Согласно показаниям Принса, каждый игорный стол независимо от игры — «очко», рулетка, покер, кости — имел недоступный для крупье денежный ящик, устроенный как копилка. 90 процентов ставок делаются наличными. Крупье берет их, считает на виду у игроков и у камеры, кладет в приделанный к столу ящик и меняет на фишки. Больше всего денег приносит «очко», меньше всего — рулетка. Казино работало круглосуточно, не закрываясь даже в Рождество; меньше всего игроков оставалось там к 5 часам вечера. Ежедневно в это время вооруженная охрана собирала ящики с деньгами, ставила в тележку и заменяла пустыми. Ящики отвозили в бронированное помещение, официально именовавшееся «комнатой для подсчета», где они передавались в распоряжение четырех профессиональных счетчиков. За спиной каждого счетчика стоял охранник, над его головой висела камера. Содержимое каждого ящика пересчитывалось четыре раза. Обычно число ящиков составляло 60. Задача Принса состояла в том, чтобы каждое утро забирать ящик BJ-17, набитый деньгами с самого доходного стола для игры в «очко». Он просто снимал его с тележки, прежде чем ее вкатывали в «комнату для подсчета». Он делал это молча, охранники отворачивались. С ящиком BJ-17 Принс уединялся в каморке без камер, ставил его в сейф и захлопывал дверцу. Насколько он знал, ключ от сейфа был только один — у вождя таппаколов, ежедневно наведывавшегося в казино и забиравшего деньги.
В среднем один стол для игры в «очко» приносил в день 21 тысячу долларов, хотя стол № 17 был прибыльнее остальных. По прикидке Принса, один этот стол давал в год не менее 8 миллионов, исчезавших без следа.
Записи камер наблюдения за этим столом загадочным образом стирались каждые три дня, на случай, если кто-нибудь станет задавать ненужные вопросы, хотя никто никогда ни о чем не спрашивал. Да и кто стал бы совать туда нос? Все происходило на земле племени!
Принс был одним из трех управляющих, переправлявших денежки в сейф вождя. Все трое сидели за решеткой, им предъявлялись обвинения, предусматривавшие длительные сроки. Когда Принс пошел на сотрудничество со следствием, они быстро последовали его примеру. Все трое утверждали, что у них не оставалось выбора, что доение казино было для них вынужденной необходимостью. Они знали, что вождь не все деньги забирает себе: часть их идет на дальнейший подкуп и так далее. Но система требовала помалкивать, она диктовала свои законы, и ее участники считали, что никогда не попадутся. Троица дружно утверждала, что слыхом не слыхивала ни о каком Вонне Дьюбозе.
Казино закрыли на три недели. Две тысячи человек остались без работы, под угрозой оказались священные дивиденды. Таппаколы наняли дорогих адвокатов, и те убедили судью, что племя способно на самоочищение. Было решено пригласить в казино команду профессиональных управленцев из лас-вегасской корпорации «Харрас».
Вождь Кэппел сидел в тюрьме, ему светило провести в заключении не один десяток лет. Униженное племя отказало ему в доверии. 90 процентов таппаколов подписали петицию с требованием его отставки и проведения новых выборов. Вождь сложил полномочия, то же самое сделали его сын Билли и их приятель Адам Хорн. Через два месяца абсолютным большинством голосов вождем был избран Лиман Гритт. Первым делом новый вождь пообещал Уилтону Мейсу вызволить из тюрьмы его брата.
Старания адвокатов «кузенов» разморозить хотя бы часть средств клиентов не приносили успеха. «Кузены» хотели прибегнуть к услугам прославленных юристов, которые отыскали бы в позиции обвинения слабые места. Но судья воспротивился растрате нечистых денег на юридическую помощь. Он ответил решительным отказом и назначил защитниками обвиняемых опытных адвокатов по уголовным делам.
Подготовить к суду дело о тяжком убийстве, гораздо более серьезное, чем обвинение в нарушении законов RICO, оказалось проще. За отсутствием Клайда Уэстби на процесс выводили всего пятерых, а не два десятка, как в случае с RICO. Пола Гэллоуэй давно решила сосредоточиться на суде по обвинению в убийстве, где были гарантированы обвинительные приговоры; после того как «кузенов» приговорят к смерти или к пожизненному заключению, можно было бы активно торговаться с оставшимися ответчиками по RICO. Всех отловив и рассадив по камерам, Пола и ее команда рассчитывали завершить процесс по делу об убийстве за полтора года. На процесс по RICO требовалось не меньше двух лет.
В апреле 2012-го, через полгода после арестов, назначенный судом администратор-ликвидатор приступил к продаже активов. Применив давно пользующийся недоброй славой, противоречивый федеральный статут, он организовал аукцион по продаже девяти автомобилей последних моделей, четырех яхт, двух двухмоторных самолетов. Адвокаты «кузенов» протестовали, заявляя, что такое отчуждение в ситуации, когда их клиенты, рассуждая технически, остаются невиновными людьми, является преждевременным. Этот довод защитники применяли на повышенных тонах последние двадцать лет. Но закон, даже кажущийся несправедливым, остается законом; аукционы позволили выручить 3,3 миллиона — первая капля, предшествовавшая бурному потоку.
