— Я… не знаю, я не политик, я полицейский, — через силу сказал Дюк.
Льёрт кивнул.
— Договоритесь тут между собой, — сказал он, — я дам оружие и технику тому, кто отстоит свою точку зрения. Я дам вам технику и оружие Конструкта. Если не договоритесь, выдвину вам своё предложение — встречное.
— Ты альбинос? — в спину ему спросил Карага.
— Почему? — спросил Джон.
Льёрт остановился.
— Инженеры — люди странные, — сказал он, — не будь этих странностей, не шло бы развитие вперёд. Не сменялись бы эпохи. Вы правильно сделали, что оставили Биоинженера в живых.
Карага вспомнил об Эвиле.
— Он мог и сдохнуть, там кругом такая давка была…
— Посмотрим, — отозвался Льёрт, — мы, умные, просто так не помираем… А Инженер Мертвых сам о себе позаботился, да? Решайте. Полчаса хватит?
Карага первым делом обошел кругом самолёт, оставленный на платформе. Самолёт был холодным, неподвижным и абсолютно гладким. Ничего, похожего на механизм или биотехнику: словно литое цельное тело.
Самолёт, словно уловив желание Караги, раскрыл треугольные люки и впустил его в салон.
На месте приборной панели — гладкая, словно слюдяная, пластина без малейшего огонька. Тусклый белый свет, удобные шлемы, низенькие сиденья и ничего, похожего на оружие.
Карага вылез обратно и увидел решительные глаза Джонни Доу.
— Я здесь главный, — сказал Джонни, — с меня все началось. Я все это затеял, и я виноват. Мне нужно оружие Конструкта, чтобы навести порядок.
— Какой порядок? — поинтересовался Карага, садясь на пороге люка и свешивая ноги вниз. — Родильное отделение построить? Были уже разработки по повышению рождаемости, и ты знаешь, чем они закончились: сама природа против. Всех детей того времени сожрало гнилью. Или как эта зараза называлась?
— Грибок Эттингтона, — тихо сказал Джон.
— Вот им. Никто не даст гарантии, что твои планы не нарушит ещё какая-нибудь вирусня, и за подохших в корчах деток ответственность будешь нести ты.
— Это было совпадение.
— Да ладно, — хмуро сказал Карага, — как только свернули программу по повышению рождаемости, грибок исчез сам по себе. Завязывай с этими идеями, Джонни, давай мыслить… логично. Нужно свернуть боевые действия, отнять у всех оружие, кроме меха — они будут обеспечивать порядок. Нечем будет воевать — не будут воевать. Займутся восстановлением города. С голодухи размножаться начнут. Сам знаешь — самая высокая рождаемость всегда была у бездомных, их в первую очередь и стерилизовали. Отберем оружие с помощью техники Конструкта, и с её же помощью будем контролировать.
— Но… — упрямо сказал Дюк, не вынимая рук из карманов, словно насильно сдерживая их там.
— Молчать, — коротко сказал Карага, — ты — зарядное устройство, притом хреновое. Тебе слова не давали. Жалею уже, что с тобой связался. Пользы никакой. Может, тебя пристрелить, капитан? Тебе не нужна такая жизнь и мне твоя не нужна.
— Хватит, Крэйт, — торопливо сказал Джон, увидев, как исказилось лицо Дюка, — пойми: это и нужно убрать первым делом. Разделение. Дискриминацию. Чем он хуже тебя? Ничем он не хуже. Прекрати это.
Карага пожал плечами и почесал широкий тугой шрам, пересекающий грудь и живот.
— А ты чем лучше меня, что указывать взялся? — спросил он, щурясь. — Ты, сына, сам признался — все это заварил самолично в детской пластмассовой кастрюльке, так, может, позволишь папе разобраться по-взрослому?
— Хватит, — повторил Джон.
— Бросай игрушки! — заорал Карага. — Рождаемость ему! Сам, мать твою закопать, жертва аборта… ну! Смотри на меня! Через тридцать секунд ты говоришь: да, папа, конечно, папа, ты прав, а я мудак! Иначе я тебе просто сверну шею.
Дюк искоса посмотрел на Джонни и вынул наконец руки из карманов. Джон залился быстрой алой краской, в легких у него заскрипело, свист и хрипение прорвались сквозь плотно сжатые губы.
— Двадцать пять! Двадцать шесть!
— Да! — выкрикнул Джон. — Я виноват. Извини.
— Кто здесь мудак?
— Я, — с ненавистью пробормотал Джон, сплюнул и пошёл в угол платформы, где и уселся, прислонившись к стене и запрокинув голову с закрытыми повлажневшими глазами.
— Теперь ты, — устало сказал Карага, проводив его взглядом. — Ты, капитан. Извини, я на тебе сорвался. Мне твоя помощь нужна, и я понимаю — не сразу можно приноровиться её оказывать. Потренируешься, пройдет. Ну, ты со мной? Сделаем этот гребаный мир новым?
Дюк задумчиво смотрел на него.
— Я с тобой, — сказал он.
Джон, услышав ответ Дюка, поднялся и медленными, долгими шагами подошёл к Караге.
— Послушай. — У него легонько дрожала нижняя губа. — Я хочу создать гуманистическое общество. Я хочу вернуть людям человечность. Да, поначалу потребуется оружие, но потом — нет. Потом ты, и капитан, и такие, как Кенни, смогут жить без зла и без вражды.
