Мало кто обращал внимание на крошечную девушку в темном плаще и с газетным свертком в руках. Югу редко замечали, и в этом были её беда и преимущество. Преимущество потому, что ей можно было поручать важные задания без опаски привлечь внимание, а беда потому, что её постоянно толкали, затирали и сдавливали, как маленькое животное, попавшееся на пути табуна лошадей.
Запрятавшись в дальнем углу переполненного вагона, Юга неожиданно успокоилась и с гордостью подумала о том, что несёт что-то действительно важное, что-то, о чем Карага предпочел умолчать, а значит, он действительно ей доверяет.
Во всех выгнутых окнах вагона подземного поезда ей мерещился Карага.
Карага пошёл другим путём. Миновав освещенные улицы с офисами детективных контор, в которых обычно обретались бессменная секретарша с запахом плохих духов, сигаретный дым и мастер слежки, страдающий с перепоя, он свернул на пустырь, утыканный арматурой от ушедшего в землю фундамента.
На всем вокруг лежали лиловые отблески гигантской Спирали, и земля под ногами тоже слегка светилась: кольца Спирали напитывались энергией глубоко под ней.
На другом конце пустыря виднелось серое приземистое здание полицейского участка. Возле него припаркованы были черно-синие «Колоссы», пахнущие пылью и синтетической нефтью.
Карага обошел «Колоссов» с уважением. Ему давно хотелось приобрести такую машину, но разъезжать на авто военно-государственного образца было бы самоубийственной затеей. Приходилось восхищаться издали.
Пройдя плохо освещенный коридор, Карага кивнул дежурному, поедающему бутерброд с колбасой, и натолкнулся на спешащего навстречу Джерри, а тот сразу расплылся в улыбке и показательно позвенел ключами.
— Пойдём, пойдём, Крэйт, — сказал он. — Много вкусного тебе припас…
Он поспешно побежал вниз по лестнице, ведущей в подвал, и там начал греметь решетками и задвижками.
Карага спустился следом, подождал, пока распахнутся ржавые двери, и вошел пригнувшись.
В подвале было сыро и пахло землёй. Погреб, а не подвал. Несколько ламп в жестяных плафонах, деревянный стол с бумагами, за которым дремал сержант с перебитым носом.
— Выйди, — сказал Джерри сержанту.
Тот моментально проснулся, подпрыгнул и исчез в боковой двери.
— Ну-с, — провозгласил Джерри, бросая ключи на стол и обводя рукой помещение, — выбирай. Созрели ягодки, пришёл садовник…
Карага заглянул за решетки.
— Ну и урожай, — сказал он скептически.
— А чем плох? — удивился Джерри. — Красивые девки. Раньше были сплошь крысы помойные, а сейчас — принцессы! Моются!
— В том-то и проблема, что моются, — проговорил Карага, разглядывая двух женщин, смирно сидящих на лавке за прутьями камеры. Одна, огненно-рыжая, осмелилась поднять глаза и даже усмехнулась. Вторая безразлично жевала жвачку и почесывала ногу. — Смысл хобби, Джерри, в том, что ты остолоп, не приносящий пользы обществу и семье, вдруг становишься воспитателем, наставником, богом и жрецом одновременно. Жрец и бог должен усмирять, карать, учить и воодушевлять. В этом и есть интерес, и раньше дамочки под него подходили — было что ломать, было что приручать. А теперь что? Новое поколение, Джерри, они хотят вкусно жрать и сладко спать и наводят блеск ради того, чтобы им это обеспечили. Могу поспорить, что ты за этой парочкой не особо гонялся, а взял тепленькими с какой-нибудь парковой скамейки.
— Почти, — настороженно отозвался Джерри. — Что, ни одна не подойдет? Сливать?
— Сам посмотри, — пригласил Карага, постучал ладонью по прутьям и повысил голос: — Дамы, пороться будем?
Рыжая плотоядно улыбнулась, вторая перестала чесать ногу и выдула розовый сладкий шарик из своей жвачки. Шарик лопнул, она медленно облизала губы.
— Я не сексист, но в жизни не видел ни одной толковой бабы, — сказал Карага. — А эти так просто эталон тупости. Пнешь такую — полетит и спасибо скажет. Верно, милая?
Рыжая весело ему подмигнула.
— Вот. Мы друг друга поняли.
— Так они все сейчас такие, — расстроился Джерри, — мне что теперь, лавочку прикрывать?
— Ты узко мыслишь. Узко мыслишь, зато спишь крепко… ты зачем одних баб вылавливаешь? Думаешь, хобби на койке построено? Неправда. Смысл не в том…
— Парни тоже есть, — вдруг воодушевился Джерри, но на Карагу посмотрел укоризненно. — Есть, есть… вон, в пятой сидит.
Карага повернулся и подошёл к крайней камере.
— Ага, — сказал он. — Интересно.
В пятой камере на полу, возле сломанной надвое старой скамьи, сидел подросток лет шестнадцати-семнадцати. Возраст бездомных определить обычно было сложно, но он явно уже оставил позади несчастное детство и ещё не дошел до того возраста, в котором уличная шваль зарабатывает цирроз печени.
Первое, что бросилось Караге в глаза, — шрамы. Даже при тусклом подвальном освещении было видно, что парень жил настолько весело, что пару раз пытался прекратить веселье и отправиться в лучший мир.
Руки его были похожи на спущенную ткань портьер — порез за порезом, густо, беспощадно насаженные на каждом свободном сантиметре кожи. Были и другие шрамы — у виска, на скуле, на шее. Шрам на шее явственно указывал на то, что парню кто-то настойчиво желал отрезать голову, но либо не рассчитал, либо не успел.
