Я присмотрелся. Несколько продолговатых параллелепипедов. Рядом десяток зданий поменьше. Возле них синеют три или четыре трактора. Толком не видно, потому что лес уже вплотную подступил к колхозным постройкам. Над одним из коровников вроде курится слабый дымок. А может, мне кажется — дым чёрный и сливается с темнотой леса.
Мои товарищи уже прошли пару десятков метров на север, начав путь по затяжному подъему.
— Дима! — Я повернулся и окликнул проводника. — Ты был внутри его логова?
Мне не нужно объяснять, про кого спрашиваю.
Дмитрий остановился и удивленно посмотрел на меня.
— Конечно нет… А ты у своего был?
— Нет. Пошли посмотрим?
— Ты с ума сошел? — бросил Иваныч. — Идём, нечего время терять.
— Я готов, — бросил на него взгляд Дима и усмехнулся. — Если сейчас не сходим, больше такого шанса уже не будет.
— Парни, хорош прикалываться! — воскликнул Иваныч. — Ну, подурили, и хватит. Давайте, пойдём уже, а? Хоть бы до конца асфальта сегодня дойти.
Я посмотрел Дмитрию в глаза и понял, что он на самом деле не шутит.
— Иваныч, оставайся тут с вещами, а мы по-быстрому смотаемся, ладно?
Полковник ФСБ тяжело вздохнул и стал сбрасывать с плеч рюкзак. Я последовал его примеру:
— Спасибо, Иваныч! Мы быстро…
— Да не за что. Оставим вещи здесь, чего их, правда, зря таскать? Ничего им не сделается…
— Ты с нами?!
— Нет, блин, одних вас отпущу, что ли?
— Иваныч, в случае чего, ни меня, ни Дмитрия демон не тронет. Наверное… А ты другое дело…
— Да я уже такой старый, что меня он побрезгует жрать, — отшутился Иваныч.
Он сложил наши рюкзаки в узкую расщелину между двумя большими валунами и привалил сверху большим камнем:
— Только давайте, парни, в темпе вальса, ладно? А то я и вправду стремаюсь маленько…
— Тебе повезло, Иваныч, — усмехнулся я. — Потому что я готов в штаны наложить…
— Плюс один, — хмыкнул Дима.
Мы рассмеялись и быстрым шагом пошли в сторону Первомайского. Идти было легко: и дорога шла под уклон, и камни на склонах обычно скатываются, образуя большие завалы, а не лежат в беспорядке по всей дороге. Лучше обойти три-четыре больших завала, чем то и дело петлять, фактически увеличивая путь чуть ли не в два раза.
Отделение колхоза, к которому мы подошли, было животноводческим. Я увидел огромную заасфальтированную площадку с большими бетонными коробками коровников. Чуть в стороне, в зданиях поменьше, располагались службы для персонала, склады комбикорма, который подвозили с главного отделения в пяти километрах отсюда, и помещения, где держали молодняк после отела. Ещё дальше, теперь уже в лесу, виднелись разрушенные камнями и выросшими елями деревянные ограждения выпасов, куда летом загоняли коров на время дойки. Все это рассказал Дима, который, как оказалось, до Первой Кары работал трактористом в колхозе.
Чем ближе мы подходили, тем яснее слышали звуки из второго от города коровника. Вой, стук, рычание, что-то ещё. Рыжая, все это время кружившая под ногами, заволновалась. Она коротко и зло взлаяла, предостерегая нас от того, чтобы идти дальше. Когда мы вышли на площадку перед коровниками, я почувствовал волну страха, которую распространяют перед собой посланники ада. Но по сравнению с тем воздействием, что исходит от демона, это было ничто. Я мысленно привычно напрягся, и подступающая к горлу паника, чуть было не заставившая меня развернуться и убежать, отступила. Дима побледнел, но через несколько секунд тоже задышал нормально. Мы понимающе переглянулись: это упражнение и ему, и мне приходится делать раз в неделю.
А вот с Иванычем дело было намного хуже. Он крепился, но пот катился по нему градом, и, в конце концов, он закрыл глаза, а потом вдруг сел на корточки, обхватив голову руками.
Иваныч начал раскачиваться взад-вперёд, что-то бормоча и всхлипывая, пока не зарыдал в полный голос. Это случилось так быстро и выглядело так жутко, что в первые минуты мы с Димой растерялись. Выход был только один. Мы, не сговариваясь, подхватили уже почти обмякшее тело товарища подмышки и потащили его прочь. Расстояние имеет очень большое значение. Чем дальше ты от дьявола, тем лучше себя чувствуешь. Через пятьдесят метров Иваныч задышал ровнее, через сто открыл глаза и глухо сказал:
— Все, парни, все. Дальше сам…
Мы посадили его прямо на дорогу, так чтобы он оперся спиной на большой камень.
— Извините, раскис, — виновато оправдывался он, не глядя нам в глаза. — Вы уж сами, без меня…
Рыжая заметалась, разрываясь между желанием бежать за мной и держаться подальше от коровника. Здравый смысл победил, и собака осталась рядом с Иванычем, тихонько поскуливая.
После случившегося хотелось уйти от этого места подальше. Я посмотрел на Диму, но, похоже, он ждал этого предложения от меня. Мы так ничего друг другу не сказали — оставили Иваныча отдыхать, а сами пошли обратно.