— Нежизнеспособно, — сказал Карага, глядя на него сверху вниз.
— Тогда тебе придется меня убить, — твердо сказал Джон, — потому что, если ты оставишь меня в живых, я буду противостоять тебе всегда.
В легких у него надрывно свистело.
— Сил-то хватит? — спросил Карага.
— Постараюсь.
Дюк отвел глаза.
— Не делаются такие дела с оружием Конструкта, — неожиданно мягко сказал Карага и положил руку на затылок Джона. Провел по его волосам. — Мне очень жаль, что она не отдала тебя мне на воспитание. Я бы тебя тогда любил и ценил, что ли… А так — прости, но не вышло.
Джон поднял на него глаза и спокойно улыбнулся. Карага кивнул, принимая улыбку, и легко скользнул к беззащитной шее. Раздался мокрый хруст. Тело Джона завалилось на бок, сломанная шея выпукло вырисовалась, натянулась изнутри чудовищным горбом. Неестественно запрокинутая голова ударилась об пол, и Дюк увидел темнеющие и пустеющие широко распахнутые глаза.
— Выбрали? — спросил Льёрт, обходя тело Джона.
— Да, — ответил Карага. — Выбрали. Ты даешь нам оружие, и мы сносим напрочь всю эту вооруженную братию: «Шершней» и армию, полицию и излишне бойких активистов. У нас есть меха и пара отличных генералов — Морт и Эру. Порядок гарантируем. Нужна рождаемость — будут рожать по графику, под прицелом.
Он говорил так быстро, что голос прерывался.
Льёрт наклонил голову:
— Ты мне за Вертикаль должен, меха, — сказал он, — помни об этом.
— А ты мне должен за то, что твоя Спираль меня чуть не угробила, — отозвался Карага. — Квиты?
— Временно.
Наконец-то он повернулся и обратил внимание на труп Джона.
— Жалко, — сказал он, — ненависть к людям — отличная почва для гуманизма. Мизантропы первые в очереди на улучшение качества жизни общества. Агрессоры — тоже.
— А то, — сказал Карага. — Инженер, сделай одолжение.
— Какое?
— Давай его похороним. По-настоящему. Есть где закопать?
Эпилог
Водку Дюк Ледчек пил без интереса. На кроваво-красную икру и оранжевые пластинки красной рыбы смотрел без удовольствия.
Все это, отпечатанное на принтерах новейшей технологии, источало натуральные запахи и славилось натуральным вкусом, почти идеальным, с точки зрения даже Конструктора, который печатными продуктами обычно не питался.
Водку Конструктор тоже не употреблял, сидел и грыз леденцы, закинув ноги на спинку кожаного пухлого кресла.
Карага наливал и наливал: он пил и чувствовал горьковатый вкус, лёгкий шум в висках, и только.
Праздновали десятую годовщину с момента Переворота. За длинным широким окном несмело карабкался ввысь строящийся заново город. В архитектуре использовались пики и шпили, изобретенные заново. Исчезли серые коробки домов-уплотнителей времен перенаселения, исчезли белые треугольные строения Конструкта. Возводились вычурные здания, напоминающие космические корабли. И даже окна делались круглыми.
Специалист по психологии общества сказал бы, что все оно неосознанно стремится оторваться от бренной земли, сократить угол обзора, не видеть ничего, кроме неба, не привязываться ни к чему, кроме свободы.
Карага был армс-меха, поэтому специалистов такого профиля не держал и не слушал. Ему хватало качественных статистических показателей: бездомных нет, на улицах чисто, рождаемость наконец-то вылезла из минусовых значений.
Жалоб на работу меха-полиции не поступало, на работу моментальных судов — тоже.
Преступлений нет. Мало кому хочется получить пулю в висок от меха-полицейского, моментально определяющего степень вины и обладающего всеми судейскими полномочиями, включая полномочия по осуществлению смертной казни.
С точки зрения Караги — город превратился в тихое, уютное местечко, где за последние десять лет совершилось больше открытий и научных скачков, чем в прежней Столишне за сотню.
Прогресс.
С точки зрения Дюка — построилось идеальное полицейское государство, где свободой и человечностью и не пахнет, зато кругом порядок, как в больничной лаборатории.
Он давно признался, что именно в такое государство поверил, стоя перед Карагой и белым самолетиком Конструктора — далеких десять лет назад.
Поверил и решил: хрен редьки не слаще. Зато долгожданное повышение — вот оно. Правая рука Караги, правителя. О таком жалкий капитан «Шершней» и мечтать не мог — ради этого стоило перетерпеть, перестрадать. Все это позади — сейчас Дюк вложен в систему мира, как патрон в патронник.
Он не прогадал и сделал правильный выбор.
Прогремело долгим, праздничным треском. Карага поднялся и подошёл к окну, закусывая хрустящим яблоком. На плацу под зданием выстроились в ряды меха-Морты в парадной форме с белыми лентами. Поверх них колыхалось и хлопало тугое знамя.
— Это деградация, — сказал Карага, возвращаясь назад.
Дюк удивленно поднял глаза, Льёрт усмехнулся.
— Это праздник в честь десятилетия Переворота, — сказал Дюк. — Торжественная часть. Скоро будут полеты.
— Это деградация, — повторил Карага. — Когда армия и полиция начинают вешать на себя белые бантики и плясать под окнами — это значит, что ей нечем заняться. А если армии и полиции нечем заняться, значит…