Кенни пошатнул эту уверенность. Жалкое злобное желание напугать мальчишку — откуда оно взялось? Откуда взялась потребность утвердить свою власть над слабым?
Черт бы все это взял.
Никогда, никогда больше…
Карага остановился возле странной машины: наполовину утопленная в землю, она лежала на боку, распахнув дверцы чего-то, похожего на топку. Ручки дверцы изображали собой сплетение змей. Стены внутри топки зеркально блестели, чем-то тщательно отполированные. Мелкие и очень острые зубцы покрывали их. Над топкой возвышалась труба, согнутая гармошкой в трёх местах, а вокруг трубы раскачивались тяжелые медные шары, подвешенные на стальные нити.
Что производила эта машина, имея разум современного человека, понять было невозможно. Разум меха, возникшего в лабораториях в постпаровой период, тоже не справлялся.
Этим чудесная машина Караге и нравилась — он совершенно её не понимал и гордился тем, что знает предмет, до сути которого ни за что не докопаться…
К ней, незыблемой эмблеме тщеты и суетности духа и рассудка, он и приходил в те минуты, когда терялся сам в себе.
К Мертвым нужно проявлять больше уважения, чем к живым, подумал Карага, обходя диковинную машину кругом. Есть массы идей насчет того, чем является жизнь, но нет ни одной хорошей идеи насчет смерти. Это стоит уважения.
Вспомнив о смерти, он обратился внутрь себя и увидел тревожно мигающий индикатор батареи. Оставались ещё аварийные батареи, но их следовало беречь для того, чтобы выжить в критической ситуации. Все меха так делали — годами берегли аварийные системы, надеясь продлить свою никчемную жизнь.
Погибшие машины прошлого и угасающие меха настоящего, подумал Карага, к черту вымирающих белых львов, почему никто не заботится о вымирающих машинах?
Почему заброшена Вертикаль, почему Спираль превратилась в заурядный памятник, а от Космины город отпрянул, оставив её в полном одиночестве?
Что за апатия накатила на человечество, переставшее изобретать и забывающее свои прошлые достижения?
Ответить на этот вопрос Карага не мог. Коснувшись тёплой ручки на дверце древнего механизма, он прикрыл дверцу и принялся выбираться из затемненных коридоров, кое-где освещенных тусклыми белыми фонарями.
На душе безо всякой причины стало спокойнее.
Утром следующего дня, в час пик, взрыв уничтожил именной поезд «Валентин Скворцов». Это было первое нападение меха-террориста на поезд метро, и выполнено было виртуозно: переполненный состав взорвался в тоннеле, на большой скорости, и выход из моментально загоревшихся вагонов удалось найти лишь двум десяткам человек.
С самого утра различные каналы и издания на все лады склоняли простую мысль об истинной цели теракта.
Целью была объявлена жестокая обида на Валентина Скворцова, в чью честь десяток лет назад назвали старый, гремящий на рельсах поезд метро.
— Этому Скворцову первому пришло в голову объявить биоинженерию врагом человечества, — пояснил Джон для Шикана, смотрящего новостную передачу одним сонным глазом.
— Я такого даже не помню, — пробормотал Шикан, натягивая одеяло повыше и собираясь снова задремать.
— Да кому он нужен, — сказал Джон.
Он сидел на полу в пижамных штанах и пил апельсиновый сок из синего высокого стакана. Вчерашний ром не оказал на него никакого влияния, а Шикан выглядел помятым и страдал от тяжелой головной боли.
— Принеси лед, — попросил он сдавленным шепотом, упираясь лбом в подушку.
Джон посмотрел на него, отставил стакан и сходил за льдом. Лед он обернул в чистое полотенце и отдал Шикану, а тот сразу же прижал его к затылку.
— Придется отсюда уехать, — вдруг сказал Джон, обводя взглядом комнату, заставленную книгами.
— Зачем? — спросил Шикан и страдальчески поморщился.
Ему с трудом удавалось даже разговаривать.
— Потому что здесь нам больше жить не дадут, — ответил Джон, — это же очевидно. Началась большая охота, а я трусливый заяц и не хочу попасть в их клыки.
— Время-то какое, — проворчал Шикан, опуская руку вниз и осторожно нащупывая стакан с соком. — Раньше люди меха боялись, теперь меха людей боятся.
— Я всегда боялся, — спокойно отозвался Джон, бросая кубик льда в стакан. — Я не собирался проходить меха-реконструкцию и боялся так, что штаны обмочил. Все это было затеяно моей матушкой, и получилось в итоге то, что видишь. У меня даже зарядного устройства никогда не было.
— Это что-то значит?
— Это значит, что я — как очкастый ботаник в раздевалке футбольной команды.
Джон снова обратился к экрану телевизора. Дрожащая в чьих-то руках камера показывала чёрные клубы дыма, вырывающиеся из входа в метро, и носилки с женщиной в разорванном платье. Одна сторона женщины была угольно-чёрной, а платье — розовым.
— На основании изображений, снятых с камер слежения, был составлен фоторобот подозреваемого. На данный момент проводится процедура сличения составленного фоторобота с камерами слежения вокзалов, с которых отправлялись поезда Столишня — Карвардцы и Риман — Столишня, потерпевшего крушение у Белого вокзала…
Шикан с трудом поднял голову и долго смотрел на экран.
