Капитан бегал туда-сюда в туче пыли, отдавал приказания медикам, требовал подкрепления и помощи у прибывших вертолетчиков и думал о двух вещах: об этой самой мамаше и о том, что своими руками прикончит меха, свалившего Вертикаль.
Была слабая надежда увидеть тело меха под остатками вышки, но она не оправдалась. Преступник сбежал, не оставив никаких следов, и капитан в бессильной злобе остался наблюдать за вереницей чёрных мешков, за тем, как из пыли появляются и исчезают уставшие спасатели, за экспертами в желтых блестящих комбинезонах.
Светало, и на улицах уже появились первые ранние пташки, а на трассах — машины. Люди далеко обходили оцепленный вокзал, останавливались и высоко поднимали руки — фотографировали. Машины притормаживали, и особый отряд, регулирующий аварийное движение, был вынужден их подгонять.
Фонари все ещё мерзко горели, будто жёлтая сыпь на теле раненого города.
Дюк Ледчек стоял посередине вокзальной площади, разбитой и изуродованной тоннами металла, рухнувшего с невероятной высоты. Он снял шлем и держал его обеими руками.
Таким образом он пытался примириться с грудой покойников, в числе которых должен был оказаться, но не оказался.
Стоя со шлемом в руках, капитан мысленно надавал погибшим множество клятв, а потом отправился в ближайшую машину «скорой помощи» и, устроившись в изголовье какого-то бледного типа, лежащего под капельницей, спросил:
— По пути в больничку кофейни имеются?
— «Черешня», — подумав, ответил водила.
— Выгрузишь меня возле «Черешни». Поехали!
— А врач?
— Зачем тебе врач? Выглядишь здоровым… а, ты про этого?
Дюк проверил пульс бледного типа, послушал пару секунд и махнул рукой:
— Этот тоже жить будет. Поехали, командир. Кофе хочется…
— Так закрыто ещё… рано.
Отчего-то это простое обстоятельство стало тяжким грузом для нервов капитана.
— Мать твою вздернуть! — заорал он. — Слить вас всех! По капле! А мне — кофе!
Перед глазами появились алые круги — предвестник разрушительной вспышки ненависти.
Еле сдерживаясь, чтобы не выстрелить в наклоненный затылок водителя, Ледчек придушенным голосом пробормотал:
— Смешно тебе? А я без повышения остался.
Водитель, напуганный его тоном, вжал голову в плечи и ничего не ответил.
И тут появился озадаченный фельдшер, посмотрел на капитана и всполошился:
— Да у вас шок, — заметил он и быстро вынул туго скатанный теплый плед и пробормотал в рацию: — Номер сто семнадцать, везу двоих, интенсивная терапия и реанимация…
— Мне терапия? — изумился капитан и еле успел ухватиться рукой за спинку сиденья: машина качнулась и начала выруливать с площади.
Движение отрезвило его. Начали вспоминаться детали: вот он стоит под вышкой, вот вышка падает… и он почему-то остается жив.
— Почему я жив? — сурово спросил он у фельдшера.
Фельдшер только рукой махнул, тут же приготовил какой-то раствор и вколол его капитану.
Глава 3
Богиня Кали квартировала в подземных ярусах заброшенной фабрики по производству биоинженерных органов.
После Великого меха-уничтожения подобных зданий осталась масса. Многомиллионные проекты, исследовательские лаборатории, фабрики, производящие бессменные печени, сердца, кишечники и желудки. Фабрики — производители анаробов; литейные заводы, специализирующиеся на биометаллах, невероятно прочных соединениях, не отторгаемых человеческой плотью.
Пластики, имитирующие человеческую кожу, ногтевые пластины, зубы. Синтетические волокна, имитирующие волосы, ресницы. Сплавы тканей и пластиков, имитирующие слизистые оболочки. Сборные гелевые составы, формирующие глазное яблоко. Тысячи тонн жидкостей, пластов, спиц, соединений.
Массовое производство, обещающее бессмертие всем и каждому. Производство, остановленное в одночасье.
Оставленные людьми заводы и фабрики пустовали долго. Их то поджигали, пытаясь совершенно стереть с лица земли, то делали центрами какого-нибудь странного культа.
Остатки продукции растащили на сувениры, лаборатории разгромили. Стены и полы цехов разрисовывались, взламывались, покрывались трещинами.
С течением времени промышленные гиганты прошлого превращались в отголоски самих себя и приелись даже любителям развалин.
Кали выбрала для поселения одну из самых древних фабрик. Ей казалось, что это место можно считать чем-то вроде родины или матери, ведь именно здесь саму Кали собрали из множества комплектующих и здесь её мозгу дали вторую жизнь, забросив в уютную черепную коробку анароба.
Проявив такую сентиментальность, Кали заняла и обустроила два цокольных этажа, в которых прежде располагались бухгалтерия, зал совещаний и кабинеты менеджеров.
Это были маленькие комнатки, однотипные и одинаково украшенные одинаковыми безделушками.
Безделушки сохранились — на них так никто и не позарился. С прочей обстановкой поступили жестче: некоторые столы были переломлены пополам, в шкафах недоставало полок, обои содраны.
