– Ну и вопросы вы задаете! – взвился Мучник. – Неужели вы думаете, что я на это способен? Мы уже две недели беседуем с вами, а вы по-прежнему не доверяете мне?
Херндон попытался исправить положение:
– Джим, не стоит лезть в бутылку. Я просто пошутил.
– Хороши шутки! – сердито фыркнул Мучник. С этими агентами невозможно говорить по-человечески, решил он. Все две прошедшие недели они просто пытались выудить у него информацию. – Ладно, – бросил он, – спрашивайте, что вас интересует, и закончим на этом.
Разговор не получился. Вскоре Херндон решил позвонить еще раз.
– Джим, – сказал он. – Я хочу извиниться.
– Боб, – ответил Мучник, – вы должны понять, что я не ваш сотрудник. Я вам не осведомитель. Меня эта роль не устраивает. Я не собираюсь шпионить за вами, но и работать на вас тоже не буду. Если вы это понимаете – что ж, прекрасно. Естественно, вас интересует, что мы делаем и почему. Но не надо играть в шпионов.
Стычка пошла на пользу. Все выпустили пар, все выложили карты на стол. Отныне их отношения будут становиться все лучше и лучше.
В том же месяце Манн и Мучник вылетели в Вашингтон, чтобы встретиться со Спратлингом и другими юристами главного антитрестовского офиса. Вслед за ними отправился и Джим Гриффин со своим заместителем Марвином Прайсом.
В здании Министерства юстиции их встретил Гэри Спратлинг, крупный человек с энергичным дружелюбным лицом. Он пригласил на совещание нескольких коллег.
От лица прибывших говорила Робин Манн. Она вставила в плеер Спратлинга кассету с «хитами сезона» и более часа комментировала события, разворачивавшиеся на экране. Держалась она спокойно и уверенно.
Спратлинг был потрясен.
– Матерь Божья! – приговаривал он, наблюдая за Миком Андреасом в Ирвайне. – Просто глазам не верю.
Запись подошла к концу, и со стороны вашингтонских юристов посыпались поздравления. Манн сияла.
– Отличная работа, – говорил Спратлинг, тряся руку Манн. – Выше всяких похвал.
После презентации «хитов» Манн и Мучник в приподнятом настроении спустились в кафе. Гриффин и Прайс, договорившись встретиться с ними позже, задержались, чтобы обсудить предстоящие должностные перемещения. Когда с этим было покончено, Спратлинг отозвал Гриффина в сторону.
– Джим, это незаурядное дело. А у тебя за плечами двадцатилетний опыт работы, – начал Спратлинг.
Гриффин сразу понял, к чему он клонит.
Не дождавшись Гриффина, Манн и Мучник вернулись из кафе в кабинет Спратлинга и почувствовали, что за время их отсутствия что-то изменилось. Спратлинг предложил им сесть и сказал:
– Вы проделали большую работу. Теперь дело достигло стадии, когда его пора представлять в суде, и я решил составить список юристов нашего отдела, которые способны справиться с этим наилучшим образом. То же самое я попросил сделать Джо Видмара. И оба наших списка возглавляет Джим Гриффин.
Итак, главным обвинителем назначен Гриффин. Манн и Мучник не знали, что сказать. Манн чувствовала, что все ее надежды рушатся. Юристы не знали, что Гриффин был согласен уступить руководство им, если они воспримут его назначение слишком тяжело. Но они старались не выдавать своих чувств.
Спратлинг пригласил Гриффина, и тот заверил Манн и Мучника, что они по-прежнему будут играть важную роль во вновь образованной команде. Юристы обсудили ближайшие задачи, и совещание закончилось.
Спустившись и выйдя на улицу, Манн, Мучник и Прайс остановили такси. Несколько минут они ехали молча, пытаясь справиться с обидой. Наконец, когда такси выехало на Ланфан-плаза, они заговорили о своих подозрениях: идея назначить Гриффина главным обвинителем пришла Спратлингу в голову не сейчас. Сегодняшнюю встречу он задумал именно с этой целью.
Гриффин первым делом постарался сгладить шероховатости в отношениях между чикагским антитрестовским отделом и ФБР. Он наметил встречу с руководителями спрингфилдского офиса ФБР, на которой хотел произнести инаугурационную речь. Но еще до этого, 20 марта, он пригласил агентов и юристов на совместный обед.
В половине седьмого все собрались за большим круглым столом. Поначалу обстановка была довольно натянутой. Шепард, обычно открывавший подобные сборища кратким приветственным словом, на этот раз от выступления воздержался. Агенты присматривались к новому прокурору, курировавшему их расследование. Судя по его мягкому тону и любезным манерам, вряд ли он был склонен действовать круто.
