобы получить шальную пулю в лоб — то ещё удовольствие.
— Ладно, Иваныч, уговорил, — улыбнулся я. — Наливай! А из чего ты её гонишь?
— Да из морковки. Сколько я её сажаю, ты представить не можешь! Ну, давай!
Мы выпили, и я торопливо заработал ложкой. Да, не борщ, а объедение! Пока доели, выпили ещё по две. Иваныч убрал тарелки и положил второе — рисовую кашу с изюмом.
— Ух ты! — искренне обрадовался я. — Откуда?! Я уже не помню, когда изюм в последний раз ел.
— Да нашёл тут складик недалеко. От меня всего три километра. Городские то ли забыли про него, то ли не хотят таскаться в такую даль. У нас же в Лисинске станция узловая, складов полно было. Так что с продуктами особых проблем нет. У вас в Уральске сколько в живых осталось?