Каждый шаг давался труднее предыдущего. Я чувствовал себя ребенком, который застал взрослых за тем, что ему видеть не надо. Жутко смотреть, но оторваться не можешь.
Когда мы завернули за угол, к стене с широкими воротами, распахнутыми настежь, к звукам, которые стали громче, добавился мерзкий запах и слабый чёрный дым, который плотными лентами вытекал из коровника. Дым был горячим и противоречил нашим представлениям о физике. Сначала он стелился по земле, заставляя воздух над ним дрожать зыбким маревом. Затем, растекаясь широким веером по асфальту площадки и дальше, по изумрудной траве, постепенно остывал и начинал медленно подниматься, растворяясь в воздухе. Я не знаю ни одного вещества, которое при охлаждении уменьшает плотность. На ум приходит только лед, но и не верить собственным глазам невозможно.
Как только мы с Дмитрием дошли до ворот коровника, вой, грохот и рёв внутри него усилился. Так же как ментальное воздействие на мозг. Честно говоря, больше всего мне хотелось развернуться и с криками ужаса бежать из этого места сломя голову. Причем голова работала, я все понимал. От этого становилось ещё страшнее: как будто сходишь с ума, а у тебя в голове живут одновременно два человека. Судя по виду Дмитрия, он чувствует то же самое.
На улице светло, даже дождя нет, и для того, чтобы увидеть, что творится внутри, приходится сделать несколько шагов вперёд.
Вой и рёв превращаются в бурю, грохот металла закладывает уши, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не забиться в истерике, как Иваныч несколько минут назад.
Вонь стоит страшная. Что-то чужое, таких запахов не может быть на Земле. О том, что это бывший коровник, теперь думаешь в последнюю очередь.
Все просторное здание пусто. Загоны для коров, делившие помещения на секции, уничтожены нынешним хозяином. На полу ещё валяются покореженные трубы в руку толщиной и листы перфорированного железа. Но почти все конструкции загонов свалены в огромные кучи, перегораживающие коровник в дальнем от ворот торце. Для прохода оставлен только узкий, метра полтора в диаметре, круглый лаз у самого пола. Вход в логово смещен вбок, так что одну его сторону образует правая стена, а другую и верх — плотно утрамбованный металлолом. Глаза уже привыкли к темноте, и я увидел отсветы красного в этой дыре. Стена железного мусора до самого потолка спрессована, по крайней мере, через неё не проникает ни луча света.
Дмитрий тронул меня за рукав и кивком головы показал на вход в жилище демона. У него бледные до синевы губы и, кажется, от страха даже глаза выцвели. А у меня трясутся от страха ноги, но я в который раз пересиливаю себя и делаю шаг вперёд. Потом ещё один и ещё. Дмитрий идёт рядом, стараясь касаться меня рукавом куртки. Мне тоже легче идти, зная, что товарищ рядом.
Твари за железным валом почувствовали наше приближение и начали бесноваться пуще прежнего. Интересно, что будет, если они вырвутся на свободу? Боюсь, нас не спасет даже то, что отличает нас в глазах адских созданий от других людей.
Только присутствие Дмитрия толкало меня вперёд и не давало немедленно убежать.
Мы дошли до стены хлама и на карачках поползли вперёд. От увиденного волосы у меня встали дыбом.
Логово демона представляло собой узкую, не шире пяти метров, нору. Наверное, с его габаритами он в ней едва умещался. Изнутри пол и стены были выложены чем-то похожим на тёмные колючие волокна. Присмотревшись, я понял, что это стекловата или какой-то другой минеральный утеплитель. В любом случае негорючий, иначе от жара рогов демона тут уже ничего бы не осталось.
Сразу от входа, в углу, гнили человеческие головы, сваленные в кучу. Не меньше сотни черепов, некоторые уже побелевшие, другие ещё совсем свежие, но все проломленные. Дальше, уже чуть в глубине от входа, ваты было навалено чуть ли не два метра высотой, с углублением посередине. Меня чуть не стошнило, когда я понял, что это место, где демон отдыхает или спит, — я не знаю, нужно ли ему это. Почему-то сама мысль о том, что он лежит или сидит здесь в тепле, казалась отвратительной.
Чтобы увидеть, что ещё есть в норе, нам пришлось влезть внутрь и встать в полный рост. Уши разрывало от какофонии, издаваемой демопсами и собаками.
Пещеру освещали четыре бочки, в которых что-то горело. Неровные слабые сполохи давали немного света, но его хватило, чтобы увидеть, что творилось в дальнем конце норы.
К бетонным фермам кровли были привязаны ржавые цепи толщиной в руку. Четыре с одной стороны и четыре с другой. На этих цепях, подвешенные на ржавых крюках, висели два демопса, так что их лапы с уродливо загнутыми когтями немного не доставали до земли. Крюки, сделанные из толстой арматуры, входили в тело адских гончих под передними и задними лапами, в районе грудины и паха. Чем больше бесновались и дергались дьявольские твари, тем глубже впивались в их тела металлические штыри.
Словно не осознавая этого, демопсы забились в истерике, как только увидели нас с Димой. Красные угли глаз чуть не вылезли из орбит, из пасти полетели огненные искры, твари стали окутываться удушливым дымом, который источали их красно-чёрные тела.