— Но ваши дыхательные пути вообще не пострадали! Я видел, как люди гибли, имея дела с меньшим количеством дыма!
Лорна подумала, что бы он сказал, увидев, что осталось от «ягуара» Дантэ, в то время как на них ни единой царапины.
Нет, не совсем так. Нахмурившись, она посмотрела на Дантэ. Посмотрела повнимательнее. На лице остался порез в том самом месте, где ударом подушки безопасности ему рассекло кожу на скуле. Там осталась припухшая ссадина, и левая рука тоже пострадала.
Всего несколько часов спустя щека его выглядела превосходно. Никакого пореза она не видела. Никаких ссадин и припухлостей. Она знала, что не вообразила все вышеперечисленное, потому что помнила его рубашку, вымазанную в крови, и помнила, что он ходил ее менять; вместо рубашки-поло он теперь красовался в белой рубашке и джинсах, а закатанные рукава позволяли ей разглядеть совершенно нетронутую левую руку.
На ней тоже не осталось ран. Учитывая то, как по дороге швыряло машину, у нее должны были появиться хоть какие-то ушибы или царапины, но она прекрасно себя чувствовала. Что происходит?
— Что-то замкнуло, — заметил он, оглядываясь и оценивая урон после того как маршал удалился. — Глупость некоторых людей поражает.
— Знаю, — ответила Лорна отстраненным голосом, мысленно продолжая решать загадку исчезнувшего пореза. Есть ли способ с должной дипломатичностью спросить человека… Человек ли ты?
Но как насчет ее собственных ран? Она знала, что она человек. Может, это часть его репертуара? Возможно, каким-то образом он оградил ее от повреждений?
— Порез на твоем лице, — выпалила она, слишком волнуясь, чтобы молчать. — Что с ним случилось?
— Я быстро выздоравливаю.
— Не принимай меня за идиотку, — отрезала она, испытывая большее раздражение, чем сама ожидала. — На твоей скуле была припухшая ссадина, а на щеке порез всего несколько часов назад. А теперь и следа не осталось!
Он бросил ей молниеносный оценивающий взгляд, затем сказал:
— Поднимемся в номер. Там говорить удобнее. Я кое о чем не упомянул.
— Да неужели, — пробормотала она, и они направились через офисы отеля к его частному лифту.
Его офис находился на том же этаже, что и личный номер, но располагался отдельно от номера, в другой части отеля. Когда начальник охраны тащил ее наверх, они поднимались в одном из общих лифтов.
«Неудивительно, что, когда мы бежали, на этаже отсутствовали люди, — подумала она. — Весь этаж принадлежит ему».
Номер размером в три тысячи квадратных футов ничем не отличался от остальных номеров класса люкс: в нем отсутствовала любая индивидуальность. Он объяснил, что ночевал здесь лишь в тех случаях, когда неотложные дела задерживали его в казино допоздна и ехать домой уже представлялось смешным. В просторных, удобных комнатах отсутствовали признаки его обитания, не считая сменной одежды на все случаи жизни.
«Странно, — подумала она. — Я уже знаю, какую мебель он предпочитает. Какие любит цвета и какие картины выбирал лично. Дизайнер интерьеров, специализирующийся на отелях, а не на частных домах, декорировал этот номер».
Он сошел по двум ступенькам в гостиную и подошел к окнам. Она заметила его слабость к окнам. Он любил большое количество стекла, но еще больше любил находиться снаружи. Вот почему его номер выходил на залитый солнцем балкон, достаточно большой, чтобы, разместив на нем стол и стулья, устроить обед под открытым небом.
— Ладно, — начала она. — Теперь объясни мне, как ссадины и порезы исчезли всего за несколько часов. И раз уж мы об этом заговорили, поясни заодно, почему я тоже не пострадала. На мне ни царапины!
— Все просто, — ответил он, достав из кармана серебряный талисман и обмотав шнуром руку так, что сам талисман остался на ладони. — Он лежал в бардачке на консоли.
Талисман изображал некую птицу в полете. Возможно, орла. Лорна покачала головой:
— Не понимаю…
— Это оберег. Я говорил тебе о них. Обычно я шлю их Гидеону. Он присылает мне талисманы плодородия…
Лорна отшатнулась, скрестив пальцы двух рук, словно желая отпугнуть вампира:
— Убери от меня эту штуку!
Он усмехнулся:
— Я сказал, это оберег, а не талисман плодородия.
— Нечто вроде резинки, которую ты надеваешь себе на шею вместо того, чтобы напялить ее на свой пенис?
— Речь о безопасности иного рода. Такой предотвращает физические увечья. Или же сводит их к минимуму.
— Думаешь, мы поэтому сегодня не пострадали?
— Знаю, что поэтому. С тех пор как он стал полицейским, Гидеон всегда носит оберег. Этот я получил по почте в субботу, а значит, сделал он его только что. Не знаю, зачем он сделал оберег вместо талисмана плодородия. Я мог бы предположить, что у него созрел дьявольский план и он решил выдать талисман за оберег, но этот настоящий. Когда летнее солнцестояние так близко, его способности могут выходить из-под контроля. Как и мои время от времени. Похоже, он вдохнул в него немало сил, — восхищенно подытожил Дантэ. — Я даже не надел его — просто положил в отделение для перчаток и забыл о нем. Как правило, обереги предназначены для кого-то конкретного, но никто из нас сегодня не пострадал… Думаю, он действует на любого человека в пределах определенной дистанции. Это единственное объяснение.
