Они сразу не поняли. Козы доиться перестали. И волновались, блеяли так жалобно-жалобно. Никто не подумал, что это из-за навки, думали, просто время, как всегда, меняется, зима раньше наступает. И вот однажды отправили коз пастись в трубу, с двумя пастухами, все как полагается, с утра. А к обеду никто и не вернулся. Взрослые пошли в трубу, а там никого. Вот тогда и поняли все. Собрались хорошенько и отправились ее убивать. Три дня назад. Дома остались только совсем маленькие, старуха одна и он, Шнырь. А сегодня он проснулся и нет никого. А старуха смотрит только, ничего сказать не может…
И они говорят, что у нас в Рыбинске плохо! Да у нас там место отдыха! А они тут живут, как… Как не знаю где. Навки, мерзость какая, в сто раз кикиморы хуже.
И похоже на то, что случилось с Алисой. Так…
– Ты что тут разгуливаешь? – спросила из-за спины Алиса.
Я даже вздрогнул. А пацан этот подскочил и побледнел.
– Я… Я…
– Ты, – повторила Алиса злобно. – Ты… Что тут делаешь…
Уставилась. Смотрела, как одуревшая, будто не парень это мелкий, а снеговик оживший. Головой качала, как щен на солнце.
А пацан этот, наоборот, на меня косился. Всхлипывал, сопли, слезы.
– Ты почему тут ходишь? – спросила Алиса уже по-другому. – Ты почему один ходишь… Как тебя зовут?
Она улыбнулась. Так мило, по-домашнему.
– Ты, кажется… Как тебя зовут?
Алиса протянула руку, хотела погладить по голове.
Мальчишка отпрыгнул.
– Ты чего боишься? – Алиса принялась шарить по карманам. – У меня тут где-то ириска…
– Я не люблю ириски! – выкрикнул парень.
– Ты за нами следил? – сощурился я. – Ты?
– Да… но…
– Удрал, – Алиса достала пыльную конфету. – Удрал… Я тоже часто удирала… Ему тут нельзя, Дэв, он мелкий еще…
Протянула конфету.
– Я не люблю… Не люблю!
– Из дома нельзя сбегать, – сказала Алиса. – Нехорошо.
– Я не сбежал… – еле слышно прошептал парень. – Я…
– Та же история, – сказал я. – Что и у вас. Все погибли.
– Как? – прищурилась Алиса. – А ну, рассказывай.
Шнырь повторил всю историю. Со всхлипываниями, с заиканием, с растиранием соплей. Алиса слушала и хмурела.
– Как это вы коз в трубе пасли? – перебила она. – Интересно. Там же нельзя долго находиться.
– А козы любят, – ответил Шнырь. – И молоко только вкуснее становится и полезнее. И больше его…
– Да? Ну хорошо… Где, ты говоришь?
– Там, – указал парень. – Нет, там…
Он вертел головой, разглядывая одинаково неопрятные здания.
– Не знаю, – сказал он. – Запутался… Я все правильно шел, улицы считал, потом, совсем рядом тут на дохлятину выскочил, они за мной погнались.
– По солнцу умеешь определяться? – строго спросил я.
– Мы по улицам все время ходили…
– По каким?
Шнырь принялся тереть лоб, пытаясь припомнить.
– Ну? – требовательно сказала Алиса.
– Сейчас… Там же всегда таблички… О! Рубеля! Потом еще Левитана! И Сурикова… Вот, мы там всегда и были.
Я поглядел на Алису. Она помотала головой, видимо, улиц Рубеля и Левитана она не помнила.
– Москва большая, – сказал я. – Улиц много.
– Да-да, – подтвердил Шнырь, – Рубеля и Левитана, я оттуда бежал и бежал… Она их утащила, надо помочь, помогите, пожалуйста. Я вам отдам слезы, у нас много слез…
– Тихо! – прикрикнул я на Шныря. – Сиди спокойно. Поможем.
– Спасибо! А то я совсем один… У меня там сестренка…
– Цыц!
Шнырь замолк.
– Поговорить надо, – Алиса кивнула в сторону. – Отойдем.
– Будь здесь, – приказал я Шнырю. – Ни с места, понял?! Ни шагу! А то сам тебя прибью!
Пацан кивнул.
Мы отошли чуть. Пацан сидел, похожий на грязного весеннего воробья, разглядывал Папу, пытался гладить его через прутья клетки. Папа не урчал и не противился вообще, сидел спокойно.
– Уходить отсюда надо, – шепнула мне Алиса, когда мы отошли на расстояние.
– Как уходить? – не понял я. – А как же… Надо сходить, посмотреть…
– На что смотреть? Ты у нас не видел, что ли? – спросила она истерично.
– Но все-таки.
– Им не помочь, – сказала она негромко. – Это… Это хуже всего.
– Как это не помочь?
– Так. Это всегда так бывает. Навка… Это. Это оттуда.
Она кивнула на запад.
– Раньше не было, сейчас только. Да и то, думали, что это все сказки. Приходят, влезают в семью, совсем, как люди… Это пацан сказал, что она в трубе завелась, а она между ними завелась.
Я поморщился. Нет, все-таки Гомер прав был. Насчет тутошней жизни. Не жизнь тут. Уходить надо. Дорогу запомнил. Вернусь домой.
– Это так бывает, – рассказывала Алиса. – Кто-то исчезает, ненадолго, на пару дней. Возвращается, говорит, что заблудился. А через месяц люди начинают пропадать. Про трубы детям рассказывают, чтобы они без дела не болтались. Шнырь считает, что это женщина, а это и мужчиной может быть. Кем угодно. Если оно пришло, то все уже. Ты думаешь, почему козы перестали доиться?