— Ты не можешь уехать без обновления регистрационного чипа, — сказал он, снова укладываясь на подушку и пристраивая полотенце у себя на лбу. — Ты не можешь обновить свой чип, потому что сразу обнаружится, что он подделка.
— Но здесь тоже оставаться больше нельзя, — возразил Джон, а потом вдруг с огромным интересом повернулся к Шикану и потянул его за руку. — Ты должен дать мне совет, — изменившимся слабым голосом добавил он. — Я обращаюсь к тебе как к богу моему и прошу совета.
Он встал на колени и склонился. Как и всегда в таких случаях, его сердце заколотилось изо всех сил, не помогли даже меха-контроллеры. Пришло время принимать гомеопатические шарики, иначе все это убьет его.
— Оставайся и терпи, — ответил Шикан, не открывая глаз. — Я позабочусь о тебе, я позабочусь о вас всех…
Джон склонился ещё ниже и стиснул зубы. Ему хотелось заплакать, как обиженному ребенку, лишенному сладостей. В груди горело, воздух с трудом протискивался в легкие и со свистом выходил обратно, потому что внутри грохотало, всасывалось, выплескивалось и гудело от перегрузки.
Он молчал и дрожал от боли и обиды, Шикан тоже молчал, а потом вдруг откинул полотенце и сказал:
— А давай холодного пива, а?
Глава 7
С блеклыми, светло-рыжими лилиями в руках Джон пробрался через толпу, плотным кольцом окружившую маленькую площадку перед выходом из метро. Толпу сдерживали офицеры в сине-чёрной форме и с закрытыми лицами. Дыма больше не было видно, но в холодноватом воздухе отвратительно пахло гарью и оплавившимся пластиком. От этой густой горькой вони перекрывало глотку, многие надрывно кашляли. Машины «скорой помощи» сменяли друг друга, снуя туда-сюда по огороженной булыжной мостовой. Из окон ближайших домов торчали любопытные лица.
Таксисты то и дело прибывали к единственной парковке и высаживали родственников, друзей и прочих, и те немедленно прибивались к плотному людскому кольцу. Некоторые, бледные и с нервными движениями, молча смотрели, вытягивая шеи, другие с криками рвались вперёд, расталкивая остальных, и офицеры полиции усмиряли их, твердо удерживая на месте.
Кого-то куда-то уводили. Женщина в сиреневом дождевике, стоящая у доски с электронными объявлениями, то и дело падала на колени, поднималась, держалась на ногах несколько минут и снова падала.
Крики и голоса то появлялись, то стихали. Обычно начинал кто-то один: задавленный в толпе, он возвышал голос и принимался выть, и вой подхватывали остальные, а потом все стихало до следующего стона или крика.
Джон был единственным, кто пришёл с цветами, и на него поглядывали с осуждением: здесь ещё не верили в смерть, гибель близких ещё не уложилась в головах, и цветы выглядели как циничное покушение на надежду и веру в лучшее.
Мисс Эппл наверняка уже увезли, Джон видел её сморщенное личико сорок минут назад, и то оно мелькнуло так быстро, что не удалось разглядеть, мертва она или жива.
Её седенькие волосы растрепались и были в крови, но это могла быть чужая кровь, а больше Джон ничего не успел рассмотреть.
Рассматривая выскакивающих из-под земли пожарных в желтых касках с забавными толстыми ранцами и спасателей в оранжевой форме, Джон незаметно для самого себя тихонько продвигался вслед за людьми, делающими по короткому шажку вперёд каждые пять минут, и в итоге оказался перед полицейским офицером.
В руках офицера был планшет, полупластиковый блокнот на пружинном креплении, ручка и какой-то тяжеловесный сканер. Все это офицер удерживал с трудом и даже не посмотрел на Джона.
— Имя?
— Чье?
— Кого вы разыскиваете, — сдержанно уточнил офицер.
— Старушку. Мисс Эппл.
— Имя?
— Я не знаю имени. Она старая, её показывали по телевизору, и я пришёл. Старушка с разбитой головой. Не знаете, куда её увезли?
— Эппл, Эппл… — забормотал офицер, набирая что-то на планшете и одновременно косясь на сканер. — Ваши координаты для связи?
— Простите… — Джон вдруг заметил двоих в одинаковых желтых куртках. Они стояли за женщиной в сиреневом дождевике и, одинаково задрав головы, изучали электронные объявления. — Извините.
Оставив офицера, он полез через толпу и замахал рукой.
— Мартин!
Его голос прозвучал слишком радостно, и многие обернулись, чтобы посмотреть на счастливое воссоединение тех, кому повезло.
Морт обернулся и расплылся в улыбке. Эру повернулся и хмуро оглядел Джона с ног до головы.
— Ты чего тут забыл? — поинтересовался Морт, подхватывая падающую даму за локоть и ставя её на место. — Цветы? Свидание?
— Да. С одной старушкой…
Эру снисходительно прикрыл глаза и стал похож на уснувшую ящерицу. Морт посмотрел направо, потом налево, словно ожидая увидеть ту самую старушку.
— Она не придет, — добавил Джон. — Она умерла.
— А, ты здесь по этому поводу… — Морт нахмурился, помотал головой, — мои соболезнования.