– Обними меня, пожалуйста.
Тристан протягивает руку и обнимает её. Они сдвигаются плотнее. Через некоторое время Тристан гасит проектор, эта часть сцены погружается в полную темноту. Потом оттуда доносится кокетливый смех, нежно-укоряющий голос:
– Так это уже испытанная техника – спрашивать про конец света?
Музыка продолжает играть ещё некоторое время. Потом громко слышится щелчок – плёнка на кассете дошла до конца.
СЦЕНА 3
В это время у костра Машинист встаёт с места и вешает над огнём битый жестяной чайник. Кричит в темноту:
– Эй! Чай будет кто пить?
К костру выходят Певица и Старик с Мальчиком-идиотом. Мальчику лет 12-15, но он едет на маленьком детском трёхколёсном велосипеде. При этом с самого начала видно, что он ненормален. Старик одёт в вытертый и потрёпанный пиджак с заплатанными рукавами, на голове у него плешь, на глазах – роговые очки. В руках у него – скрипичный футляр.
Они достают металлические эмалированные кружки. Мальчик слезает с велосипеда, отбирает у Старика две кружки и начинает ими греметь и радостно гугукать. Старик стыдливо оглядывает сидящих рядом, потом начинает увещевать мальчика:
– Тише… тише! Так нельзя себя вести!
Мальчик продолжает. Тогда Старик грозит ему пальцем и говорит:
– Если не будешь слушаться, из туннелей придут страшные Буки и заберут тебя!
Мальчик испуганно смотрит на него и тут же перестаёт греметь. В этот самый момент из темноты, за пределами станции раздаётся протяжный вой.
Машинист и Старик вскакивают со своих мест и вслушиваются, оставаясь на самом краю освещённого пространства. Мальчик начинает испуганно мычать. К ним присоединяются и влюблённые, которые возвращаются из темноты. Вид у них довольно растрёпанный. Тристан громко шепчет:
– Вот так же всю ночь кто-то…
Машинист, успокаивая всех, говорит:
– Это ветер, наверное, по туннелям гуляет. Я такое раньше слышал уже… приходилось. Чая кому наливать?
Все постепенно успокаиваются и Машинист разливает из чайника кипяток в протянутые кружки. Над ними поднимается пар. Старик отхлёбывает и говорит:
– Разве это чай… Боже, как мне не хватает настоящего чаю, душистого… Больше всего, наверное… Мне две вещи только и снятся – настоящий чай и майское утро.
Певица внимательно слушает его. Потом говорит:
– А мне – цветы. Раньше, когда я пела, мне их после выступления всегда дарили. Иногда мужчины подносили, чаще дети маленькие… И вот по цветам очень тоскую. А больше – только по взглядам – признательным, восхищённым. Пусть даже и цветов не будет, одних этих взглядов, когда обводишь глазами зал – достаточно, чтобы почувствовать себя счастливой.
Старик смотрит на неё нежно и говорит:
– Могу себе представить… Поёте вы и вправду превосходно… Не откажете мне в удовольствиии?
Достаёт из футляра скрипку, пристраивает её к плечу. Певица медленно, с достоинством поднимается. Разговоры затихают.
СЦЕНА 4
Меняется освещение. Сверху падает яркий луч света – и в его белом пятне видна только Певица, и ещё чуть-чуть Старик.
Через минуту партию скрипки подхватывает целый оркестр (можно в записи). Голос певицы крепнет, заполняет своды станции. Потом пятно света немного перемещается, так что освещённой остаётся только она.
Мелодия такова, что под неё можно танцевать, например, танго.
Потом рядом вспыхивает ещё один сноп света. Во втором освещённом круге – влюблённые. На этот раз они не у костра, а немного дальше. Всё пространство, где сидят остальные, остаётся скрытым в темноте.
Тристан протягивает руку Изольде и говорит (в тот момент, когда из-за музыкального проигрыша Певица ненадолго умолкает):
– Это для нас… Теперь вся музыка в этом мире играет только для нас. Больше ничего в нём не остаётся достойного такой красоты, такой гармонии – только любовь. Такого достойны только те, кто сумел спасти свою любовь, пронести её сохранной через ад. Только мы.
Изольда берёт его за руку. Снова вступает певица – и двое танцуют под звуки оркестра и пение.
Когда Певица заканчивает петь, вокруг раздаются аплодисменты, крики «Браво!», и в пятно света летят красные розы. Она наклоняется, подбирает некоторые из них и потом, счастливо улыбаясь, машет рукой.
Потом свет опять становится прежним… Певица с растерянным видом продолжает стоять посреди сцены и невидящими глазами смотреть в даль. Аплодисменты зала обрываются. Однако кто-то продолжает хлопать. Это Мальчик-идиот. Он восторженно гугукает.
Цветы остаются лежать на сцене. Алёнка слезает с колен Машиниста, подбирает один из них и кладёт себе за ухо. Певица садится на место. Некоторое время все молчат. Свет над костром остаётся приглушённым. Над влюблёнными – намного ярче. Они с сожалением выпускают друг друга из объятий.
Тристан говорит:
– Ты знаешь, когда мы с тобой только познакомились, ещё до того, как мир разрушился, и все спустились под землю… Я тогда спрашивал себя – что я готов ради тебя сделать? Смотрел на тебя и думал – всё.
