— Да, их бы… поменьше… — торопливо согласился Джон.
— Поменьше? — задумчиво спросил Шикан. — Ну, и это тоже. Их станет так мало, что деторождение перестанет быть преступлением, генофонд обновится. Это тоже важно.
Он выглядел разочарованным, но вслух своих сомнений не высказал.
Повалился на подушки и закрыл глаза.
— Пошли оба вон, — отчеканил он, и Джон с готовностью поднялся.
Кенни хотел уйти первым и скрыться где-нибудь в боковых коридорах, но Джон нагнал его и схватил за руку.
— Объясни мне, — сказал он, — объясни.
Его трясло.
Кенни хмуро высвободил руку и пошёл к лифту. Джонни не отставал.
— У меня была странная теория, — торопливо говорил он на ходу, — я врач… я делал операции бездомным. Мне показалось, что они, вы — ничем не отличаетесь от людей, только совершенно регрессировали. Знаешь, как было раньше на планете — где-то развитые государства, а где-то племенной строй. Но…
Кенни нажал на кнопку вызова лифта.
— В чем проблема? — спросил он, надеясь закончить поток высказываний и отвязаться.
— Я был на уровне Мертвых, — сказал Джон, — Шикан отправляет бездомных в переработку.
Внутри Кенни что-то дрогнуло, но он мотнул головой.
— Это адепты, — сказал он, — они сами приходят к богу и приносят себя в жертву добровольно.
Джон прикусил губу.
— Да? Ладно, — сказал он и отступил, — я мог бы и сам догадаться… Столько трупов оставалось после каждой мессы…
Его тон и голос раздражили Кенни окончательно.
— Слушай, — сказал он, — хватит пищать и ныть. Все это делается для тебя! Для тебя, сука, это делается! Не для меня, хотя я прожил тут всю жизнь и сотни раз просил помощи, а для тебя, хнычущей меха-девки! Ты стонал, что мир кругом плох, а люди сволочи? Стонал. Так радуйся, что бог внял твоим стонам и принялся за дело! Что тебе не нравится?
Джонни помолчал секунду, слушая громыхание старого лифта, возвращавшегося сверху, и сказал спокойно и рассудительно:
— Мне не нравится, что он действовал моими клонами. Каждый раз, когда я приходил сюда, с меня снималась копия, из мертвых адептов и ещё какой-то дряни лепили меня… а я не знал. Но моими руками все это начиналось. Взрывы, пожары, крушения поездов. Я так не хотел.
Двери лифта открылись, Кенни вошел и следом зашел Джон. Кенни молчал, думая о том, что сам когда-то брезгливо относился к подобного рода делам: сама концепция работы Мертвых настораживала. В индивидуальных случаях машины перерабатывали тело, чтобы восстановить его точно таким же. По этому принципу работали и парковые Врата: они убивали на точке входа и возрождали на точке выхода, а не переносили с места на место. В этом было что-то противоестественное, что Кенни считал легким неудобством, но со временем привык, так что негодование Джона он принял по-своему. Меха, видимо, не нравилось, что по его образу и подобию создавались бездушные машины, действующие в рамках приказов, и не более. Так же точно поначалу протестовал Морт, но потом, убедившись, что приказы он будет отдавать сам, успокоился.
Джон обрадовался затишью, надеясь, что Кенни его понял. Он, конечно же, пытался высказать другое: то, что недовольный теоретик никогда не вышел бы на улицы, чтобы претворять в жизнь свои кровожадные планы, что он никогда не требовал переворота и убийств, а теракты переживал так же тяжело, как и люди, чувствуя абсолютное бессилие перед тайной сокрушительной жестокости, с которой они проводились.
— Я не понимаю, зачем это было нужно, — сказал он.
Кенни пожал плечами.
— А как вас ещё заставить шевелиться? — спросил он, выходя из дверей и шагая по коридору.
Он по-прежнему держался впереди и всем видом показывал, что не желает общаться.
— Как? — спросил Джон, едва поспевая за ним. — Что?
— Ну, вы же сидели и ничего не делали, — пояснил Кенни, — а как только люди на вас обозлились, сразу запрыгали…
— Но почему я?
— А кто? Я сразу отказался. Это из вас, меха, получается бездушный кусок дерьма, а мне бы пришлось осмысленно помирать… раз за разом.
— Но…
— Отвали, — почти выкрикнул Кенни и хлопнул дверью с надписью с номерной мутной табличкой. На грохот в коридор высунулся Эвил. Он выглядел уставшим, но собранным.
— Доу, — сказал он, — я помню, что обещал тебя посмотреть. Подожди пару часов, мне нужно закончить с Карагой.
— Я хочу посмотреть, — сказал Доу, но его заглушил страшный, слегка приглушенный крик.
Эвил поднял брови.
— Хочу посмотреть! — громче повторил Доу, начиная задыхаться.
— Прошу, — сказал Эвил, довольный, что может продемонстрировать свои умения. — Заходи.
Он шире распахнул дверь, и Доу вошел в комнату, заполненную стеклянными колбами. Почти все они были пустыми и отбрасывали бутылочные мутные блики, но в одной из них варился теплый пластик, сквозь который угадывались очертания человеческой фигуры. Через колбу то и дело проходили длинные, ветвистые электрические разряды.