В зале совещаний секционные стулья оказались свалены в огромную кучу, словно кто-то намеревался их поджечь, но так и не решился. Висел там огромный плакат, демонстрирующий успехи фабрики, — его Кали оставила, а стулья и длинные столы, напоминающие гробы, велела выбросить. Она заменила их на низкие диванчики, низкие кресла и низкие столики, необходимые ей из-за отсутствия ног.
В залах Кали каждый ощущал себя переростком в мире лилипутов. Карага не любил здесь бывать, потому что страдал больше остальных, и вовсе отказывался садиться и принимать угощения из крошечной, точно кукольной, посудки.
Ему хватало того, что он вынужден был протискиваться в двери, наклоняя голову, чтобы не царапать макушку. Вынужден был сгибаться, изворачиваться, чтобы не уронить, не задеть и не обрушить.
Ранение Юги и тяжёлый хвост из рыщущих по городу разведчиков «Шершней» заставили Карагу прибыть на фабрику.
Первым и самым важным обстоятельством было ранение Юги. Эвил целую ночь пытался вывести её в рабочий режим, но так ничего и не добился, и теперь сидел по левую сторону Кали и пил чай, разбавленный холодным молоком. Чашечка Кали стояла нетронутой.
На низенькой скамеечке у стены рядышком сидели Морт и Эру. Морт — мрачный и задумчивый, его зарядное устройство Эру — сонный и безразличный. С первого взгляда казалось, что эти двое — братья-близнецы. Оба были приземистыми и квадратными, оба носили ультракороткие стрижки и жёлтые полупластиковые куртки, оба двигались медленно и выглядели грозно.
И все же эта парочка ничем, кроме партнерства, не объединялась, а идея о таинственной родственной связи опровергалась азиатским разрезом глаз Эру.
Карага явился на утреннее чаепитие и застрял в узкой двери, а вся компания с интересом наблюдала за ним.
Зрелище было забавным — Карага очень старался ничего не сломать, но был слишком велик для дверных проемов Кали и мог высадить весь короб вместе с притолокой одним неловким движением. На этот раз дело ухудшалось тем, что протискивался Карага вместе с огромной спортивной сумкой и бесчувственным телом, повисшим на его левом плече.
Бросив на пол сумку и тело, Карага наконец вошел.
— Что, не нравится? — спросил он в ответ на скептический взгляд Морта. — Это мои вещи и моё капиталовложение. Больше ничего ценного дома я не нашёл.
Кали приняла его благосклонно. Она сидела в глубоком кресле и улыбалась, поглаживая второй парой рук обнаженные, обрубленные колени.
Карага улыбнулся ей в ответ. Когда-то до него дошли слухи, что у этой секс-игрушки влагалище устроено так, что чем шире она раздвигает ноги, тем уже оно становится. С первого дня знакомства Карага пытался добраться до предмета слухов, но потом любопытство переросло в интерес, интерес стал глубоким, а потом превратился в симпатию, отодвинув вопрос о расположении влагалища на задний план.
Созданная для удовлетворения чувственных потребностей, Кали являлась сборной солянкой всех порноштампов. Её оснастили полными яркими губами и большой грудью, томными глазами, густыми волосами и тонкими пальчиками на всех шести руках. Обилие рук — изюминка Кали, синеглазой богини, умеющей обласкать партнера от макушки до пяток одновременно.
Секс-кукла, у которой губы никогда не смыкались, а оставались полуоткрытыми и всегда влажными, поначалу казалась Караге весьма спорным лидером, но пока Кали не допускала ошибок, он был согласен с её правом на принятие решений. Так уж повелось.
— Хочешь, я стану для тебя маленькой девочкой? — нежно спросила Кали, глядя на Карагу синими прозрачными глазами.
Эвил тут же поднялся, дожевал и сообщил:
— По всем каналам связи объявлено, что в катастрофах последних месяцев виноваты меха. Падение Вертикали — последний гвоздь в крышку нашего гроба, спасибо, Крэйт. На эту ночь у всех нас алиби — поезд врезался в вокзал, когда я сидел у Крэйта. Морт и Эру были на боях бездомных — их зафиксировали клубные камеры слежения. Кали вне подозрений. Алиби Юги не подтверждено, но мышечные ткани, найденные Крэйтом, принадлежат меха, а не зарядному устройству, хотя не исключено, что Юга могла помогать этому… другому.
— Юга — моё зарядное устройство, — сухо сказал Карага. — Она никому, кроме меня, не подчиняется.
— Она влюбленная дура, таких легко обмануть.
— И что? — прищурился Карага. — Это что-то доказывает?
— Нет, но проверить стоит. Благодаря террористу мы снова попали под удар и фактически потеряли Крэйта. Я не могу починить Югу.
Карага промолчал.
— У нас остались Морт и Эру, — подытожил Эвил. — Но они заняты на обслуживании Кали, это важно. Крэйт, в кратчайшие сроки нужно найти террориста. Назовем его — Другой. Найти Другого и выдать его людям, пока они не добрались до нас и тех, кто живет обычной жизнью и беззащитен без зарядного устройства. Кратчайшие сроки — это время действия твоей батареи, Крэйт. Боюсь, он будет сопротивляться. На сколько тебя хватит?
— В экономном режиме на сутки, — помедлив, ответил Карага.