Ошибка, которую они совершили двести лет назад, — не позаботились сначала о королевской семье. И последствия ошибки привели к катастрофическим результатам. Анзара были почти уничтожены в качестве клана. Выжившие были изгнаны на свой остров в Карибском море, где в большинстве своем и остались. Но они использовали те двести лет, чтобы восстановить силы, и теперь вновь достаточно окрепли, чтобы встретить врага лицом к лицу. Так считал Каэль, и так же считал Рубэн. И лишь Иуда сдерживал их, проповедуя осмотрительность. Иуда, банкир по профессии! Ради бога, что он вообще знал о риске?
Недовольство в рядах Анзара росло годами, и теперь достигло своего апогея. Рэйнтри должен умереть, так же как Иуда. Ему Каэль ни за что не оставил бы жизнь, даже в изгнании.
Рубэн отличался неимоверной силой. Поэтому и потому, что он приходился Каэлю кузеном, ему тот и поручил уничтожить сильнейшего из всех Рэйнтри. Задание не из легких, учитывая, что Каэль настаивал на том, чтобы все походило на несчастный случай. Последнее, чего бы ему хотелось, — это чтобы все Рэйнтри как один ринулись защищать свою вотчину. Сила «Убежища» была почти мистической. Реальна ли она или воображаема — этого Рубэн не знал и знать не желал.
План был простым: убить королей, разбить щиты, окружавшие «Убежище», и завладеть им. После этого оставшиеся Рэйнтри значительно бы ослабли. Уничтожить их проще простого.
Не уничтожить вотчину Анзара два века назад… Не уничтожить каждого члена клана — вот ошибка, допущенная Рэйнтри. Анзара не повторят ее.
Рубэн долго сидел, погруженный в раздумья. Добраться до Рэйнтри станет проще, когда его что-то отвлекает. Он и та женщина, Лорна Клэй, очевидно, любовники; иначе зачем он взял ее к себе в дом? К ней подобраться проще в любом случае. И если все решат, что мишенью была она, не Рэйнтри, это не поднимет тревоги во всем клане.
Идея Каэля недурна: нужно убить женщину.
Глава 14
Понедельник. Время после полудня
— А что, если вы умрете? — спросила его Лорна, хмурясь, пока он открывал дверь гаража. — Что, если вам станет плохо за рулем и вы сорветесь в пропасть? Что, если у вас легочная эмболия? Что, если у грузовика откажут тормоза и он размажет по асфальту этот скейтборд, который вы называете машиной? Я здесь что, застряну? Ваше маленькое проклятие удержит меня здесь, даже если вы мертвы или без сознания?
Дантэ остановился на пороге и обернулся, глядя на нее с улыбкой и сомнением:
— Грузовик? Не могли придумать смерть достойнее?
Она фыркнула:
— Мертвый есть мертвый. Вам какая разница? — Затем ей кое-что пришло в голову. Нечто, заставившее ее сердце ёкнуть. — Вы… ведь можете умереть?
Что, если ситуация еще более жуткая, чем она думала? Что, если по привиденческой шкале от одного до десяти он тринадцатый?
Он тут же рассмеялся:
— Теперь мне придется думать, не замышляете ли вы мое убийство.
— А это мысль, — не колеблясь, ответила она. — Так все же?
Он прислонился к дверному косяку спокойно и небрежно и выглядел таким сексуальным, что она чуть не отвела взгляд. Она изо всех сил старалась не замечать испытываемого ею влечения к нему, и в основном ей это удавалось. Но иногда, как в данном случае, его зеленые глаза почти горели, и она едва ли вновь не чувствовала его твердое, мускулистое тело, прильнувшее к ней. Тот факт, что уже дважды она действительно чувствовала его возбужденную плоть, заключенная в его объятия, отнюдь не придавал решительности вырваться из них. Взаимное сексуальное влечение могло служить своего рода магнитом, но, лишь испытывая влечение, она вовсе не обязана была ему поддаваться. Иногда ей хотелось бежать навстречу фарам проезжавших по шоссе машин — потому что видела их, потому что не хотела останавливаться, потому что могла… — но никогда так не поступала, зная, что это глупость. Заняться сексом с Дантэ Рэйнтри попадало в ту же категорию: глупость.
— Я так же смертен, как и вы. Ну почти, слава богу. Хоть смертным быть и паршиво, бессмертие еще хуже.
Лорна сделала шаг назад:
— Что значит почти?
— Это другая тема, и говорить об этом сейчас у меня нет времени. Что до вашего вопроса… Я не знаю. Возможно. А возможно, и нет.
Она чуть не остолбенела от злости:
— Что? Что? Вы не знаете, застряну ли я здесь, если что-то случится с вами, но вы все равно уйдете и оставите меня здесь?
Он быстро подумал, ответил:
— Да, — и вышел за дверь.
Лорна бросилась следом и поймала дверь прежде, чем она закрылась.
— Не оставляйте меня здесь! Прошу вас. — Она не выносила кого-то умолять и ненавидела его за то, что он ее к этому принуждает, но внезапно, без видимой причины, испугалась, что может застрять здесь до конца жизни.