Одет он был по странной моде, популярной во дворах и переулках Стрелицы: в джинсы, вытертые на коленях до состояния паутины, мягкую куртку из паршивого кожзаменителя, высокие ботинки с резным протектором. На запястьях красовались татуировки-браслеты: изображение чёрных цепей.
Карага знал множество значений уличных татуировок, но о цепях если и помнил что-то, то очень смутно.
— Сюда иди, — позвал он парня, но тот не шелохнулся.
— Он то ли глухой, то ли немой, — поделился Джерри. — Не умеет разговаривать.
— Все он умеет. Дай печеньку.
Джерри вернулся к столу дежурного, отодвинул пару ящиков и нашёл среди бумаг и скрепок пакетик с вафлями.
Одну он тут же надкусил, а другую протянул Караге. Карага просунул вафлю сквозь решетку.
— Кушать, иди кушать. На, на. Не отравлю, не бойся. Видишь, капитан жрёт и не кашляет. Иди, иди, не бойся… — подбадривал Карага. — Мы с тобой найдём общий язык… вот так, ещё пару шагов. Тебя нужно отмыть, воняешь. Джерри, открой-ка решетку.
Джерри недоверчиво посмотрел сначала на Карагу, потом на парня, подобравшегося слишком близко, но замок отомкнул и отошел в сторону, держа наготове полицейскую дубинку.
— А нам, командир? — донесся голос рыжей. — Нам тоже сладенького хочется!
— Тихо! — рявкнул Джерри, и эхо не успело затихнуть, а Карага пошатнулся и сделал два быстрых шага назад — парень выскользнул из камеры, высоко подпрыгнул и обхватил его руками и ногами, а зубами с видимым удовольствием впился Караге в лицо: Джерри со страху показалось, что прямо в глаз.
— Сучонок! — удивился Джерри и замолотил дубинкой, стараясь не попасть по Караге.
Парень держался цепко, несмотря ни на что. Он тяжело дышал, всхрипывал от боли, но задался целью повалить Карагу и мрачно вгрызался в его щёку. Потекла густая кровь, быстрыми струйками спускаясь по шее к вороту зеленого свитера.
— Слезай! — заорал Джерри. — Убью, тварь!
Размахнувшись, он врезал дубинкой в висок парня, и тот моментально разжал руки, откинулся назад и грохнулся о цементный пол с таким звуком, с каким сталкиваются бильярдные шары.
Карага прислонился к стене, прижал ладонь к лицу.
— Кусок оторвал, зараза, — хрипло пробормотал он.
— Отгрыз, — подтвердил Джерри, — мяса клок… погоди, вызову кого-нибудь с аптечкой. Руками не трогай, а то занесешь чуму какую-нибудь. На клочке кожи висит…
— Бинт, — сказал Карага. — Бинт принеси.
В дальней камере в два голоса хохотали уличные красотки. Джерри, пробегая мимо них, с остервенением ударил дубинкой по прутьям, и все стихло.
Карага выдвинул из-за стола стул сержанта, повалился на него и тоже засмеялся. Он по-прежнему держался за лицо, кровь текла между пальцев, но уже медленнее — процесс восстановления начался. Осталось только зафиксировать повреждение и ждать.
— Прекрасный экземпляр! — радостно сказал он вернувшемуся с бинтом Джерри. — Кусается, падла! Воюет! Беру! Замотай мне рожу, будь добр…
Все было оговорено и решено в кратчайшие сроки. Почесывая нестерпимо зудящую под бинтом щёку, Карага старательно вывел на клочке бумаги пароль к банковскому счету, предназначенному для оплаты таких операций, договорился о доставке и предупредил:
— Смотри за ним внимательно, чтобы деру не дал. Не уверен я, что грузчики его удержат, если он примется им морды глодать.
— Прививку от бешенства сделай, — буркнул Джерри, впрочем, очень довольный сделкой. И не удержался от любопытства: — Что с ним дальше-то будет?
— Как всегда, — ответил Карага. — Продам. Он молодец, но слишком агрессивный. Для любителей хард-хобби самое оно, а у меня как раз такой клиент и есть.
— Удачи парню, — усмехнулся Джерри.
— Документы на него имеются?
— Пока да.
— И как его зовут?
— Сейчас посмотрим… Написано — Кеннет Барц, но сам понимаешь… регистрационного чипа у него нет.
— Ерунда. — Карага поднялся, пощупал бинт. — Спасибо, Джерри.
— Доставлю в лучшем виде, — пообещал капитан и вскоре остался в подвале один, не считая двух бездомных девиц, осознавших, что никто не собирается их покупать.
Обе они стали очень серьезными. Рыжая больше не улыбалась, брюнетка выплюнула жвачку.
— Других клиентов у тебя нет? — тихо и тревожно спросила рыжая, и Джерри отрицательно покачал головой.
— И что теперь будет?
— Сольют вас, — пояснил Джерри, устало потирая запястье. — Не надо было попадаться, дамочки. Закон есть закон, а лимит стерилизации на наш район давно превышен.
Брюнетка вдруг разрыдалась.
— А что ты думала, — спросил капитан, не глядя на неё. — Думала, наплевала на регистрацию и живи свободно? Думала, попадешь в участок — и тут тебе красный ковёр, цветы и шампанское? Думала, операцию сделают, чик-чик и все готово — трахайся дальше сколько влезет? Или считала, что вас для хобби разберут и будут вам ноги миндальным маслом натирать? Сказки кончились, — подытожил Джерри. — Начинается порноистория с летальным исходом. Сержант!