Расстреливать их мне больше в голову не приходило. Рядом был Квоттербек, и он заменял мне целую команду, а значит, эмоциональный изъян успокоился и умолк.
— Здесь живет хлам, — отозвался Квоттербек и показал на ободранные бархатные кресла, громоздившиеся перед страшноватого вида панелями с синими и красными кнопками, на которых красовались стрелочки и спиральки.
— Попробуй, — сказал Квоттербек, и я сел в кресло, предназначенное явно не для существ с центром тяжести, расположенным пониже спины.
Тускло загорелся экран с жутким изображением в дробящихся пикселях.
— Узнаешь?
Я присмотрелся. Башни.
— Здесь я тебя первый раз перехватил и развернул на сто восемьдесят.
— А как?
Квоттербек наклонился через моё плечо и с силой нажал несколько кнопок. Картинка сдвинулась и поплыла — тошнотно медленно.
— Они управляются несколькими алгоритмами, — пояснил Квоттербек. — Взломать алгоритмы я не смог… то же самое, что пытаться рельсу об колено сломать. Слишком примитивно. А вот внести коррективы удавалось.
— Ты отдал Лайну «Иглу», — догадался я.
— Да. И повел «Королей» за тобой под перемычку.
— Но они же потом разбежались!
— Ага, — сказал Квоттербек. — Ты не поверишь… но кнопки западают. А ещё у этих болванок в памяти всего пять фраз. Иногда выдаются рандомом.
В исполнение желаний Квоттербек не поверил. Я добросовестно пересказал ему всю историю Зеры-Эбы, впрочем, умолчав об источнике, и дополнил версией Лайнмена про симбиоз разных разумных видов.
Он выслушал, но как-то без интереса, а потом сказал:
— Дело не в богах, Раннинг. Дело в том, что мы верим в то, что нам обещают.
— Плевать тогда на желания, — возразил я. — Но победа в Матче — это реальность.
Квоттербек поднял голову и посмотрел на меня холодными спокойными глазами.
— Если бы Кремань не глушила все сигналы и если бы рядом было Солнце, — ответил он, — я бы первый тебя заткнул. Но пока мы здесь — Раннинг, Аттам тебя упакуй, подумай наконец, — что ты знаешь кроме правил?
Он не мог быть со мной откровенным до конца. Он был осторожен и мало что проговаривал вслух, но сказанного мне хватало, чтобы начинать переживать за его квалификацию. Мне казалось, что Квоттербек теряет хватку, что Кремань подкосила его. Страх за будущее нашего Матча не позволял мне задуматься над его вопросами. Я думал только о том, как вернуть Квоттербека, который не так давно сломал Тайтэнду нос за небрежно сказанное слово.
Положение усугублялось тем, что я не мог избавиться от своей догадки — он не Квоттербек, он Раннинг… Он равен мне, он такой же. Я помнил о серии одинаковых Игроков — каким-то непостижимым образом Квоттербек перешагнул из одной специализации в другую.
Я был идиотом — чего стоило задуматься о том, что именно это делает его особенно сильным?
Вообще, логика не мой конек.
Несколько дней мы выжидали, пока не затянется мой ожог. Разговаривали, отсыпались и двигали туда-сюда технику по притихшему опустевшему городу.
— Хотелось бы знать, что в действительности прикрывали этой мистификацией, — сказал однажды Квоттербек. — Чей-то личный зверинец? Истребление преступников в обход запрета на смертную казнь?
Я не знал — я воспринимал правила Кремани правилами странноватой и бессмысленной Игры.
Существуют же Игры и поглупее — например, тетрис.
Так что догадками мучился один Квоттербек, а я просто грелся своим маленьким теплом и подолгу просиживал над линиями мышления «Аттама», задавшись целью освоить эту строптивую систему. Квоттербек мне не препятствовал, но не особо помогал — только тогда, когда я заходил в тупик, он смотрел на путаницу зеленых нитей темными внимательными глазами и поправлял один или другой угол.
Занимался я тем, что безуспешно пытался достучаться до шлема, который лежал рядышком и, наверное, искренне недоумевал над методами моего общения с ним.
За три дня я только два раза наладил с ним прямую связь и сразу же терял её, как только начинал радоваться.
— Это не для меня. — В конце концов я отложил «Аттам» в сторону.
— Брось, — сказал Квоттербек, разглядывающий тёмные улицы у открытого окна.
Потом вздохнул.
— Покажи.
Я растянул нити на пальцах и показал. Квоттербек повернул голову, пытаясь понять мою схему, потом обошел меня справа и снова посмотрел.
У меня руки задрожали от напряжения, и Квоттербек взялся пальцами за мои запястья, провел по ним, снимая тонкие зеленоватые связи.
Свернул и снова развернул — уже стройной идеальной схемой. Шлем рядом тут же включил огонек — подтверждение связи.
— Покажи ещё раз.
— Сам, — ответил Квоттербек, но саму сетку повертел туда-сюда, демонстрируя. — Раннинг, ты или просто бегай, или бегай и думай. Думать умеешь? Это же мысли — примерно так все выглядит и в твоей голове. Представь.
Я представил свои мысли и чуть не свихнулся.
— Нет, в меня это не вложили. Бесполезно. Раннинг есть Раннинг.
Квоттербек тихонько фыркнул.
