Уайтекер поперхнулся. Он-то знал, что все это записывается.
– На ней столько штукатурки, что не разглядишь, какая она на самом деле, – продолжал Андреас. – Лицо плоское, глаза как яйцо.
– Она похожа на испанку, – заметил Уилсон.
– Латиноамериканка, – согласился Андреас.
– В общем, латинская раса, – вставил Уайтекер.
– Но губы толстые, – не унимался Уилсон. – Прямо как у негритянки.
– С ней можно развлечься, – произнес Андреас с улыбкой.
Он расспросил Уайтекера о новых женщинах в АДМ. Уайтекер упомянул одну из новеньких.
– Лезешь ей в трусы, а она после этого дуется и даже разговаривать не хочет, – отозвался Андреас.
– Просто она тихая, – сказал Уайтекер.
– Робкая, – уточнил Андреас.
– Да, но она выглядит как…
– Как шлюха, – закончил за него Андреас. – Как перетраханная шлюха.
Автомобиль въехал на территорию АДМ, Уайтекер свернул к гаражу. Минуту спустя заместитель председателя совета директоров компании и начальники двух подразделений вошли в административное здание, улыбаясь и учтиво раскланиваясь с женщинами, которых только что смешали с грязью.
– Брайан, Терри здорово на меня злится, – сказал Уайтекер на следующий день.
Он звонил Шепарду из Скотсдейла, чтобы рассказать, как Уилсон накинулся на него этим утром, возмущенный тем, что Уайтекер слишком неосторожно разговаривал в чикагском такси.{214}
– Он сказал мне: «Нельзя болтать так открыто – вокруг полно сыщиков в штатском, а в Чикаго особенно». Я сказал, что Андреас болтает ничуть не меньше, а он будто не слышит. И знаете, Брайан, из-за чего еще он злился?
– Из-за чего?
– Из-за Куно Зоммера. Он сказал мне: «Что ты все пристаешь ко мне со своим Куно? Может, он тебе и друг, но у меня с ним свои дела, и тебя они не касаются».
Повесив трубку, Шепард задумался. Если Уилсон так нервничает при разговорах о Куно Зоммере, надо будет найти другие подходы к этому другу Уайтекера.
Два дня спустя, проходя мимо сверкавшего на солнце бассейна курорта «Марриотс маунтин шедоуз», Уайтекер любовался высившейся над Скотсдейлом горой Мамми и качающимися на ветру пальмами. Но пейзаж пейзажем, а дела делами. Он направился в конференц-зал. Около зала собирались служащие АДМ, и среди них его друзья.{215}
Он дружил с Сидом Халсом и Рейнхартом Рихтером, и, столкнувшись в дверях, они радостно поздоровались. Обоих переманил в АДМ Уайтекер. Халс заведовал продажами лизина в Атланте и был для Уайтекера, пожалуй, самым близким человеком в компании.
Рихтер возглавлял отделение АДМ в Мехико, но поддерживал постоянный контакт с Уайтекером. В 1989 году они оба участвовали в промышленной конференции в Атланте и неплохо провели там время. Тогда же Уайтекер рассказал Рихтеру о том, как потерял в детстве родителей и был усыновлен богачом, который был так щедр, что выделил по миллиону долларов каждому из троих детей Уайтекера. Рихтер завороженно слушал рассказ друга и высказал мнение, что Марк и Джинджер должны постараться, чтобы их дети, несмотря на свалившееся на них богатство, стремились всего в жизни добиваться своими силами.{216}
Зал постепенно заполнялся служащими компании. Вошел Марти Оллисон – первый, кого Уайтекер пригласил в АДМ. Теперь он был главным торговым представителем АДМ в Европе. Прежде чем занять свое место, он подошел поболтать с Уайтекером.
Солнце заливало зал золотистым светом. Уайтекер, улыбаясь, открыл совещание:
– У нас есть что обсудить, так что начнем, пожалуй.
Начал он с рассмотрения общего состояния лизинового рынка. Слушая Уайтекера, сотрудники делали пометки в своих блокнотах.
– Позвольте ознакомить вас с некоторыми цифрами, – сказал Уайтекер и включил проектор. Экран над его головой осветился, и он вывел на него таблицу объемов производства лизина различными компаниями.
– Вы видите поквартальные производственные показатели, которые сообщили нам конкуренты, – продолжал он.
Оллисон не верил своим ушам, хоть и знал о переговорах между конкурентами, на которых обсуждалось фиксирование цен, и даже участвовал в некоторых, происходивших в его регионе. Но большинство присутствующих слышали об этом впервые. Всем было ясно, что эти данные невозможно добыть, не нарушив закон. Обычно подобную информацию скрывают даже от своих инвесторов, а уж о конкурентах и говорить нечего. Уайтекер открыто признавал существование ценового сговора.
Оллисон, Халс, Рихтер и шестеро других сотрудников стали переглядываться. Все недоумевали. В зале было полно опытных специалистов по продажам, и никто из них прежде не сталкивался ни с чем подобным.
