— За сутки мы должны проверить всех меха, живущих в городе.
— Почему ты думаешь, что он из Столишни? — вмешался Морт. — Он мог приехать откуда угодно.
— Если он приехал откуда-то со стороны, за сутки нам его не найти, — ответил Эвил, — будем надеяться, что он местный. Морт, с разрешения Кали ты займешься информационной поддержкой. Проверь всех. У него могла поехать крыша из-за гибели жены, ребенка… любой стресс. Не взяли на работу — причина, попал в аварию — причина. Так ты сузишь нам круг подозреваемых. Начинай прямо сейчас.
Морт согласно кивнул и моментально разложил на коленях маленький ноутбук. Кали запрокинула белую прекрасную руку за голову и выдернула из волос тоненькую иголку — носитель. Эру почтительно принял иголку и передал её Морту.
Кали поставила на стол чашечку, захватила губами трубку кальяна и сделала глубокую затяжку. Дым и вода забурлили в изумрудном стеклянном горлышке. Карага отвлёкся от своих мыслей и задумчиво посмотрел на богиню.
Симпатизируя и доверяя секс-кукле, Карага не доверял приближенному к ней Эвилу. Карага считал, что обслуга должна знать своё место, — Эвил его не знал. Он лез с собственным мнением, раздавал советы.
Эта грубая фамильярность выводила Карагу из себя. Ему не нравилась самостоятельность Эвила, его осведомленность в вещах, касавшихся только меха, и уверенность в том, что его обязаны слушать и принимать всерьез.
Он часто переходил черту. В такие моменты Караге хотелось дать ему пинка и отправить на прочистку мозгов. В остальное время он просто молча и терпеливо раздражался.
Кали продолжала курить кальян, осторожно затягивалась, прикрывая дрожащие ресницы.
Карага засмотрелся.
Это было красиво.
— Забирай свои вещи, — вполголоса сказал Эвил, подобравшись сзади, — и устраивайся в любой свободной комнате.
— Вещи… — Карага обернулся. — У меня только сумка и парень. Эвил, посмотри парня. У него регенерация налажена, хотя и медленная. Я пришёл домой, глянул под бинт, там уже срастается… да и ты говорил — спицы какие-то. Возьми его, разберись.
Карага наклонился и поднял свою туго набитую спортивную сумку.
— Где Юга? — спросил он уже у самой двери.
Морт и Эру не отреагировали никак, Эвил тоже промолчал — он присел на корточки перед Кеннетом и принялся рассматривать его глазное яблоко, туго и больно оттянув веко. Кеннет не сопротивлялся и смахивал на мертвого.
Ответила Кали.
Она взмахнула средней парой рук, очертила одной из них красивую дугу, а верхней парой указала влево — обеими руками, жестом, похожим на часть восточного танца.
Карага кивнул и вышел, пробравшись в дверь боком и на полусогнутых ногах.
Комнату он себе подбирать не стал, сумку бросил в коридоре и сразу отправился в лабораторию Эвила, где тот и проводил большую часть времени за своими неудобными экспериментами — например, насаживанием свиной головы на плечи безголового утопленника, выловленного в каменном водоотводе Мошквы-реки.
Карага заставал Эвила и за более странными занятиями, и хотя пару раз порывался спросить — зачем? — но так и не спросил.
Ни свиной головы, ни утопленника в лаборатории не было. Были какие-то банки с разноцветными биопластиками, сформированная на разделочной доске правая рука, распластанная по слоям. В мягком розовом биомясе поблескивали спицы меха-мышцы.
Юга лежала на другом столе, свесив ноги на пол с одной стороны, длинные волосы — с другой. Её голова была разделана так же тщательно, как и рука на доске. Желтый пластиковый череп поблескивал под лампами. Залитый синим желе мозг тихонько подрагивал, и торчащие в нём датчики покачивались, как цветы на диковинном изрытом поле.
Дыру, пробитую пулей, Эвил обложил кусочками копирующего геля, но тот не спешил превращаться в клетки мозга, попросту затвердел и окрасился в серый.
Видно было, что Эвил старался. По тому, как была убрана в зажимы голова Юги, по ювелирности надрезов, тщательности расположения кусочков геля, было видно, что Эвил потратил уйму сил и не собирался сдаваться.
Карага глянул на почти плоскую обнаженную грудь Юги. Эвил стащил с неё одежду и бросил в ведро под столом. Карага пошарил внизу, вытащил запыленную юбку и прикрыл тело.
Юга бы не хотела валяться на столе голой, подумал он. Что вообще за дурацкая манера раздевать все, что попадает в эту лабораторию? Утопленника Эвил тоже разоблачил догола… а свинью вовсе побрил.
— Жалкое зрелище, — отметил Эвил, с грохотом раскрывая дверь и волоча за собой Кеннета.
— Мое зарядное устройство, — сказал Карага, — поверить не могу.
— Я тоже шокирован, — натягивая рыжие перчатки, признался Эвил, — накануне я предупреждал её, что дело очень серьезное и следует соблюдать осторожность, но маленькая леди меня не поняла.
— Ты — предупреждал? — хмыкнул Карага.
— И не зря. Она получила предназначиванную тебе пулю.
— Мать твою перековать! — воскликнул Карага. — Какой подвиг!
— Ты сукин сын, — с удовольствием отметил Эвил.
