Все служащие АДМ, писали прокуроры, получают иммунитет от судебного преследования, кроме нескольких лиц, включая Мика Андреаса и Терри Уилсона. В этом не было ничего нового. Но теперь обвинение собирались предъявить Дуэйну Андреасу и Джиму Рэнделлу. Председатель совета директоров и президент компании становились объектом судебного преследования, и при этом от АДМ требовали полного и безоговорочного сотрудничества с властями. По мнению адвокатов, это все равно что нарисовать мишени на спинах этих двоих.
Дэниел даже обрадовался. Ясно, что прокуроры перестарались. Такие условия правление АДМ никогда не примет. И он позвонил Спратлингу.
– Благодарю вас. После вашего письма мы можем отказать вам с легким сердцем.
– Что именно вас не устраивает? – спросил Спратлинг.
– Как минимум забудьте о претензиях к Дуэйну Андреасу и Рэнделлу. Это не обсуждается. Во-вторых, мы не согласны выплачивать сто миллионов долларов. Двадцать пять миллионов за нарушения в торговле лизином и десять миллионов за лимонную кислоту. Это все.
Спратлинг помолчал.
– Либо сто миллионов, либо обвинение, – проговорил он.
Все члены чрезвычайного комитета, собравшиеся тем утром в офисе фирмы «Симпсон и Тэтчер», негодовали из-за последних требований прокуратуры. Все выглядело как попытка сфабриковать дело против Дуэйна Андреаса и Джима Рэнделла с целью выкорчевать разом всю верхушку АДМ. Все единодушно отвергли это условие. Адвокатам поручили передать правоохранительным органам, что иммунитет должны получить все служащие АДМ, кроме тех, кто с самого начала был объектом расследования. Иначе это стало бы нарушением предварительного соглашения.
Вместе с тем, заявили директора, назрела необходимость принимать окончательное решение.
– Курс акций АДМ упал, – сказал Росс Джонсон, – и он не поднимется, пока мы не разрешим проблему. Пора разобраться с этим делом.
Обри Дэниел кивнул. Он все понял.
На следующее утро, 20 сентября, на столе Гэри Спратлинга зазвонил телефон. На часах было 11.05, звонил Обри Дэниел.
– АДМ согласна уплатить сто миллионов, – сказал Дэниел. – Но не говорите пока об этом никому, кроме тех, кому это надо знать.
Обязательным условием, добавил адвокат, является иммунитет для Дуэйна Андреаса и Джима Рэнделла. Если прокуроры не согласны, АДМ готова предстать перед судом.
Спратлинг все записал и пообещал, что прокуратура рассмотрит этот вопрос. Юристы договорились в ближайшие дни обсудить все прочие пункты соглашения.
Простившись с Дэниелом, Спратлинг позвонил Джиму Гриффину в Чикаго. Похоже, АДМ готова к соглашению, сказал он.
В то же утро – по закону совпадения – прояснились темные моменты в деле о мошенничестве.
После нескольких месяцев предварительных переговоров отдел по борьбе с мошенничеством назначил встречу с Марти Оллисоном, первым из тех, кого Уайтекер пригласил на работу в АДМ. Адвокат Оллисона Майкл Монико пытался выторговать для своего клиента иммунитет в обмен на показания, но вашингтонские юристы на это не пошли. В результате Оллисон, в надежде на снисходительность прокуроров, согласился ответить на их вопросы на условиях предварительной договоренности.{393}
Они встретились в офисе чикагской прокуратуры. Вся команда, ведущая расследование, – Бассет и Д'Анжело от ФБР, Маккей и Никсон от Министерства юстиции, – вооружилась ручками и приготовилась. Оллисон и Монико сели по одну сторону стола. Оллисон был спокоен, но смущен.
Представив присутствующих, Бассет приступил к вопросам. Оллисон сказал, что впервые встретился с Уайтекером на одной из отраслевых конференций весной 1989 года. Он в то время работал в отделении «Киова хакко», которое занималось производством лизина, а Уайтекер в «Дегассе». Уайтекер проявил большой интерес к лизину и подробно расспрашивал Оллисона об особенностях этого бизнеса. Спустя некоторое время, в том же году, Уайтекер позвонил ему и сообщил, что перешел в АДМ, где возглавил подразделение по производству лизина. Ему требовался специалист по продажам. Переговорив с Джимом Рэнделлом, в январе 1990 года Оллисон начал работать в АДМ.
Бассет решил, что пора переходить к вопросу о мошенничестве.
– Что побудило вас заняться финансовыми операциями с Уайтекером? – спросил он.
Глубоко вздохнув, Оллисон кивнул и сказал:
– Это началось в мой первый год работы в АДМ, когда Марк получил письмо из Нигерии.
В тот день 1990 года на втором этаже главного здания АДМ царило оживление. Гул брокеров в дилинговом зале отзывался эхом на всех этажах. Все трудились не покладая рук. Казалось, что работа в АДМ не останавливается ни на секунду. Новичок Марти Оллисон, недавно нанятый Уайтекером, все еще удивлялся высокой эффективности производства. К тому же его изумило то, что Рэнделл мгновенно зачислил его в штат и без единого слова согласился платить ему столько, сколько Оллисон запросил. Он радовался, что по совету Уайтекера назвал просто баснословную цифру.