Через неделю ликвидатор продал за 2,1 миллиона долларов и за признание долга торговый центр. Демонтаж синдиката Дьюбоза набирал обороты.
За всем этим пристально наблюдал адвокат, представлявший интересы Верны Хэтч. После аукциона он подал 10-миллионый иск по факту смерти вследствие противоправных действий в рамках гражданского статута RICO и уведомил ликвидатора о намерении потребовать наложения ареста на конфискованное имущество. Ликвидатору было все равно: деньги принадлежали не ему. По примеру Верны Лейси тоже предъявила иск по факту причинения ей тяжких телесных повреждений.
Отследить активы Клаудии Макдоувер и Филлис Турбан оказалось проще, чем найти грязные деньги синдиката. Завладев бухгалтерий Турбан, ФБР вышло на верный след. Две женщины, действуя под прикрытием оффшорных компаний, приобрели виллу на Барбадосе, квартиру в Нью-Джерси, дом в Сингапуре. Продажа этой недвижимости дала 6,3 миллиона. Клаудия и Филлис контролировали одиннадцать корпоративных банковских счетов, спрятанных по всему миру, с совокупным балансом свыше 5 миллионов. По распоряжению суда, уступив давлению госдепартамента, сингапурский банк вскрыл в своем хранилище принадлежавший обеим сейф. Тот оказался полон бриллиантов, рубинов, сапфиров, редких монет и золотых слитков весом в 10 унций каждый. Такое же давление было оказано на банк на Барбадосе, в сейфе которого обнаружили содержимое того же свойства. По результатам оценки, в сейфах хранилось ценностей на 8,8 миллиона долларов. Проданы были за миллион каждый и четыре кондоминиума в «Рэббит Ран».
В отделении ФБР в Таллахасси богатства двух подруг прозвали «фондом Заявителя». В результате неторопливых продаж, проведенных ликвидатором в течение года после арестов, фонд вырос до 38 миллионов. На бумаге цифра выглядела умопомрачительно, но по мере ее постепенного роста первоначальный шок проходил.
Адвокат Грег Майерс потребовал вознаграждения из «фонда Заявителя». Назначенные судом защитники Макдоувер и Турбан заявляли в связи с продажей активов стандартные возражения, но без малейшего результата. После полной распродажи остались только деньги, и защитники лишились аргументов. Что они могли сказать? Разве деньги не были украдены? Адвокаты отозвали протесты и попрятались.
С утверждением адвокатов таппаколов, что деньги принадлежали племени, судья согласился. Однако найти деньги было невозможно, зато благодаря храбрости Джо-Хелен, Коули и Грега Майерса оказалась разоблачена целая коррупционная сеть. Сами таппаколы тоже не были невинными овечками: они избирали и переизбирали вождя-преступника. Из 38 миллионов судья выделил на выплату вознаграждения 10: половину Джо-Хелен, по 25 процентов Майерсу и Коули. Он также не оставил сомнений, что им будет причитаться гораздо больше, когда — в отдаленном будущем — будут найдены и распроданы все активы синдиката Дьюбоза.
14 января 2013 года, через год и три месяца после ареста, в федеральном суде Пенсаколы начался процесс пяти «кузенов». К этому времени они уже знали, что против них дали показания Клайд Уэстби и Зик Форман. Им было известно, что в день своего ареста Клайд признал себя виновным в убийстве при отягощающих обстоятельствах и что ему вынесут менее суровый приговор — пока еще неясно, какой. О том, что Зик Форман скрывается, они не знали, да и не проявляли к этому интереса. Их партия была сыграна, теперь их занимало только собственное мрачное будущее.
В полном зрителей зале суда от имени США выступала Пола Гэллоуэй, юрист, не утратившая любви к публичности. Ее первой свидетельницей была Верна Хэтч, второй — Лейси. Демонстрировались фотографии и видеозаписи с места происшествия. Лейси провела на свидетельской трибуне целый день и совершенно обессилела. Тем не менее она сохранила интерес к процессу и просидела на нем вместе с Верной от начала до конца. Все восемь дней с ними были друзья и родственники Хьюго. Они увидели сцену угона «додж-рама» и видео, снятое камерой Фрога. Зик Форман проявил себя блестящим свидетелем обвинения. Клайд Уэстби тоже не оплошал, несмотря на нервозность и нежелание смотреть на подсудимых. Те выступить в суде отказались. Их защита была коллективной: один за всех, все за одного. Пострадать — так сразу всем.
Присяжные, просовещавшись шесть часов, признали виновной всю пятерку. На следующей неделе Пола Гэллоуэй поднажала, требуя для всех пятерых смертного приговора, но добилась не всего, чего хотела. Присяжные без колебаний приговорили к смерти Вонна Дьюбоза и Хэнка Скоули. Вонн отдал приказ, на Хэнке была детализация. Но осведомленность о плане акции братьев Мейтонов и Рона Скиннера осталась под сомнением. По закону член банды виновен в ее преступлениях, не важно, участвовал он в них или нет, но присяжным не хватило духу приговорить к смерти и эту троицу. Они назначили им пожизненное заключение без права на условно-досрочное освобождение.
Расправившись с «кузенами», Пола Гэллоуэй проявила больше готовности к досудебным сделкам с ответчиками по RICO. Большинство согласились признать вину и в обмен были приговорены к умеренным срокам, в среднем по пять лет каждому.