— Это первый этап, — охотно объяснил Эвил, снимая с маленькой красивой руки узкую резиновую перчатку. — Подготовка тела. Оно должно выдерживать напряжение до двух тысяч меха-ватт, иначе сгорит на работе.
Доу подошёл ближе и присмотрелся. Тёмные очертания вдруг обрели четкость, и с другой стороны припали к пластиковой преграде красные ладони и страшное, измученное лицо с обезумевшими глазами.
Джонни отпрянул.
— Это не Карага, — сказал он.
— Это его будущее зарядное устройство, — сказал Эвил, — а ты хотел Карагу посмотреть? В соседней лаборатории.
Лицо пропало, и снова донесся приглушенный, режущий крик. Доу сам еле сдерживался, чтобы не застонать. В нём опять что-то разладилось, легкие засвистели.
— Долго он будет… так?
— Дня три, — сказал Эвил, отпирая следующую лабораторию. — Обоим понадобится время. Карагу тоже надо привести в порядок, иначе он не выдержит подзарядки.
Он надел новые перчатки, а старые, разорвав, бросил в ведро под столом. На столе лежал Карага. Его огромное сильное тело Эвил аккуратно вскрыл и нанизал на длинные спицы, ровным квадратом открыв внутренности от шеи до паха.
В лаборатории держался стойкий запах кислого соединительного раствора.
Доу заглянул внутрь Караги и увидел мощные соединения биометаллических мышц с живыми тканями, крупные блестящие органы, одетые в розовые и жёлтые пленки; выгнутые схемы-контроллеры и укороченные остатки пищеварительного тракта.
Короб батареи Эвил снял и как раз менял желто-чёрные колбочки. Старые он вынимал из гнезд и складывал в алюминиевый лоток, а новые вшивал длинной загнутой иглой и укреплял крошечными винтиками, которые нельзя было толком рассмотреть без линзы, укрепленной над столом.
Джон с тревогой вгляделся в лицо Караги: под прозрачной пластиной маски оно выглядело как музейный экспонат.
О планах Шикана Джон знал, и знал, что Караге ничего не грозит. Его предполагалось завербовать так же, как и Морта, и поставить командиром над сотнями собственных клонов.
Шикан не сомневался в том, что любой армс перейдет на его сторону и будет рад участвовать в становлении нового порядка.
Джон, помня о том, что сказал ему Морт в баре «Попугай», тоже в этом не сомневался. Глядя на Карагу, которого он знал как своего отца, но не знал совершенно ни характера его, ни мыслей, он окончательно потерял надежду.
Ничего уже не изменить, думал он, ища в лице Караги черты, схожие с его чертами. Да и к чему менять? Что кажется таким отвратительным и несправедливым? Добровольные жертвы бездомных? Разрушение города? Армии меха на улицах? Бессмысленность сопротивления? Новое будущее, где всем обещаны равные права и единый бог?
Нет ничего такого, от чего стоило бы паниковать. Колеса истории всегда смазываются кровью, и не он тому причина.
Неужели страх и неуверенность держатся только на обиде за то, что Шикан использовал его как прототип террористов?
Мелкая, глупая обида. Разве сам Джон затевал теракты? Разве он сам их исполнял?
Нет, ничего такого не было и в помине.
А если задуматься, то все было сделано правильно. Как ещё можно было заставить меха взяться за решительные действия? Как ещё можно было их подтолкнуть к созданию нового мира? Только ненавистью…
Чем дальше Джон занимался самоубеждением, тем тревожнее ему становилось. Обычная человеческая обида захлестывала его, и к ней добавилась новая: он видел Карагу и вспоминал все, что было сказано им в его адрес. Оскорбления, шутки, презрение — Карага общался с ним только через их призму.
Это было так обидно, что Джон отошел в сторону и с тоской задумался: кем же он является на самом деле? Не бездомный, не человек, но и не меха в полном смысле этого слова.
Кто-то… другой.
Запутавшийся.
— Не бойся, это не так уж и больно, — сказал Эвил, по-своему истолковав его волнение. — Приведу в порядок и тебя.
Джонни кивнул и вышел, и по коридору, забитому криками Дюка Ледчека, висящего в толще жидкого пластика, кинулся бегом.
Морт и Эру вовремя покинули прибежище Братства Цепей. Массовое производство меха-клонов приостановилось: сырья не хватало. Автобусы с бездомными, предназначенными на переработку, не смогли выехать за границы города, попав в двойное оцепление армейских подразделений. Город был взят, но армия, вытесненная с улиц, не собиралась сдаваться и начала осаду, не позволяя меха выйти за её пределы.
Транспортировка через парковые Врата была слишком медленной, и хотя и подкармливала восстание новыми бойцами, возвращавшимися в обмен на бездомных, но этот ручеек был слишком слаб, чтобы ощутимо поправить положение.
Одновременно велись розыскные мероприятия. Маленькие мобильные отряды шастали по округе, пытаясь найти центр — клинику «Брианна» и её лаборатории.
Вертолёты, наклонив узкие носы, стрекотали в воздухе, отыскивая признаки жизни в близлежащих развалинах. Вертолетов было мало, техника ведения воздушных боев отжила своё, и использовались они только для быстрых перемещений над городом или спасательных операций.