— На самом деле ты никто.
— Никто?
— Да. И стать можешь кем угодно.
Меня его слова сначала напугали, а потом… потом я почувствовал, что…
Этого не объяснить, но почему-то Солнце немного отодвинулось на второй план. Немного. Чуть-чуть. А на первом плане появился чистый лист, в который я просто не знал, что вписать.
Он понемногу начал рассказывать о своих прошлых Матчах — о полях, на которые я никогда уже не попаду, потому что после пяти сезонов поле считается закрытым. О том, что ждет меня на последней линии — томительное ожидание и пятьдесят пять секунд на пробежку заодно с Вихрем. Меньше минуты — на все, включая установку Солнца на ветке. Главное — держаться вместе с Вихрем, предупредил меня Квоттербек, иначе Солнце спалит подчистую и никакие термозащиты не помогут. Вырвешься вперёд или опоздаешь — конец. Холодный Вихрь идёт по большой окружности — это наш. Горячий — по меньшей, внутренней. Это вихрь Луны. И не дай Аттам тебе их перепутать, Раннинг…
— А было такое?
— Было, — помолчав, ответил Квоттербек. — На моей памяти раз шесть.
Довольно-таки мерзкое препятствие. Нет, понятно — охладительные системы, нагревающий элемент… Необходимость для таких приборов, как Солнце, Луна и их ветки. Но нам же там бегать приходилось.
— А когда я пройду линию?
— Закинешь Солнце, активируешь и смотри во все глаза — запоминай код, который оно тебе высветит. Там пять элементов — цифры, буквы, символы, знаки, подстрочники. В общей сложности задействовано шестнадцать языков и семь систем шифровки. Код будет идти три минуты ровно. Не пялься по сторонам, смотри на него. Проблем с запоминанием не будет — у тебя для этого отведено достаточно пустого места.
Потом выдвинется панель набора — первые шестнадцать символов откроют переход для одного, первые тридцать два — на двоих и так далее. Это для того, чтобы забрать всех уцелевших Игроков команды. Порядок таков — сначала Раннинг, потом Квоттербек, потом Тайтэнд и Лайнмен — замыкающим. Если Игрок отсутствует, пробиваешь шестнадцать нулей… Но это тебе не понадобится. Победа команды засчитывается по трем показателям — количеству набранных и проигранных очков… Тут мы в полных нулях из-за твоих нервов. Количество уцелевших Игроков — не знаю, сколько там у Луны осталось, — и время прохода пятой линии. Это время может покрыть все потери, так что все зависит от тебя.
Пока что мы явно проигрываем, если только Раннинг Луны не настрелял болельщиков с твоё.
— А потом?
— Что — потом?
— После перехода?
— Отдых и следующий Матч. Если победили, то даже без заявки, просто закинут, где недобор.
Мне хотелось спросить — а когда же тогда мне становиться тем, кем я хочу?
Но Квоттербек вряд ли мне ответил бы, да я и не был уверен, что правильно его понял.
Когда он говорил о победе и методах и тонкостях прохода пятой линии, то воодушевлялся, быстро и четко выдавал информацию и казался очень увлеченным. Потом наступало время охлаждения — Квоттербек подолгу стоял у окна, скрестив руки на подоконнике.
Иногда он листал какую-то книжечку, которую я раньше никогда не видел.
На моё любопытство он покачал головой:
— Потом.
Эти его «потомы» — как же они меня дразнили!
Ночью мне пришла в голову мысль — скоро все закончится, нас разбросает по разным полям и не будет больше возможности увидеться.
С этой мыслью я пришёл к Квоттербеку. Он спал, но чутко, и сразу же открыл глаза. Я молча сел рядом.
Он сначала не понял:
— Охрана?
Я отрицательно помотал головой и, наверное, как-то умудрился выдать себя, потому что Квоттербек сел рядом, плечом к моему плечу, и тоже замолчал. Меня как в лед затянуло, но кое-как согревала мысль, что фиолетового Раннинга он точно не забудет.
— Стоп, — сказал Андрей. — Сердце.
— Он не успеет все рассказать, — шепнула Анечка. — Пусть пропускает лирику. Надо начинать пятую линию, там самое главное.
— Пусть говорит, — сказал Фред, держа свою бороду ладонью. — Иначе анализ будет неполным.
— Анализ чего? Командно-иерархической психологии? Да откройте любой учебник за позапрошлый век.
Андрей посмотрел на свои экраны и принял решение.
— Раннинг, — сказал он, — нам нужно дослушать историю до конца и переключить тебя в сон. После сна сможешь дополнить все, что считаешь нужным.
— Я боюсь, причин его поступка нам тогда не понять, — поделился опасениями лингвист, но Андрей глазами указал ему на свои экраны, и тот умолк.
Квоттербек занялся расстановкой ежеутренне сбегавшей куда-то охраны, а я бродил по залам, бесцельно передвигая какие-то запыленные кувшины. Мы скоро должны были сняться с места, и я изнывал от безделья. Хотелось как можно быстрее оказаться на пятой линии, центром которой и была наша цель. Солнце, яростно накалившееся до предела, не особенно пугало. Главное — снова взять его на плечи и избавиться от давления Кремани. Кремань. Я остановился у окна и посмотрел на площадь с разбитой чашей пересохшего фонтана. В ней