Он говорил ей: «Подойди ко мне».
Глава 6
Она пошла. Не могла остановиться. Ее голову покалывало, а тело покрылось мурашками, но она шла, и ноги ее двигались автоматически. Глаза расширились от страха. Как он это делает? Впрочем, как не имело значения; факт в том, что он это делал. Если она не в силах управлять собой и ею управляет он, это могло привести к крайне нежелательным последствиям.
Лорна даже не могла позвать на помощь, потому что никто бы ей не поверил. В лучшем случае люди решат, что она наркоманка или ненормальная. Все симпатии были бы на его стороне, ведь он только что лишился своего казино, средства к существованию; не хватало ему еще сумасшедшей, обвиняющей его в том, что он якобы каким-то образом контролирует ее действия. Лорна представляла себе, что будет, если она закричит: «Помогите, я иду и не могу остановиться! Это он меня заставляет!»
Здорово! Так бы оно и сработало. Против нее.
Он мрачно, самодовольно улыбнулся ей уголком рта, глядя, как она приближается. И это взбесило ее окончательно. Злиться оказалось приятно; ей не импонировала роль беспомощной жертвы. Хоть здравый смысл и не позволял ей поднять шум, она все же таращила на него глаза, и выражение ее лица оставалось испуганным, хотя видно ли это было за слоем сажи и грязи, сказать трудно. Она держала правую руку прижатой к боку. Слегка согнув локоть, напрягла мускулы спины и плеча. Подойдя к нему достаточно близко, чтобы поцеловать, она направила апперкот прямо в его подбородок.
Он не заметил атаки вовремя, и кулак ее врезался ему в челюсть с такой силой, что клацнули зубы. Боль отдалась в ее костяшках, но удовольствие от удара того стоило. Он отшатнулся на полшага, затем восстановил равновесие с изяществом атлета и перехватил ее руку у запястья прежде, чем она успела нанести второй удар, и притянул ее к себе.
— Один удар я заслужил, — сказал он, держа ее совсем близко и склонив голову так, чтобы слышала его только она. — Второго терпеть не стану.
— Отпустите меня, — выпалила она. — И я имею в виду не только вашу руку.
— Значит, сообразили, — холодно произнес он.
— Сообразила не сразу, но, когда меня затащили в самое сердце пожара, я почувствовала легкое недовольство. — Она постаралась вложить в свои слова максимум сарказма. — Не знаю, как вы это делаете и зачем…
— То, зачем я это делаю, думаю, очевидно.
— Тогда, наверное, я слишком надышалась дымом — кстати, догадываюсь, по чьей вине, — ибо нехватка кислорода еще не позволяет мне до конца постичь очевидность хода ваших мыслей!
— Затем, что вы жульничали. Или решили, я забуду об этом, глядя, как мое казино сгорает дотла?
— Я не… Постойте-ка. Одну минуту. Вы не могли загипнотизировать меня, пока мы спускались с девятнадцатого этажа, а если сделали это еще в офисе, то произошло это до сигнала тревоги. «Объясни-ка это, Люси!»
Он усмехнулся, и зубы его блеснули на фоне покрытого сажей лица.
— Хотите, чтобы я ответил «О, Рики!»?
— Мне плевать, что вы ответите. Сделайте так, чтобы ваше вуду, или магия, или гипноз, или чем бы оно там ни являлось, исчезло! Вы не можете меня так держать.
— Смехотворное утверждение, учитывая тот факт, что именно это я сейчас делаю.
Лорне показалось, что от злости у нее сейчас из ушей повалит пар. В жизни она много раз сердилась — пару раз даже приходила в бешенство, — но большей ярости, чем сейчас, не испытывала никогда прежде. До сегодняшнего вечера она считала все три термина синонимами, но теперь понимала, что пребывание в ярости несло в себе куда больше неприятных ощущений. Она чувствовала себя беспомощной, а чувство это ненавидела. Вся ее жизнь была построена с расчетом на ее независимость, нежелание когда-либо опять становиться жертвой.
— Отпустите меня!
Она говорила сквозь сжатые зубы, почти внутриутробным голосом, держась за тонкую нить самоконтроля, но лишь потому, что знала: криками она ровным счетом ничего не добьется, а выглядеть будет как идиотка.
— Не сейчас. Нам еще нужно кое-что обсудить.
Не обращая внимания на ее злость, он поднял голову, оглядывая картину разрушений. Дымом несло отовсюду, а мерцающие, красно-синие огни машин скорой помощи дико раздражали, вонзаясь в голову, словно шипы. В некоторых местах темно-красное пламя еще подавало признаки жизни, пока пожарные не расправлялись с ним струями из брандспойтов. Толпа напирала на ленту, которой полиция оцепила здание.
Она видела все то же, что и он, и мигающие огни напомнили ей об огненном шаре… Нет, не огненном… О каком-то еще… Она тяжело вздохнула, ощутив пульсирующую боль в голове.
— Так обсуждайте, наконец, раз нужно! — бросила она, приложив руку ко лбу.
— Не здесь. — Он опустил глаза, посмотрев на нее. — Вы в порядке?
— У меня голова раскалывается. Я могла бы пойти домой и прилечь, не будь вы таким уродом.
Взгляд его остался решительным.
