— Выкладывай, — усмехнулся Иваныч. — Хотя мне уже страшно.
— Да нет, ничего такого. Хочу оставить её у тебя ненадолго. Можно? До завтрашнего утра максимум.
— Оставить? А сам куда намылился?
— Да понимаешь, Иваныч, они Иру-то отдали, а того парня — ни в какую. Вот думаю ближе к вечеру сходить посмотреть, как там и что. Может, получится и этого утырка выручить.
— Серега, ты не заболел часом? На кой он тебе сдался, жизнью рисковать? Судя по всему, все равно он рано или поздно своего демона найдёт. Ты-то чего в добряка играть взялся?
— Иваныч, не гунди. Какой добряк? Мне нужен кто-то, кто Иру обратно в Уральск отведет. Тебя бы попросил, да не стоит она того, чтобы ты жизнью рисковал.
— Подожди… Что-то я совсем ничего не понимаю.
— А чего тут понимать? Одна она не дойдет.
— Они и вдвоем не факт что дойдут. Я не о том. Ты-то куда намылился?
— Да хочу прогуляться тут по окрестностям.
— Знаю я твои окрестности. В эпицентр намылился?
— Ну…
— Да ладно, ясно все. Ты как хочешь, а я с тобой.
— Брось. Меня не тронут, а тебе риск.
— С тобой и меня никто не тронет. А против собак я тебе помогу, если что.
В принципе, он прав. Лишним его ствол не будет. Со стаей собак меня всегда напрягает, что я не уверен насчет тыла. К тому же всегда есть шанс нарваться на особо большую свору.
Иваныч уловил перемену в моем настроении и тут же воспользовался слабиной.
— Как хочешь, но одного тебя я не отпущу. — И тут же перешел в наступление: — Ты когда выходить собираешься? Я рюкзак уже собрал. Пожрать там, то, се… У меня картошка жареная, и зайчика я потушил. Поедим да пошли, чего тянуть, да?
Я рассмеялся и хлопнул Иваныча по плечу:
— Ладно, уговорил. А капуста квашеная осталась?
Рыжая, крутившаяся тут же под ногами, залаяла, напоминая, что собакам полезно есть мясо.
Пока поели, пока Иваныч доделывал какие-то домашние дела, прошло ещё пару часов. Я успел вздремнуть.
Когда все было готово, мы вынесли рюкзаки за калитку, а Иваныч пошёл обратно в дом. Вернулся он со снайперской винтовкой в руках. Чёрная вороненая сталь угрюмо блестела, на улице тут же покрывшись мелкими каплями влаги.
— Ух, ты! — восхитился я. — Круто… Что за агрегат?
— Армейская, только на вооружение официально так и не успели принять. Ка-эс-вэ-ка двенадцать и семь. У меня и патроны с разрывными пулями к ней есть.
— Двенадцать и семь? Это пулеметный патрон, что ли?
— Ага, крупнокалиберный.
— Ты на кого охотиться собрался, Иваныч? Собаку от такой пули просто на две части разорвет, если удачно попасть.
— Ну, лишней не будет.
— Подожди, ты что, в адскую гончую собрался стрелять?
— Да что я, дурак что ли? — возмутился Иваныч. — В них стрелять бесполезно, как и в демонов. Это же слуги дьявола! Их пулей не убьешь…
Я внимательно посмотрел на хозяина дома, но тот уже наклонился к своему рюкзаку, поправляя какую-то лямку. Ну, ладно. Потом разберемся, и, если надо, вправлю ему мозги.
Насчет Иры мы договорились ещё раньше.
Я пошёл обратно в дом и спустился в подвал.
Ира начала орать, едва услышала звук открываемой двери и мои шаги на лестнице:
— Урод! Отпусти меня, слышишь? Я к нему пойду! Видеть не могу твою рожу! Выпусти меня отсюда! Или приведи ко мне Руслана, скотина! Его же убьют там, сволочь!
Она попробовала плюнуть в меня, но не попала.
Я, не слушая её крики, подошёл к ней и сунул в рот свернутое полотенце, оставшееся лежать на верстаке. Когда стало тише и я убедился, что она меня слышит, начал инструктировать:
— Мы уходим. Я сейчас тебя посажу, веревки на руках сама разрежешь, поняла? Еды на кухне полно, там ящик с овощами возле окна. Три зайца копченых в шкафу наверху, консервы там же. С голоду не помрешь. Вода есть, Иваныч наносил полный бак. Умыться можешь в ванной, там тоже полный бак. Что ещё? В общем, мы тебя запрем, сиди тут и не дергайся, поняла? В лесу собак полно, лучше не рисковать. Или на демопса нарвешься… Мы сейчас пойдём в Лисинск, когда вернемся, я не знаю. Думаю, дней через десять, а может, и больше. Если получится этого твоего… — я запнулся, но взял себя в руки, — …друга освободить, то мы его сюда отправим, он тебя выпустит. Там уж сами решайте, что делать. Если подождете, то я вас обратно до Уральска доведу.
Когда я начал говорить, она ещё что-то мычала, но потом перестала и стала слушать, даже чуть кивала в ответ. Я смотрел на неё, и против воли сердце сжималось в тугой комок. Её глаза, губы, тонкие крылья носа, маленькая родинка на подбородке — все это было моё. У меня было чувство, словно я предаю что-то родное. Наверное, такое чувство испытывает мать, когда продает своего ребенка в рабство ради спасения его жизни. Вроде другого выхода нет, но…
Я взял её голову двумя руками и, несмотря на сопротивление, поцеловал в лоб. Она опять забилась, пытаясь ударить меня коленями, и чуть не упала. Я поддержал её за плечи и сделал шаг назад, в последний раз впитывая зелень её глаз. В следующий раз, если он будет, эти глаза уже не будут принадлежать мне. А она станет для меня чьей-то женщиной. Чужой. Всего два дня назад я и представить не мог, что такое возможно в принципе. И вот оно случилось.