– Раздавать вам копии этого документа я все-таки не буду, – сказал Уайтекер, – но если вы хотите переписать цифры – пожалуйста.
Все дружно принялись переписывать эти некогда секретные цифры, нисколько не смущаясь тем, что участвуют в противозаконном деянии.
И никто в ФБР не знал о том, что происходит.
По цюрихской Банхофштрассе прогуливались многочисленные покупатели, которые разглядывали витрины с часами «Картье», ювелирными изделиями «Тиффани» и шоколадом «Шпрюнгли». Улица выходила на Парадеплатц, где когда-то действительно проводились парады. Швейцар в ливрее распахнул перед Уайтекером двери одного из самых роскошных швейцарских отелей «Савой Бор-ан-Виль», и тот, поблагодарив его кивком, вышел на площадь.
Накануне, 24 октября, он прилетел в Цюрих, чтобы подготовить переговоры по фиксированию цен на лизин, которые должны были начаться 25-го в гранд-отеле «Долдер». Ни Шепард, ни Херндон в Цюрих не поехали, и поэтому на сей раз переговоры решили не записывать – конкуренты собирались утрясти кое-какие мелочи, и краткого отчета Уайтекера было достаточно. Так что он был предоставлен самому себе и мог делать все, что хочет.
Мимо, в сторону центрального вокзала проехал трамвай. Колокол расположенной по соседству церкви пробил десять. Уайтекер быстрым шагом направился к зданию на краю площади. Это было цюрихское отделение корпорации «Объединенный швейцарский банк», основная цель его путешествия.{217}
Войдя в вестибюль, Уайтекер обратился к швейцару в ливрее:
– Guten Morgen. Ich mochte Herr Briel finden, bitte.[48]
Швейцар махнул рукой в сторону лифта:
– Herr Briel ist nach oben am vierten Stock.[49]
– Danke schön.[50]
Уайтекер прошел в лифт и нажал кнопку четвертого этажа. Наверху он подошел к дежурной:
– Guten Tag. Wie geht es Ihnen? Ich suche Herr Briel, bitte.[51]
Дежурная указала ему на кресло, стоявшее перед ее столом:
– Nehmen Sie Platz, bitte.[52]
Из глубин роскошного кожаного кресла Уайтекер смотрел вслед дежурной, удалявшейся по коридору. Не прошло и минуты, как она вернулась в сопровождении подтянутого молодого человека с каштановой шевелюрой и широкой улыбкой. Уайтекер видел его впервые, но понял, что это и есть Даниэль Бриль.
– Мистер Уайтекер! – воскликнул молодой человек, протягивая ему руку.
Уайтекер встал и, расплывшись в ответной улыбке, обменялся с Брилем рукопожатием.
– Jawohl. Guten Morgen. Wie geht es Ihnen?[53]
– Gut, gut, – ответил Бриль, внутренне ужаснувшись произношению Уайтекера. – Wie geht's? Gut das wir uns eben getroffen haben.[54]
Они направились в кабинет обслуживания особых клиентов, помещение без окон. Войдя, Уайтекер сел, а Бриль тихо закрыл тяжелую деревянную дверь. Никто не мог подслушать их. Разговор был кратким.
Уайтекер привез из Швейцарии поразительную новость: зарубежные конкуренты АДМ хотели провести еще одни переговоры о ценах на лизин, и не где-нибудь, а в США, в Атланте.{218} Встретившись с Шепардом и Херндоном в Спрингфилде, Уайтекер объяснил, что их конкуренты напуганы проводившимся в Европе расследованием фиксации цен на цемент. Жак Шодре заявил, что он примет участие в переговорах только в том случае, если они их проведут под прикрытием отраслевой конференции. В середине января в Атланте планировалась конференция птицеводов, в которой собирались участвовать и производители лизина, и все они согласились, что это будет удобный случай поговорить и о ценах.
В антитрестовском отделе эта новость вызвала бурные дебаты. Некоторые предлагали арестовать всех иностранных участников сговора – доказательств их вины собрано предостаточно, а удастся ли добиться их выдачи в США, еще неизвестно.{219}
Однако внезапные аресты могли породить много проблем. Обвинительные заключения пришлось бы составлять второпях, всего за несколько недель. У прокуроров не оставалось времени для использования большого жюри в качестве инструмента расследования. Кроме того, после выдвижения обвинений арестованные имели право требовать немедленного рассмотрения их дела в суде. А прокуратуре требовалось подготовиться к процессу, в частности распечатать тысячи страниц текстов аудиозаписей. Получалось, что прокуроры начнут процесс, не будучи к нему готовыми.
Все это вынудило их принять решение: позволить иностранным производителям лизина покинуть США. Но дебаты не прошли даром: все поняли, что расшифровки аудиозаписей следует распечатать как можно быстрее.
В Моуикве Джинджер Уайтекер в тревоге спустилась на первый этаж. По крыше стучал дождь. В выходные разразилась гроза, которая так напугала ее. Меряя шагами гостиную, Джинджер задавалась вопросом, где может быть ее муж. Прожив с Марком много лет, она вдруг перестала его понимать. Что-то изменилось, что-то было утрачено.