Он сел в «ягуар», крикнул:
— С вами ничего не случится, — и затем шум ползущей вверх двери гаража отрезал все аргументы, которые она пыталась еще привести. Она яростно захлопнула дверь кухни и в приступе злости закрыла ее на оба замка — на кнопку в дверной ручке и на защелку. Запираться от него в его же собственном доме было бессмысленно, поскольку у него имелись ключи, но утолить раздражение это помогло.
Она слышала, как выезжает «ягуар»; затем дверь гаража стала опускаться.
Мерзавец, мерзавец, мерзавец! Он действительно уехал и оставил ее здесь взаперти. Не просто взаперти — на привязи.
Одежду ее доставили раньше, и она тут же переоделась, избавившись от испорченных брюк и его рубашки, так что ему не пришлось бы ждать, пока она переоденется. У него не было причин оставлять ее здесь, учитывая тот факт, что он с легкостью мог предотвратить ее побег с помощью одной из своих проклятых команд.
Она беспомощно осмотрела кухню. Звание дранира, короля, или кем он там назывался, превращало его в слишком уж крупного парня для его одежки. Он явно поступал так, как нравилось ему, мало заботясь о желаниях других.
Очевидно, что он ни разу не был женат и что, наверное, никогда не будет, поскольку ни одна достойная женщина щепотки соли не отдала бы…
Соль…
Лорна огляделась, увидела большие железные солонки с солью и перцем, стоящие над плитой. Она начала открывать двери, пока не обнаружила кладовку и внушительные запасы соли.
Она заметила, что он положил себе в кофе одну ложку сахара. А потому она осторожно высыпала соль из солонки, заменив ее сахаром, после чего засыпала соль в сахарницу. Следующим утром он не получит того же удовольствия от своей первой чашки кофе, и все, что захочет посолить, на вкус получится омерзительным.
Дальше — больше.
Примерно через час после его отъезда зазвонил телефон. Лорна взглянула на определитель, но не потрудилась взять трубку — она не его секретарша. Кто бы там ни звонил, сообщения он не оставил.
Она осмотрела дом… Вернее… попросту обыскала. Жилище было слишком большим для одного человека. Она затруднялась оценить его размеры, но насчитала шесть спален и семь с половиной ванных. Его собственная спальня занимала весь верхний этаж — большее пространство, чем то, на котором обычно обитает средняя семья из четырех человек.
Комната была типично мужской, с доминирующими голубыми и светло-зелеными тонами, но там и здесь, в картинах, в орнаменте или на подушках попадались вкрапления ярко-красного цвета.
Здесь же стояло несколько кресел и большой телевизор, появляющийся из шкафа и снова исчезающий в нем по мере нажатия кнопок. Она знала это потому, что нашла пульт управления и перепробовала все кнопки, просто чтобы увидеть, каков будет результат. Здесь же находились бар с напитками и закусками, маленький холодильник и кофеварка — на случай, если ему будет лень спускаться вниз на кухню. Здесь она тоже заменила сахар на соль, а землю из-под растений на окне подмешала в кофе.
Затем она расположилась на его королевских размеров кровати, на матрасе, напоминавшем сказочный сон, и задумалась.
Каким бы большим и удобным ни был этот дом, он не походил на особняк. Он не кричал о роскоши. Невзирая на весь комфорт, дом выглядел удобным жильем, а не витриной магазина.
Она знала, что у него есть деньги. Много денег. Достаточно, чтобы позволить себе дом в десять раз больше этого. Добавим тот факт, что он живет здесь один, без персонала, ежедневно ухаживающего за ним и за его домом, и сам собой напрашивался вывод: покой частной жизни имел для него большее значение, нежели забота прислуги. Так зачем он принуждал ее оставаться здесь?
Он говорил, что чувствует ответственность за нее, но мог бы чувствовать то же, независимо от места ее нахождения. Но заставлять людей делать то, что нужно ему, из-за его проклятого нового дара. Она не могла уйти, пока он приказывал ей остаться. Может, его интересовала ее неразвитая «сила» и он хотел выяснить, во что сумел бы ее превратить. Просто чтобы удовлетворить любопытство. Опять же в ее обязанности не входило оставаться здесь, позволять ему обучать ее либо проводить с ней эксперименты.
Он хотел заняться с ней сексом, так не служило ли это мотивом? Он мог велеть ей подойти к нему и заняться с ней сексом, но он не был насильником. Лунатиком и подлецом — возможно, но никак не насильником. Он хотел, чтобы захотела она. Захотела по-настоящему. Так что же, он держит ее в доме, чтобы соблазнить? Он не мог сделать это, уезжая куда-то и оставляя ее здесь одну. Не говоря уже о том, что тем самым он ее жутко злил.
И все-таки версия с сексом тоже казалась не совсем убедительной. Если он хотел затащить ее в кровать, то сделать ее пленницей — тактика не из лучших. Кроме того, она не роковая женщина; ей с трудом верилось, что кто-то пошел бы на такие ухищрения, чтобы заняться с ней сексом.
Должно быть, у него имелась другая причина, но черт ее возьми, если она понимала какая. И пока она все не выяснила… что ж, у нее связаны руки. Сколько бы она ни ломала голову. Если, конечно, ей не удастся его как-нибудь вырубить и сбежать, то она застряла здесь до тех пор, пока он не согласится ее отпустить.