— Но вот такой уж я урод. Можете подать в суд. Пока же будьте хорошей девочкой и молча стойте здесь. Я буду некоторое время занят. Когда закончу, мы поедем ко мне домой и поговорим.
Лорна замолчала и, пока он удалялся, была прикована к тому месту, на котором стояла. Негодяй, думала она, и слезы ярости струились по ее щекам. Она подняла руки и вытерла слезы. По крайней мере, он не запретил ей шевелить руками. Она не могла идти и не могла говорить, но могла вытереть слезы и, если Бог окажется милостив, снова врезать Рэйнтри, когда тот окажется в пределах досягаемости.
Затем ей стало холодно, она покрылась гусиной кожей. Мимолетная злость улетучилась, уступив место паническому страху.
Кто же он такой?
Мужчина и женщина, стоявшие за полицейским кордоном и наблюдавшие за пожаром, наконец повернулись и поплелись к машине.
— Чертовщина! — мрачно сказала женщина.
Ее звали Эллин Кэмпбэлл, и она являлась одной из сильнейших повелительниц огня в клане Анзара, если не считать дранира. Все, что они знали о Дантэ Рэйнтри, и все, что знали об огне — благодаря ряду сильных заклинаний, — было учтено в плане, результатом которого должна была стать смерть дранира Рэйнтри и который на деле не привел ни к чему.
— Да уж. — Рубэн Макуильямс покачал головой. Все их скрупулезные планы и вычисления буквально превратились в дым. — Почему не сработало?
— Понятия не имею. Должно было сработать. Он не настолько силен. Настолько не силен никто. Даже дранир. Речь шла о массовом убийстве. Очевидно, он сильнейший из всех драниров, когда-либо видевших свет. Либо самый удачливый.
— Или закончил раньше, чем мы рассчитывали. Возможно, он струсил и побежал вместо того, чтобы взять огонь под контроль.
Рубэн вздохнул:
— Возможно. Я не уловил того момента, когда его вывели, так что, возможно, он стоял где-нибудь вне поля зрения, прежде чем я наконец его заметил. Вся эта чертова техника заграждала обзор.
Эллин подняла глаза и посмотрела в звездное небо:
— Итак, у нас два возможных сценария. Первый — что он струсил и сбежал. Второй, и, к сожалению, наиболее вероятный — что он сильнее, чем мы ожидали. Каэль будет недоволен.
Рубэн снова вздохнул и напомнил о неизбежном:
— Думаю, нам уже стоит позвонить.
Он извлек из куртки мобильник, но женщина взяла его за рукав:
— Не используй сотовый. Линия не безопасна. Позвонишь со стационарного, когда вернемся в отель.
— Хорошая мысль.
Любой повод отложить звонок Каэлю Анзара был хорошей мыслью. Каэль приходился ему кузеном по материнской линии, но родство не играло роли для этого ублюдка — причем ублюдка и фигурально, и буквально. Возможно, этот тайный сговор с Каэлем против нынешнего дранира, Иуды, оказался не самым умным из совершенных им в жизни поступков. И хотя он разделял мнение Каэля, что Анзара теперь достаточно сильны и за двести лет восстановились, чтобы снова пойти против Рэйнтри и уничтожить их, возможно, он ошибался. Возможно, Каэль ошибался.
Он знал, что Каэль автоматически ухватится за первый сценарий — что Дантэ Рэйнтри испугался и убежал вместо того, чтобы попытаться совладать с огнем, — и полностью исключит вероятность, что Рэйнтри сильнее, чем все они представляли. Но что, если Рэйнтри действительно так силен? В этом случае удар, планируемый Каэлем, обернулся бы катастрофой, и всем Анзара повезло бы, если бы они вообще выжили как клан. После битвы с Рэйнтри им понадобилось двести лет на то, чтобы восстановить свои силы до нынешнего уровня.
Каэль ни за что не признал бы собственной ошибки. Если план провалился — а он провалился, — Каэль станет рассматривать лишь два варианта: либо Рубэн и Эллин не действовали в точности согласно плану, либо Рэйнтри оказался жалким трусом. Рубэн знал, что они не допускали ошибок. Все прошло как по нотам. Кроме финала. Рэйнтри должен был быть поглощен огнем, не совладав с ним, — забавная вышла бы ирония, учитывая, что между мастерами огня и танцевавшей под их дудку стихией странным образом уживались любовь и ненависть. Вместо этого он остался невредим. Он вышел грязным, запачканным сажей и, возможно, слегка подпаленным, но особо непострадавшим.
Пуля в голову сработала бы как надо, но Каэль не желал совершать поступков, способных вызвать тревогу клана Рэйнтри, а откровенное убийство встревожило бы их наверняка. Все должно было выглядеть случайностью, а значит, и гарантировать результат более проблематично. Королевскую семью — самых могущественных из клана Рэйнтри — следовало устранить без малейшего подозрения в убийстве. Огонь — они решили бы, что потеря дранира в огне хоть и печальный, трагический финал, но все они смирились бы с мыслью, что он сражался бы до последнего, чтобы спасти свое казино и отель, особенно отель, переполненный постояльцами.
Каэль, разумеется, не допускал факта, что несчастные случаи, не направленные против членов клана Анзара, являлись не точной наукой. Случались накладки. И этой ночью, вне всяких сомнений, случилась одна из них.