— А она — зарядное устройство. Я не консерватор, но никогда не понимал очеловечивания подзарядок.
— Помоги поднять.
Карага взял Кеннета под плечи, Эвил — под ноги, и вместе они забросили его на второй стол.
— Умер?
— Без сознания. Я не уверен, но кажется, это меха-подражатель.
— Редкостный идиот, значит, — сказал Карага, наклоняясь над лицом Кеннета. — Только вот живыми я их ни разу не видел. Разве меха-подражательство — это не байка? Кто может такое сделать?
— Говорят, после каждой эпохи остается в живых некто, кого называют Последним Инженером, — сказал Эвил. — Он — своеобразный хранитель знаний о технологиях, от которых люди отказались. Следуя этой легенде, можно думать, что существует Инженер Мертвых и Инженер, знающий тайну Спирали. Бродили слухи, что есть Инженер меха-эпохи, но я не уверен, что это действительно так. Инженер или должен работать в уцелевших лабораториях уровня КАСС, или продать душу Мертвым. В любом случае ему нужно быть высококлассным специалистом. А здесь… посмотри — регенерация налажена кое-как, это высокоуровневая операция, дома на диване не сделаешь, но настолько явную халтуру я бы тоже не принял. Вдобавок о нём ничего не слышно и результатов деятельности никаких. Если бы Инженер существовал, он мог бы возродить меха, создать новых, крепких и сильных, обеспечить их зарядными устройствами, а дальше…
— Что дальше?
— Я ещё не придумал, — ответил Эвил.
Он наклонился и вытащил из-под стола ремни-крепления, которыми тут же обвязал и зафиксировал Кеннета.
— Крэйт, — сказал Эвил. В голосе прозвучали просительные нотки. — Я хочу перекинуть Югу в анаробное тело. Это будет просто эксперимент, никаких гарантий я не дам. Теоретически переселение возможно, тело я подберу, но на практике могут возникнуть проблемы, поэтому мне нужно твоё разрешение. Позволишь?
Карага молчал.
— Получится что-то вроде Кали, но намного лучше, — поспешил объяснить Эвил. — Она сохранит способность видеть, слышать и понимать. Кали ограничена набором стандартных фраз, а в Югу я впишу речевой модуль с большим лексиконом. Кали не умеет ходить, а Юге я сохраню ноги и воспроизведу механизм ходьбы. Это не самый лучший вариант, но лучше, чем смерть.
— Знаешь, зачем Кали держит тебя при себе? — спросил Карага. — Затем, чтобы контролировать. Эти эксперименты запрещены, Эвил, и ты сам знаешь почему. Я первый должен бы возмущаться, потому что не получу теперь зарядного устройства. Я не гуманист, но знаю, что такие реконструкции нельзя проводить даже на бездомных.
— Я биоинженер, — холодно ответил Эвил, — биоинженер, а не священник. Мне нужна практика.
— Обойдись теорией, — посоветовал Карага, в последний раз глянул на Югу и вышел. В голову пришла идея соорудить ей похоронную церемонию. Все это промелькнуло быстро и быстро же показалось абсурдным. С почестями закапывать зарядное устройство — бред. Сломать или потерять своё зарядное устройство — трагедия, но не настолько же, чтобы сходить с ума.
Карага представил себе вечное тусклое существование и побелел. Нет уж, к черту. К черту все атрибуты спокойной жизни. Плавали, знаем. От безвыходности все это делается: собаке делать не хер, так она яйца лижет, а когда человеку делать не хер — он женится.
Были времена, когда Караге было не хер делать, и оба раза он женился. В первый раз женился от романтического юношеского настроя. Девушка ему попалась такая, навевающая романтику, даже имя у неё было романтичное и нежное: то ли Амелия, то ли Роза… что-то, связанное с цветами.
Двадцатилетний Карага таскался за Розой по полям и лугам, любовался васильками, кидался осенней листвой, лепил снежки, рассматривал звездное небо, умилялся букашкам и занимался прочей ерундой. Ему было не сложно, а Розе нравилось. Ей нравилось, что мужчина чутко воспринимает мир и ценит жизнь, несмотря на свой род занятий и неприятную, с точки зрения пацифиста, профессию.
Втайне от Караги Роза лелеяла мечту, так или иначе известную всем женщинам с высоким уровнем жертвенности и низким — интеллекта. Она мечтала переделать Карагу, спасти его от самого себя и получить искреннюю и восхищенную благодарность.
Карага должен был выкинуть автомат, обрядиться в белые хламиды и отправиться на площадь с плакатом «Мир хочет остаться зеленым!», но вместо этого принялся активно готовиться к реконструкции в лабораториях КАСС — его тренированное тело идеально подходило под параметры силовой армс-модели.
Роза прекратила любоваться цветочками и принялась скандалить. В ход пошли аргументы, которые впоследствии перевернули мир: Бог создал нас людьми, и мы должны оставаться людьми, дорогой. Бессмертие — противоестественный, богохульный процесс, нарушающий все планы мироздания. Ты хочешь превратиться в бесчувственную железяку? Никто не знает, где хранится твоя душа! Ты уверен, что после переработки останешься человеком?
И коронное, личное: мне будет неприятно жить рядом с механизмом! Я не смогу тебя любить! Неужели тебе все равно?