Изольда:
– А если бы меня не было… Не стало… Ты смог бы тогда жить – один?
Тристан:
– Тогда я говорил себе, что нет. Без тебя это просто стало бы бессмысленным. Ты – это единственное, что наполняет моё завтра. И сегодня.
Изольда:
– Или вчера?
Тристан:
– Я запутался…
Изольда:
– Какая разница… Главное, что мы вместе. Вот, смотри – ты можешь дотронуться до меня. А я – до тебя. Неужели что-то ещё имеет значение?
Тристан, подумав:
– Больше – ничего.
Свет над ними гаснет.
СЦЕНА 5
Старик выходит со скрипкой в руках вперёд и оказывается ближе всех к зрителям.
Смотрит вперёд, словно обращаясь к ним, и говорит:
– Я слышал эту историю много раз. Сам он её рассказывать не любит, но другие всё время повторяют. Когда сидишь ночью у костра, и край света проходит точно по краю освещённого пространства – так что кажется, что всё, что осталось от мира – это вот этот пятачок вокруг тебя…
Обводит рукой круг света, в котором стоит, и договаривает:
– …такие истории кажутся не только правдивыми, но и единственно возможными.
Прикладывает скрипку к плечу и начинает играть. Потом прерывается и говорит:
– Когда это случилось… Я имею ввиду, когда мир стал рушиться, а наш город – превращаться в пепел, они были в метро. Но на станции, которая находилась на поверхности. Но эту станцию всего один перегон отделял от въезда в туннели. Всего километр с небольшим – до спасения. Поезд такое расстояние проходит за минуту.
Проходит влево – туда, где стоит стол с проектором. Включает настольную лампу, покопавшись, ставит нужный слайд или катушку с кинолентой – и на стене появляется старое изображение атомного взрыва (хроники испытаний 50-х годов, например) – растёт атомный гриб.
В этот момент справа от костра зажигается ещё один луч. Он падает на Тристана и Изольду. Они стоят неподвижно, держась за руки.
Потом раздаётся голос из репродуктора, тот же самый, что и в прологе: «Внимание, внимание! Срочная всеобщая эвакуация! Атомная тревога! Всем гражданам, находящимся поблизости от станций метрополитена, предписывается немедленно спуститься в вестибюли станций!»
Станцию озаряет яркая вспышка, на которую оглядываются и все сидящие у костра, и Тристан с Изольдой.
Снова вступает старик:
– Поезд проезжал это расстояние за минуту. Но последний поезд в ту сторону – к спасению, к жизни – ушёл за минуту до этого. А они остались ждать следующего.
Вздыхает, выключает свет. Проектор продолжает крутить плёнку с атомным грибом в наступившей тишине.
Потом Изольда спрашиает Тристана:
– Как ты думаешь, он когда-нибудь приедет?
Тристан:
– Конечно… Они же не могут вдруг перестать ходить… И оставить нас здесь…
Изольда:
– А если…
Тристан:
– Какая разница? Помнишь, что ты мне говорила? Конца света нет. Одиночество и пустота горзадо страшнее… А мы же вместе.
Целует её. Начинается дождь, который постепенно становится светящимся. На стене продолжает крутиться изображение атомного гриба. Начинает играть «What a wonderful world» в исполнении Армстронга.
Старик выходит к костру. Певица спрашивает его:
– Но что же дальше? Как им удалось выбраться оттуда?
Старик:
– Они шли пешком, по рельсам. Потом он нёс её на руках. Потом полз… Потом наступила темнота и забвение. Он и сам не знает, как…
Свет над Тристаном и Изольдой гаснет.
СЦЕНА 6
Становится ярче свет над костром. Там сидят Машинист, Алёнка, Старик, Мальчик-идиот, и Певица. Певица подбирает с пола розу и нюхает её.
Старик говорит, обращаясь к Машинисту, который мечтательно смотрит в огонь:
– Вы знаете… У меня машины не было. И я на метро каждый день раньше ездил – на работу, да и вообще… И иногда задумывался: отчего люди, которые работают там – машинисты, дежурные… Сознательно лишают себя всего – солнца, неба, воздуха… Что они получают… Что чувствуют взамен?
Машинист долго смотрит на него, потом удивлённо отвечает:
– Неужели вы действительно не понимаете? Сейчас, конечно, мир так переменился… Уже и странным кажется, глупым… Теперь уже даже и не верится, что раньше туннели были – не тропинками из одного кошмарного сна в другой, как сейчас, а просто соединительными переходами между станциями. И что по ним мчались составы…
Невидящими глазами смотрит на стоящий на пути состав, в котором сидят зрители. Потом, продолжая говорить, приближается к нему, и ласково проводит рукой по борту.
– Настоящие, с ярко горящими окнами… И внутри – люди, живые, весёлые… И света от фар поезда хватало на десятки метров вперёд. А ты стоишь в кабине, и смотришь в этот мрак – и каждый раз наполняет тебя такое чувство, словно ты – юнга на мачте каравеллы и вглядываешься в неизведанные просторы… Словно ты – здесь первый… Завоеватель. Покоритель.