– Помочь нельзя?
Алиса пожала плечами.
– Не знаю, – сказала она. – Ты же видел, что у нас было… Скорее всего, они уже все мертвы. Вот тебе и ответы, Дэв.
– Какие ответы?
– Такие. Почему бронедверь открыли. Свой потому что пришел. А мне повезло, я гуляла в то время…
Алиса хмыкнула.
– Они меня все время ругали за то, что я гуляла, а вот… Жизнь мне спасло.
Алиса поежилась.
– А дети? – спросил я.
– А что дети?
Я поглядел на Шныря. Мелкий еще, расти и расти. Тощий, грязный, куртка с дырьями, блох килограмм, наверное.
– А что дети? – нервно повторила Алиса. – Что мы тут можем?
– Зачем ей дети?
Алиса пожала плечами.
– Откуда я знаю?! Зачем…
Она с силой терла ладони.
– Знаешь, никто никогда навок вживую не видел. Как они выглядят, тоже неизвестно. Находят разоренные семьи, вот и все. Один только раз…
Я вдруг подумал, что мы сидим на открытом пространстве. Слишком долго. Слишком хорошая цель.
– Надо в дом вернуться, – сказал я. – Эй, Шнырь, пойдем.
Мы вернулись в срезанный дом, поднялись до третьего уровня, велели пацану ждать, а сами пошагали наверх, за снаряжением. Через пять пролетов возобновили разговор.
– Один только раз, – шепотом рассказывала Алиса. – Девочка сбежала, смогла кое-что рассказать. Навка, она не убивает.
– Почему?
– Она просто детей любит. Не в том смысле, что питается ими, нет. Она их держит в каком-нибудь месте, кормит, играет с ними, она как мама… Пока они не вырастают. И только потом…
– Понятно, – перебил я. – И только потом понятно. Надо им помочь.
– Как? Мы даже не знаем, где это все произошло…
– Шнырь покажет.
– Если дорогу запомнил…
– И что ты предлагаешь?! – крикнул я. – Вот так все бросить? Сдаться?! Давай, сдавайся! А я не буду. Меня какой-то навкой не испугаешь, я не такое видел!
Я ударил кулаком в стену, бетон загудел.
– Я пойду с ним, – я указал пальцем вниз. – Ты как хочешь…
Вполне возможно, что шанс спасти детей еще оставался. Возможно, что и других найдем. Если навка их не сразу убивает, то еще успеем отыскать, вполне успеем. А потом…
В голове у меня уже строились планы. Убью навку. Займу убежище. Схожу за своими – за Ноем, Старой Шурой. Станем жить здесь. Конечно, погани здесь больше гораздо, но и жизнь сытнее. Помидоры! Тыквы! Потом можно будет с другими убежищами объединиться, выйти за Кольцо, перебить рейдеров…
– Погоди, – догнала меня Алиса.
– Ну что? – не останавливаясь спросил я.
– Погоди, я сказать хотела.
– Говори.
Я шагал вверх. Через две ступеньки.
– Насчет невест. Я это… Пошутила. Просто… Ну, тут у нас шутки такие дурацкие, ты извини…
– Извиняю.
А я действительно не держал зла. Только так и не понял, чем все это закончиться должно было.
– Про этого, Шныря. Я согласна.
– Что согласна?
– С тобой согласна. Давай ему поможем, все как ты скажешь.
– С чего это?
– Да так. А что? Теперь я это, одна совсем… Ладно, поищем эту йому. Только это…
– Что?
– Ты за ним приглядывай.
– Почему? – не понял я.
Алиса промолчала. Вот не люблю, когда паузы устраивают специальные.
– Пацаненок странный, тебе не показалось?
– Да нет… Испуганный.
Я поглядел на Шныря. Шнырь больше не выглядел испуганно. Дразнил Папу прутом, хихикал.
– Испуганный? – усмехнулась Алиса. – По-моему…
Сама как-то особо не испугана. Весь клан у нее перебили, а она вполне себе скоренько в себя вернулась. Да и я хорош. Я вдруг вспомнил, что давно не читал тропарей просто так, для души, не размышлял на правильные темы, не каялся и не подкручивал винты вериг. Укатал меня этот городок, укатал, душа портиться стала. Гомер бы не одобрил.
Ладно. Я дал себе слово, что как только вот разберусь со всем этим, так сразу совершу что-нибудь душеспасительное.
– Может, конечно и испуганный, – согласилась Алиса. – Столько кругом разного, путаться в три года отучаешься. Но он… Он сказал, что живет на улице Рубеля. И рядом там…
– Левитана и Сурикова, – напомнил я.
– Да, Сурикова. Вот, смотри, я тебе показать хочу.
Алиса достала из рукава тоненькую книжицу в пластиковой обложке, принялась листать.
– Вот, – она сунула мне книжку. – Вот эти улицы.
Книжка была картой и улицы Сурикова и Левитана располагались рядом, а Рубеля оказалась вовсе Врубеля улицей.
– И что? Такие же улицы есть.
– Есть. Только они располагаются совсем не здесь. Они на Западе. Там, откуда никто живым не возвращался.
Она перевернула страницу, там карта изображалась в полный рост, только мелкая. Все эти улицы действительно располагались на западе, далеко от нас, через центр.
– Он мог спутать, – сказал я. – Тут у вас столько всего и наверху и внизу, ты сама говорила.
– Может, спутал, – Алиса прибрала карту. – Я ведь не спорю.
– Он мелкий еще. Я ваши эти улицы сам не понимаю, то прямо, то налево, а указатели не везде висят…