Пришлось одеваться и идти в магазин. И там, на входе, его вдруг откинуло упругой волной. Не больно, но очень унизительно.
Дюк вернулся к входу под пристальным глазком видеокамеры, и его снова отшвырнуло.
На него начали оглядываться. Посетители магазина, набившие корзины покупками и рекламными проспектами со вкусом и запахом рекламируемых блюд, смотрели на него как на прокаженного.
Подходившие сзади брезгливо его огибали.
Появился охранник в красном дурацком костюме и с маленьким, но грозным разрядником в лакированной кобуре.
Он внимательно наблюдал за тем, как Дюк пытается в третий раз пройти в магазин. На этот раз сопротивление волны ударило наотмашь. Ощущение было такое, что огромная ладонь влепила Дюку пощечину и чуть не сбила с ног. Кто-то рассмеялся.
— Эй, — крикнул Дюк охраннику. — Подойди, командир.
И тот подошёл, вразвалочку и щурясь мутными похмельными глазами.
— У меня есть чип, но он не срабатывает, — сказал Дюк и протянул правую руку, — отсканируй.
Охранник вынул длинную зелёную лопатку сканера, провел им по правой, а потом, на всякий случай, по левой руке Дюка и сказал:
— Нет сигнала. Покиньте магазин.
— Я не бездомный, — теряя терпение, ответил Дюк, — этот хренов чип во мне и всегда там был. Проверьте оборудование.
Охранник молча указал ему в сторону выхода. За их спинами громко и безо всякого стеснения обсуждались: внешний вид Ледчека, его предполагаемые болезни и засилье бездомных в целом.
Кто-то посоветовал вызвать полицию.
Голоса, пристальное внимание к его персоне, злость и презрение к людям, посмевшим его обсуждать, да ещё в оскорбительно-громком тоне, моментально привели Дюка в бешенство.
Он сорвал с себя куртку, закатал рукав свитера и зубами впился в предплечье. Боли почти не почувствовал — перед глазами плясали алые круги. Когда он расцепил зубы и снова предъявил охраннику руку, кровь выплеснулась на пол, как из опрокинувшегося стакана. В наполненной блестящей жижей ямке виднелись тонкие серебристые нити.
— Вот он, — щерясь влажными красными зубами, прохрипел Дюк, задыхающийся от злобы. — Вот он, твой чип. Сканируй!
Охранник нерешительно потянулся к сканеру. Вокруг держалась испуганная тишина.
Оборудование оказалось исправным, не работал именно микрочип. Перед Дюком всё-таки извинились и пригласили в магазин, но он туда не пошёл. Припадок кончился, ему было больно и мерзко мутило — почему-то думалось, что отхваченный зубами кусок собственного мяса он в ярости проглотил. Дюк не помнил, было ли это в действительности или нет, но куска он нигде не видел и не помнил, стало быть, всё-таки…
Предплечье заживало долго, шрам остался безобразный, но память милостиво сгладила остроту воспоминаний, а боль стерла вовсе.
Прочитав о меха-уничтожении, Дюк потёр то место, где круглый и рыхлый шрам отмечал местонахождение микрочипа, и подумал, что есть в двух историях какая-то общность: словно маленькое происшествие в магазине накрепко связано с гибелью тысяч меха.
За окном шёл дождь. От выпитого на голодный желудок мутило и болела голова.
Тысячи поездов мчались по тысячам путей, тяжелые колеса бились о рельсы, в сетках раскачивались сумки и пакеты, в стаканах звенели ложечки, а за окнами неслись горбы и сломанные кости прежних городов, округлые леса, обрывы и свалки, снова города и заборы с мотками колючей проволоки. Кеннет шёл по тысячам коридоров одновременно, раскачиваясь, прижимаясь виском к прохладному браслету часов, застегнутому на правом запястье.
Зеленые огни табло вовремя предупредили о переходе на вертикальную скорость.
— Добро пожаловать! — проводница с клоунским лицом принесла сок в вакуумном пакетике. — Благодарим вас за путешествие на нашем поезде.
«Его ещё можно продать? Мне нужна конура где-нибудь в Варварцах. Здесь я жить не буду, назад возвращаться опасно…»
— Что? — переспросил Кеннет. От шума поезда, нарастающего в ушах, ему не удавалось сделать ни глотка сока. Прохладный и сладкий вкус на губах, немножко на языке, но горло так пересохло и так ломит в висках, что протолкнуть в глотку сок не получилось.
— Наше путешествие займет четыре часа, — приветливо сказала проводница. — Справа от вас кнопка вызова. Если что-то понадобится, с её помощью вы сможете меня пригласить.
«Не реагирует он на твой компот, Эвил…»
Кеннет обернулся и увидел у противоположного окна тёмные силуэты попутчиков. Именно их голоса заглушали журчащую речь проводницы.
— Что это в банке? Коллекция ногтей?
— Слева от вас… — пропела проводница и вдруг начала переворачивать Кеннета на бок, будто подушку. Руки у неё оказались жесткие и сухие.
— Здесь насекомые, — сказал Кеннет, почувствовав болезненный укол в сгибе локтя.
Реальность вдруг превратилась в кошмар. Это сон, понял Кеннет. Затянувшийся сон, перетекающий в смерть. Из такого сна не выбраться, не поможет ни попытка ущипнуть себя, ни усилие воли. Какой дурак решил, что смерть во сне — самый чудесный вариант уйти из жизни?