Собственно, все это звучало довольно здорово. Собственно, ей понравилось то, как он выразился: «Похоже, он вдохнул в него немало сил».
— И он же исцеляет раны так быстро?
Дантэ покачал головой, кладя оберег обратно в карман:
— Нет, это одно из преимуществ Рэйнтри. Говоря, что быстро выздоравливаю, я имел в виду действительно по-настоящему быстро. Столь незначительный порез — просто ничто. Глубокий мог бы заживать всю ночь.
— Какой же ты несчастный! — хмуро проговорила она. — Какими еще несправедливыми преимуществами ты обладаешь?
— Мы живем дольше большинства людей. Не намного дольше, но наш максимальный возраст в среднем составляет от девяноста до ста лет. И обычно это хорошие годы. Чаще всего мы абсолютно здоровы. Например, я никогда не простужался. У нас иммунитет к вирусам. Бактериологические инфекции способны причинить нам вред, но большинство вирусов не распознают нас на клеточном уровне.
Из всего, что он ей сказал, никогда не болеть простудой казалось самой чудесной новостью. А еще это означало: никогда не болеть гриппом и…
— У тебя не может быть СПИДа!
— Верно. И еще мы горячее обычных людей. Температура моего тела, как правило, сорок градусов или выше. На улице должен начаться настоящий мороз, прежде чем я почувствую себя неуютно.
— Как несправедливо, — возмутилась она. — Я тоже хочу обладать иммунитетом к простуде и СПИДу.
— Ни кори, — пробормотал он. — Ни ветрянки. Ни лишая. Ни герпеса. — Глаза его весело блестели. — Если хочешь стать Рэйнтри и никогда больше не страдать от насморка, такая возможность есть.
— А именно? Похоронить курицу в безлунную ночь и семь раз обежать вокруг пня спиной вперед?
На миг он застыл, представляя себе эту сцену:
— У тебя странное воображение.
— Скажи мне! Как люди становятся Рэйнтри? Каков ритуал посвящения?
— Он довольно старый. И ты о нем слышала.
— Я знаю только о ритуале с курицей. Ну же, не томи!
Он улыбался тихо и безмятежно:
— Ты должна от меня родить.
Глава 21
Лорна побледнела, затем покраснела, затем снова побледнела.
— Это не смешно, — сдавленно произнесла она, встала и принялась мерить комнату шагами. Она задела подушку и подхватила ее, но вместо того, чтобы вернуть на софу, встала, прижав ее к груди и склонив над ней голову.
— Я не шучу.
— Детей… не заводят как средство к достижению целей. Если не хочешь ребенка ради него самого, то и думать о нем не стоит.
— Согласен, — мягко ответил он, отходя от окна и направляясь к ней с неторопливостью человека, не имеющего задней мысли. — Это нелегкое решение.
Он грязно играл, сказав «Ты должна от меня родить» так, будто и правда имеет в виду ее. Но он не мог. Они знали друг друга всего два дня. Такие вещи мужчины говорили, чтобы соблазнить женщин, ибо сотни веков назад какой-то хитрый мерзавец сообразил, что большинство женщин испытывают слабость к детям.
— Я отношусь к этому очень серьезно, уверяю тебя.
Голос его был нежным. Он коснулся ее плеча, а затем провел рукой по ее спине. Она чувствовала, как жар его кожи передавался ей прямо через одежду. Кончики его пальцев ощупывали ее спину, нежно массируя и прогоняя напряжение.
Лорна понятия не имела, что была так напряжена или что расслабляющий массаж заставит ее растаять как масло. Она позволила ему убедить себя. Позволила себе положить голову ему на плечо, потому что все, что он делал, казалось таким приятным. И все же… Она подняла глаза и прищурилась:
— Не воображай, будто я не заметила, как близко эта рука подобралась к моей заднице.
— Не заметь ты этого, я бы разочаровался. — Улыбка заиграла на его губах, и он дважды поцеловал ее в висок.
— Ниже не опускай, — предупредила она.
— Уверена?
Начав у пояса, он провел пальцем вдоль центрального шва, опускаясь все ниже, легонько прижимая ладонь и массируя ей ягодицы. Этот палец был подобен огню, заставив ее стонать и содрогаться и по крайней мере десять раз произнести слово: «Нет». Он бы остановился, пожелай она того; решение — продолжать или нет — принимала она. Но именно осознание этого факта и порожденное им чувство защищенности мешали ей произнести то самое, необходимое слово. Вместо этого она лишь тяжело дышала, погружаясь в агонию возбуждения, прогибаясь, прижимаясь к нему. Она ждала. Ждала, чувствуя лишь его руку, по мере того как та медленно и плавно опускалась все ниже, пока не очутилась у нее между ног. Он нажал сильнее, проводя пальцами по шву ее джинсов, так что ткань стала слегка натирать ее нежное, пылающее лоно.
Он вел ее к этому решению два дня, с момента того самого первого поцелуя в кухне. Терпеливо подкармливал искру страсти до тех пор, пока она не превратилась в маленькое пламя. Затем подкармливал пламя мимолетными прикосновениями и кое-чем еще, от чего еще сложнее отказаться: своим откровенным желанием. Она прекрасно видела, что он делает, распознавала всю утонченность его стратегии и даже ценила его сдержанность. Лечь с нею в постель прошлой ночью — не коснувшись ее и пальцем — было дьявольски умным ходом. С самой первой их встречи он ко многому ее принуждал, но ни разу не требовал от нее взаимности. Если бы потребовал, огонь бы исчез и угасшая искра не возродилась бы к жизни.