— Выкладывай! — распорядился вождь.
— Шериф Пикетт заезжал в пятницу выпить кофе. Знаете заправку Фрога Фримана севернее Стерлинга? В понедельник Фрог не закрывал свою лавочку допоздна, то есть не то что было открыто, но и не заперто. Какой-то человек зашел купить льда. Фрога уже грабили, поэтому он установил камеры. Хотите взглянуть?
Троица дружно кивнула, хотя без особой радости. Лиман пощелкал по клавиатуре и развернул монитор. Появилось видео — тяжелый грузовой пикап, стоящий перед магазином. Из кабины вылез водитель. Пассажир прижимал к носу окровавленный платок. Водитель исчез внутри магазина, но скоро вышел. Они уехали.
— Что это доказывает? — поинтересовался Кэппел.
— Ничего, но выглядит подозрительно, учитывая время, место и то, что, кроме них, на дороге никого не было.
— Ты намекаешь, — заговорил Хорн, — что человек с разбитым носом сидел за рулем угнанного пикапа, устроившего аварию?
Лиман пожал плечами:
— Какие намеки? Это не я снял, я просто показываю это вам.
— Ты проверил регистрационный номер? — осведомился вождь.
— Да. Номер флоридский, но фальшивый. В списках не значится. Зачем вешать на машину фальшивый номер, если не затеваешь какую-то гадость? На мой взгляд, фальшивый номер превращает этих двоих в подозреваемых. Пассажиру ударила в лицо раскрывшаяся подушка, отсюда кровь. Они не сообразили запастись льдом во второй машине, той, что с фальшивым номером, которой управлял второй человек с видео. Парни удирали с места аварии, видят — лавка Фрога открыта. Они не все продумали. Наверное, им просто не хватило мозгов. Про камеру над входом тоже не сообразили. Серьезный промах. Вот они, голубчики! Теперь их поимка — дело времени.
— Этого не произойдет, Лиман, — заявил вождь. — По крайней мере, сейчас. Ты этим заниматься не будешь. Я немедленно снимаю тебя с должности.
Лиман принял удар с неожиданным для него самого спокойствием. Он не спускал глаз с троицы, сложившей руки на толстых брюхах.
— На каком основании? — спросил он.
Вождь выдавил улыбочку:
— Я не обязан сообщать о причинах. Это называется волевым прекращением полномочий, предусмотренным нашими правилами. В качестве вождя я вправе нанимать и увольнять глав всех департаментов. Тебе это хорошо известно.
— Известно. — Понимая, что все кончено, Лиман решил напоследок позабавиться: — Как я погляжу, большие люди решили все замять. Это видео никогда не увидит свет. Загадки вокруг этой аварии так и останутся загадками. Человек погиб, убийцы остаются безнаказанными. Так получается, вождь?
— Я прошу тебя немедленно сдать дела! — прорычал вождь.
— Здесь мой кабинет, мои вещи.
— Кабинет больше не твой. Найди коробку, свали все в нее и выметайся. Мы ждем.
— Ты шутишь!
— Мне не до шуток. Поторапливайся, воскресенье все-таки.
— Совещание созвал не я.
— Заткнись, Лиман! Сказано тебе, собирай вещички. Отдашь ключи, оружие, а дела не трогай. Соберешься — и брысь отсюда! Помни, Лиман, в твоих интересах держать рот на замке.
— Конечно, ведь это как раз то, чем мы тут занимаемся. Зарываем головы в песок, не распускаем язык, все шито-крыто, лишь бы большие люди были довольны.
— Правильно мыслишь. Вот эту часть — не распускать язык — можешь начать прямо сейчас.
Лиман уже вынимал из ящиков свой скарб.
Майкл постучал в дверь Лейси с некоторой дрожью. Его худшие опасения оправдались: в палате по-прежнему находился Гюнтер. Он сидел на краю ее кровати, между ним и сестрой была разложена доска для игры в нарды. Нехотя сложив доску, он положил ее на диван в своем «кабинете».
Поболтав с Лейси несколько минут, Майкл вежливо попросил Гюнтера ненадолго оставить их наедине.
— Зачем? — спросил Гюнтер.
— У нас деликатный разговор.
— Если на тему ее работы, то, думаю, с этим можно подождать до завтра. Воскресный вечер — вам это ни о чем не говорит? А главное, она еще не готова обсуждать рабочие вопросы. Если вы хотите поговорить об аварии, расследовании и тому подобном, то я не уйду. Ей пригодится вторая пара ушей и мой совет.
Лейси не вмешивалась. Майкл поднял руки в знак того, что сдается:
— Согласен. О работе ни слова.
Он опустился в кресло рядом с Лейси. Опухоль на ее лице почти спала, кровоподтеки изменили цвет.
— Вы ужинали? — спросил его Гюнтер. — В кафетерии продаются замороженные сандвичи двухлетней давности со вкусом кровельной дранки. Рекомендовать побаиваюсь, но сам съел уже три штуки и пока еще жив.
— Лучше я воздержусь.
— Тогда кофе? Плохой, ясное дело, но пить можно.
— Пожалуй, — согласился Майкл. — Благодарю.
Все что угодно, лишь бы от него избавиться! Гюнтер обулся и вышел. Майкл решил не терять времени.
— Сегодня я заезжал к Верне, — начал он. — Сама понимаешь, там царит траур.
— Я отправила ей два мейла, она не отвечает. Дважды звонила, но она не берет трубку. Мне надо ее увидеть.