Ужас и беспомощность — вот что такое смерть во сне, и никто даже не заглянет попрощаться…
— Он хочет проснуться, — заметил тот, кто сидел у окна.
— Если хочет — проснется.
— Мы прибываем к конечной станции назначения… — жарко и страшно зашептала проводница в лицо Кеннету.
Её разрисованное красными и белыми красками лицо опускалось все ниже, клоунская улыбка растягивалась шире, и за толстыми губами показался ярко-оранжевый кольчатый язык.
— Мать твою! — выдохнул Кеннет и вжался в угол. Колеса застучали сильнее, поезд неистово раскачивался. — Оставь меня… оставь меня…
— Судороги, — рассудительно сказал тот, кто сидел у окна.
— Станция назначения: Синий Лед. Синий Лед.
Проводница выпустила из рукавов форменного пиджака пару липких, покрытых живыми волосками щупалец.
— Сука! — заорал Кеннет и схватился за одно из них. — Лапы тебе вырвать?! Я не боюсь! Я не бездомный! Я имею право здесь ехать!
Поезд опрокинулся с легким звоном. Проводница растаяла, успев, впрочем, загнать в глотку Кеннету толстый мерзкий язык, от которого неудержимо затошнило и трудно стало дышать.
Солнце вспыхнуло ярким белым светом, а попутчики встали и подошли ближе, склонились над Кеннетом и стали походить на самих себя, а не на чёрные бумажные силуэты.
— Доброе утро, — сказал Карага. — Хорошо спалось? Я надеюсь, что ты спал, а не рыдал на груди ангелов в загробном мире, потому что Эвилу нужен выспавшийся боец, а не слезливый святоша. За святошу не дадут ни цента. Эвил, вытащи у него трубку из горла, он еле дышит, и расстегни ремни, пусть парень разомнется.
Эвил слегка придавил горло Кеннета, вытянул трубку и с грохотом свалил её в блестящий таз. Карага отодвинул таз ногой и с интересом приподнял руку Кеннета. Взглядом он указал Эвилу на грубый белый шрам, появившийся поверх остальных, и Эвил выразительно пожал плечами.
— На мне все заживет, — раздельно и с ненавистью прохрипел Кеннет. — Пробуй сколько влезет, но ничего не получится. Тебе меня не покалечить, а вот я тебя покалечу, как только дотянусь.
Карага боком привалился к стеклянному хрупкому шкафчику и рассмеялся.
— Отойди от стекла, — сказал Эвил, продолжая расстегивать ремни на руках Кеннета. — Там стоят редкие реагенты.
— Какой парень! — выкрикнул Карага, хлопая Эвила по плечу.
— Шкаф! — зло предупредил Эвил.
— Да не трогаю я твой шкаф… Ты посмотри, какой отличный парень! Назови его Кровавые Челюсти и отправь на бои бездомных. Там его быстро прикончат, но будет хоть какая-то польза. Глянь-ка сюда, Кенни, — и Карага сдернул простыню с тела Юги, — это твоя предшественница, девочка тоже много грозилась и так утомилась, что прилегла отдохнуть, сняв крышку черепа, чтобы не мешался. Нравится?
Эвил с любопытством взглянул на Карагу. Он знал, что от хобби приятно сносит крышу, но не думал, что Карага так легко поддастся влиянию.
— Почему ты до сих пор не убрал её тело? — вдруг спросил Карага, замерев с простыней в руке.
— Я её разберу, если ты не против.
— Ага, — ответил Карага, снова накрыл тело Юги и повернулся к Кеннету. — Вставай, — коротко приказал он.
Кеннет медленно поднялся, сцепив зубы и преодолев онемение тела.
— Я тебе не садист, запомни это. Я не такой, как Эвил, — глухо сказал Карага. — Я… устал, что ли. Да, пожалуй, устал.
Глаза его, зелено-жёлтые, неприятно и жестко блестели. Глаза аллигатора, упустившего антилопу и опускающегося в илистые глубины разочарованным и голодным.
Карага вышел, разом потеряв интерес к Кеннету и его дальнейшей судьбе. Эвил хмыкнул и присел на круглый винтовой табурет.
— Крэйт ощутил на себе влияние хобби, — сказал он задумчиво. — Не могу утверждать, но полагаю, что на его месте любой бы потерял голову. Это так привлекательно — запугивать маленьких злобных мальчиков.
— Кто эта баба на самом деле? — прохрипел Кеннет, неотрывно глядя на посиневшую руку Юги, выпавшую из-под простыни.
Ему все не удавалось прочистить горло и заговорить обычным голосом. Скорее всего в этом была виновата чертова трубка.
— Он её прикончил, что ли? Взял и уделал бабу, за которую заплатил деньги? Да так не бывает.
— В справедливом мире так не бывает, — согласился Эвил, — в справедливом мире не умирают дети, скромно одетых женщин не насилуют, трезвенники никогда не умирают от цирроза, а люди не уничтожают своё дорогостоящее имущество. Все это верно для справедливого мира, но ты живешь в этом, а хобби сносит крышу людям и посильнее Крэйта. Если он решит сломать тебе шею, то твоя жалкая регенерация ничем не поможет, так что совет: сделай вид, что ты спросонья ничего не запомнил, и постарайся на самом деле забыть, что Крэйт демонстрировал тебе труп Юги. Веди себя прилично, молчи, ешь и буйствуй только по моему приказанию.
Проследив за взглядом Кеннета, Эвил наклонился и спрятал ледяную руку Юги под простыню.