Я сходил к ящику с инструментами и принес к верстаку маленький топор с хорошо наточенным лезвием. Размахнулся и вогнал его глубоко в деревянную столешницу верстака, поближе к краю — так, чтобы было удобно разрезать веревки.
— Смотри, руки не порежь… Если что, аптечка в ванной, в шкафчике. Ну, все. Прощай.
Я махнул ей рукой и, не оглядываясь, пошёл наверх. Вышел из дома и запер дверь на ключ, оставив его в дверях.
Иваныч уже ждал меня с рюкзаком на плечах.
— Ты не переживай, — сказал он как ни в чем не бывало. — У меня в кобурах ещё два «Грача», так что все нормально.
— Ладно, Иваныч, прорвемся.
— А насчет девчонки, — через какое-то время сказал он, когда мы уже отошли довольно далеко от дома, — тоже не забивай себе голову. В крайнем случае додумается окно разбить и срезать крепление металлической пластины на окне. Не маленькая же, догадается, что ножовка по металлу там же в инструментах валяется.
— Лучше бы её открыть. Пропадет она одна в лесу.
— Ты не кипешуй раньше времени, понял? Все будет пучком… За один день она ставни не снимет, слово даю. Для себя ведь делал, чтоб наверняка.
— Не знаю… Что-то на душе неспокойно. Сейчас прощался с ней, а у самого чувство, что ещё её увижу.
— Конечно, увидишь, куда же ты денешься? Или ты обратно возвращаться не собираешься?
— Да собираюсь вроде…
— Серега, хорош ныть! С таким настроением лучше вообще дома сидеть, понял? Вот вернемся, я тебя в одно место свожу.
— Это куда? — подозрительно покосился я на него.
— А есть у меня в Лисинске две девахи знакомые… М-м-м… Кровь с молоком, бой, а не бабы! А после стакана моей самогонки — до чего красивые да покладистые!
— Да иди ты! — в сердцах сплюнул я, но не выдержал и рассмеялся.
Осень только начиналась, и пока ещё темнело достаточно поздно. Мы специально шли медленно, чтобы потянуть время. Несколько раз отдыхали, расположившись прямо на камнях у дороги. Один раз перекусили. Иваныч даже нехотя согласился, что мои копченые зайцы ничем не хуже его. За все время пути мы ничего не слышали и никого не видели.
— Гончая собак куда-то угнала. Или между собой территорию делят, такое тоже бывает, — пояснил Иваныч. — Собаки прячутся или в другое место перебираются, чтобы переждать. У них тоже знаешь, отношения свои выстроены. Демопес этот, как вы его называете, собак просто так не дерет. Одну, две — это я следы находил в лесу. Да ещё старается не на своей территории, а на чужую забраться. Вот тогда они и сцепляются между собой. После этого беда. У них крышу сносит и начинают все, что попадется, на клочки рвать. Вот собаки и прячутся.
Мы пришли к Стариково, когда мои часы показывали восемь вечера — самое то, как и планировали. На улице ещё светло, но через час уже начнёт темнеть, тем более все небо ещё с утра затянуто тучами и идёт мелкий дождь. Дорога, несмотря на сырость, превратилась в приятную прогулку — вдвоем, за разговорами, и идти легче. И спокойнее: одна пара глаз хорошо, а две лучше. Иваныч по пути ещё и всякие штуки мне показывал и рассказывал — как в лесу прятаться, какими приемами при снятии часового пользоваться и всякое такое. Вроде одна у них школа с дядей Борей, а разница есть — один в армейском спецназе служил, второй «безопасник». Один научил меня, как атаковать «в лоб», второй, не споря и не настаивая, давал советы, как можно обманом достичь того же.
Перед Стариково мы остановились, не доходя около трехсот метров. На этом участке перед деревней дорога шла по прямой, и мы, присев за большим камнем, видели первые дома деревни.
— В прошлый раз, когда за девчонкой шёл, где дежурили? — спросил меня Иваныч, рассматривая деревню. Он снял с винтовки оптический прицел и устроился, усевшись на свой рюкзак. Винтовка стояла рядом.
— В доме с проломленной крышей. Второй отсюда, тот, что шифером крыт. Во-о-он тот…
— Да знаю я, — отмахнулся Иваныч. — Не мельтеши. А кто дежурил?
— Ты же знаешь? — поддел я его, но после паузы сказал: — Братья, эти, как их… Роман и Павел, кажется.
Иваныч кивнул:
— Сидельниковы, что ли? Ага, знаю. Видишь, не прошли мои слова даром. А то они все норовили в тот вон дом двухэтажный залезть. Говорят, там же крыша не течёт, тепло и сухо. А то, что там не слышно ни хрена с улицы, им пофиг. Значит, не зря я им вещал, гляди-ка, поумнели.
— Как в город пойдём? И чего мы тут застряли? Давай обойдем и дальше двинемся, там уже, поближе, темноты подождем.
— Да не суетись ты, — отмахнулся Иваныч, не отрываясь от окуляра. — Слушай, а там опять, кажется, братья. О, точно!
— Да этот их, как его? Иван Андреевич, что ли… Сказал, что они всю неделю дежурить будут.
— Это хорошо… Вот что, Серега, — сказал Иваныч, — нужно их в плен взять.