Оллисон приближался к лифту, когда его окликнул Уайтекер. Его непосредственный начальник пребывал в радостном возбуждении.
– Марти, загляни ко мне на минуту. Хочу показать тебе кое-что.
Когда Оллисон зашел в его кабинет, Уайтекер закрыл дверь и, достав из ящика стола какой-то документ, сунул его новому сотруднику.
– Читай, – сказал он.
Оллисон изучил документ. Это было очень странное письмо. Автор сообщал, что он имеет отношение к Министерству нефтяных ресурсов Нигерии и, благодаря хитроумной афере, получил доступ к миллионам долларов. Но реализовать их он может лишь с помощью людей вроде Уайтекера.
– Это не розыгрыш? – спросил Оллисон.
– Нет-нет, абсолютно. Это редчайший шанс. Точно такой же был у моего приемного отца, и он заработал на этом кучу денег.
Оллисон кивнул. В то время он не знал, что приемный отец Уайтекера был выдумкой.
– Я разговаривал с этими нигерийцами. Все, что им надо, – бланки компании, номер банковского счета, на который можно выслать деньги, и кое-какие фиктивные инвойсы.
– Объясните, пожалуйста, что это за фиктивные инвойсы, – прервал рассказ Оллисона один из прокуроров.
– Впоследствии Уайтекер сказал, что нигерийцы хотели, чтобы он составил счета на фиктивное сотрудничество с нефтедобывающими предприятиями – будто бы он заключил сделку с их министерством.
Бассет записал и это. Уайтекер, судя по всему, послал эти фиктивные инвойсы в Нигерию еще до того, как начал предъявлять их в АДМ. По-видимому, именно нигерийцы навели его на эту мысль.{394}
– Что вы думали об этих сделках? – спросил Бассет.
– У меня были определенные сомнения, но я доверял мнению Марка. Он пользовался большим авторитетом в компании.
– Уайтекер рассказывал вам еще что-нибудь о сотрудничестве с нигерийцами?
– Да, однажды мы вместе ездили по делам и он сказал, что встречался с одним из них и переслал ему документы факсом.
– А вы лично принимали участие в этих делах с нигерийцами?
– Да, – кивнул Оллисон.
Контакты с нигерийцами продолжались несколько месяцев. Оллисон обсудил сделку со своим старым приятелем по колледжу, которого звали Милош Ли Каверт. Бывало, что Уайтекер, разъезжая по делам АДМ, звонил Оллисону или Каверту и просил их отправить те или иные документы факсом в Нигерию. Он даже посоветовал Каверту послать в Лагос в знак дружбы наручные часы и то и дело повторял, какую большую долю получат Оллисон и Каверт от баснословной выручки, которая достанется ему, когда придут деньги. А однажды Уайтекер пришел к Оллисону с предложением.
– Марти, ты должен вложиться в этот нигерийский бизнес, – сказал он возбужденно. – Навар будет очень большой.
Оллисон поморщился. Ему и документы-то не хотелось отсылать по факсу, а уж собственные деньги тем более.
– Не знаю, Марк… – протянул он. – Все это не внушает мне доверия.
– Марти, мы уже вот-вот получим куш. Надо сделать один-единственный последний взнос в двадцать тысяч, и деньги у нас в кармане. Ты получишь свою долю, и мы все разбогатеем!
Оллисон не поддавался.
– Марк, все это сомнительно, – сказал он. – И я не могу позволить себе такой риск.
– Да ничего ты не потеряешь, Марти! – улыбнулся Уайтекер. – Неужели ты не хочешь получить целое состояние?
– Нет, Марк, не знаю…
– Послушай, я гарантирую, что ты не потерпишь ущерба. Я рискну сам и в случае чего верну тебе деньги.
Поколебавшись еще немного, Оллисон кивнул:
– Ну ладно, Марк.
– Таким образом, вы вложили деньги в нигерийскую авантюру? – спросил Бассет.
– Нет, ничего подобного. Я просто дал их Уайтекеру в долг.
– И не рассматривали это как возможность обогатиться?
– Нет. Уайтекер ведь и раньше обещал поделиться со мной за то, что я посылал факсы, так что это почти ничего не прибавляло.
– И что случилось с этими деньгами?
– Я перевел их из моего банка на счет в нью-йоркском банке.
– А что сказал Уайтекер?
– Он был страшно возбужден и все повторял, что мы вот-вот разбогатеем, – ответил Оллисон. Посмотрев на лица окружающих, он добавил: – А через пару дней все это закончилось.
Через пару дней Уайтекер снова зашел к Оллисону. Его снедала тревога.
– Что-то не склеивается, – сказал он. – На мой счет ничего не пришло.
– А нигерийцам ты сообщил об этом? – спросил Оллисон.
– Не могу дозвониться.
Они помолчали.
– Боюсь, наши деньги пропали, – потерянно произнес Уайтекер.
Прошло несколько месяцев. Оллисон не напоминал Уайтекеру о том, что тот обещал возместить потерю двадцати тысяч долларов. Но в декабре 1991 года Оллисон готовился купить новый дом и ему понадобились деньги. Он встретился с Уайтекером и объяснил ему ситуацию.