— Как раз об этом я и хочу потолковать. Как только Гюнтер вернется, я умолкну. Пусть это остается между нами. После этого кошмара Верна живет, как во сне. Иначе и быть не может. Шок есть шок. Но она понемногу приходит в себя, и речи, которые я слышу, мне не очень нравятся. Целая группа друзей Хьюго, включая его однокурсников с юридического факультета, охотно дает советы. Они замышляют иски к таппаколам. Это же настоящая золотая жила, вот они и придумывают, как бы ее вскрыть. Честно говоря, я, не будучи экспертом по гражданским правонарушениям, не понимаю, на что они надеются. То, что авария произошла в резервации, не возлагает вину за нее на индейцев. Кроме того, там вступает в силу племенное право, а в нем черт ногу сломит. Хьюго был государственным служащим, и Верне всю жизнь будет причитаться половина его зарплаты. Мы с тобой знаем, что это немного. Жизнь Хьюго застрахована на сто тысяч, их будет нетрудно получить. Дальше — страховка угнанного пикапа. Главный в этой компании болельщиков Верны, тот еще пустозвон, говорит, что пикап был застрахован в «Сауверн Мьючиел» на 250 тысяч. Несмотря на угон, страховое покрытие остается. Потребуется иск и суд, но шанс на выигрыш якобы велик. Я не очень в этом уверен. Но чем дальше в лес, тем больше дров. Болтали об иске к «тойоте» за дефектные ремень и подушку безопасности. Тут уже не обойтись без тебя и твоей страховой компании, и вот в этой части мне перестает нравиться их тон…
— Ты шутишь, Майкл? Верна винит меня?
— В данный момент Верна винит всех на свете. Она сломлена, испугана, от нее не приходится ждать рациональных суждений. И потом, я не уверен, что у нее хорошие советчики. Такое впечатление, что они сидят вокруг ее стола и придумывают, как засудить любого, кто связан с гибелью Хьюго. Твое имя тоже звучит, и что-то я не слышу, чтобы Верна возражала.
— Они обсуждали это в твоем присутствии?
— Они плюют на приличия. В доме полно людей, которым все время подвозят еду. Тетки, дядья, кузены — любой, у кого появляются какие-то идеи, может нести что заблагорассудится и заодно подкрепляться. Мне все это совершенно не по душе.
— Поверить не могу, Майкл! Мы с Верной дружим много лет.
— Нужно время, Лейси. И для твоего, и для ее выздоровления. Верна хорошая, и когда пройдет шок, она одумается. А пока придется запастись терпением.
— Все равно, я не верю… — пробормотала Лейси.
Тут в палату вломился Гюнтер с подносом и тремя стаканчиками дымящегося кофе.
— Даже пахнет плохо, — объявил он, поставил поднос и скрылся в ванной.
Наклонившись к Лейси, Майкл шепотом спросил:
— Когда он уезжает?
— Завтра. Даю слово!
— Давно пора.
Глава 19
К полудню в понедельник вернулась Энн Штольц, чтобы провести с дочерью день-другой. Вышло удачно: сына в палате не оказалось, хотя все указывало на то, что он еще не свернул свой «офис» и не съехал. Лейси объяснила, что он убежал по делам. У нее была наготове добрая весть: днем Гюнтер собирался уезжать, потому что Атланта без него рушилась, и он спешил спасти город. Другая новость была и того лучше: врач пообещал уже завтра отпустить Лейси домой. Она убедила его, что дома ее волосы будут отрастать так же быстро, как и в больнице.
Пока Энн делилась новостями из Клируотер, медсестра снимала с головы Лейси швы. Потом с ней полчаса занимался физиотерапевт, закончивший сеанс советами о ежедневных упражнениях на дому. Прибежал Гюнтер с большим пакетом снеди и с объявлением, что ему срочно пора домой. Проведя час с матерью, он бежал из больницы куда глаза глядят. Лейси тоже требовался отдых от брата после целых четырех дней в его обществе.
Прощаясь, он прослезился. С Лейси было взято клятвенное обещание звонить ему по любому поводу, особенно при появлении на горизонте наиболее отъявленных подонков — страховщиков-оценщиков и адвокатов, подкарауливающих машины «Скорой помощи». Он хвастался каким-то необыкновенным умением расправляться с этой публикой. Выбегая, он чмокнул мать в щеку. Лейси блаженно зажмурилась: впервые за долгое время появилась возможность насладиться тишиной.
На следующий день, во вторник, санитар выкатил ее из дверей больницы и помог погрузиться в машину к Энн. Лейси могла бы пройти этот недлинный путь сама, но в больницах свои правила. Через четверть часа Энн заехала на стоянку позади дома Лейси.
— Всего-то восемь дней, а кажется, что прошла целая вечность! — тихо произнесла Лейси.
— Сейчас я дам тебе костыли.
— Мне не нужны костыли, мама. Я ими не пользуюсь.
— Но ведь физиотерапевт сказал…
— Я тебя умоляю! Его здесь нет. Я знаю, что делаю.
И она, почти не хромая, дошла до своей двери. Ее уже дожидался сосед, англичанин Саймон, ухаживавший за ее французским бульдогом Фрэнки. Увидев песика, Лейси медленно опустилась на колени и прижала его к груди.
— Как я выгляжу? — спросила она Саймона.
— Я бы сказал, неплохо, несмотря ни на что. Могло быть гораздо хуже.
— Ты бы видел меня неделю назад!