Гриффин первым начал разговор, пожаловавшись на чикагские морозы, спутавшие ему все планы; во время утренней пробежки лыжная шерстяная маска, прикрывавшая лицо, примерзла к коже. Херндон и Шепард поддержали его в желании разрядить обстановку и поделились своими впечатлениями о погоде.
Наступила пауза. Затем Гриффин перешел к тому, ради чего они собрались:
– У всех нас одна цель – вывести преступников на чистую воду, чтобы они понесли наказание. Так давайте двинемся вперед, не теряя времени даром. Вы прошли свою часть дистанции отлично. Моя задача – принять у вас эстафету и постараться не разочаровать вас.
Херндон и Шепард с облегчением закивали. Новый руководитель говорил на их языке.
8 апреля Кандзи Мимото в номере парижского отеля взялся за телефон. Ему только что сообщили, что Уайтекер просил как можно быстрее связаться с ним, и у Мимото было мало сомнений в том, о чем пойдет разговор.{235}
В последние месяцы «Адзиномото» окончательно утвердилась во мнении, что отдел биопродуктов АДМ использует один из видов микробов, запатентованных японской компанией. В 1992 году Мимото пытался выкрасть американский лизиновый микроб во время визита на завод АДМ, но ничего не вышло. «Адзиномото» не оставляла этих попыток и недавно получила неоспоримое доказательство того, что АДМ незаконно использует принадлежащий «Адзиномото» патентованный микроб, с помощью которого производит аминокислоту под названием «треонин». Два дня назад «Адзиномото» возбудила против АДМ иск в одном из федеральных судов, и теперь Мимото ожидал бурной реакции Уайтекера.
Его ожидания оправдались.
– Кандзи, я не понимаю, как вы могли возбудить иск, даже не предупредив нас об этом! – горячился Уайтекер. – Мик Андреас просто вне себя.
Мимото возразил, что «Адзиномото» вынуждена защищать свои интересы, но Уайтекер не желал слушать никаких возражений. В их микробе нет абсолютно ничего японского, утверждал он, АДМ купила его у шведской компании «Эй-би-пи». А теперь из-за этого иска возникнут осложнения, в том числе и у самой «Адзиномото».
– Какие осложнения? – спросил Мимото.
Мик Андреас запретил ему ехать в Гонконг, где 21 апреля должны проводиться очередные переговоры о ценах, объяснил Уайтекер.
Мимото стал успокаивать его, подчеркивая, что переговоры очень важны для обеих компаний и их нельзя прекращать. В конце концов Уайтекер пообещал приехать в Гонконг и попытался в свою очередь уговорить японского бизнесмена отказаться от иска. Мимото отделался ни к чему не обязывающим обещанием подумать над этим, и на том разговор закончился.
Уайтекер положил трубку. Отключать диктофон не требовалось, потому что он его и не включал. Уайтекер не хотел, чтобы агенты ФБР знали об этом разговоре.
Билл Эспозито, начальник уголовного следственного отдела ФБР, просматривал за рабочим столом докладную записку о «Битве за урожай». Уже несколько недель он исполнял данное Дону Стаки обещание и следил за тем, чтобы вашингтонские бюрократические рогатки не мешали расследованию.
Но в этом деле его удовлетворяло не все. Прежде всего, вызывал сомнения главный свидетель обвинения. Никогда еще в этой роли не выступал человек такого высокого положения. Эспозито не понимал, что заставляет Уайтекера идти на риск.
«Нужно прояснить этот вопрос, прежде чем передавать дело на рассмотрение в суд», – думал Эспозито. Но агенты, ведущие расследование, и без того перегружены работой. Приходилось поручить это задание другому человеку.
Он позвонил в Спрингфилд и поручил местному руководству найти агента, который покопался бы в прошлом Уайтекера. У спрингфилдского руководства эта идея не вызвала энтузиазма. Эспозито понимал, что, чтобы получить ответ на занимавший его вопрос, придется подгонять Спрингфилд, и не раз.
Утром 19 апреля около правительственного здания Альфреда Марры в Оклахома-Сити остановился грузовик. В его кузове была бомба, начиненная смесью мазута и химических удобрений. Водитель Тимоти Маквей поспешно выбрался из кабины и удалился. Через несколько минут бомба взорвалась, разрушив опорные колонны и вызвав многочисленные повреждения по всему фасаду здания. Под завалами нашли сто шестьдесят восемь трупов.{236}
Пять дней спустя в штаб-квартире одного из лоббистов лесной промышленности взорвалась бомба, пришедшая по почте; погиб один человек. Скоро установили, что бомбу послал знаменитый «Унибомбер»[56] который двадцать лет терроризировал Америку.
Американским органам правопорядка еще не приходилось сталкиваться с двойными террористическими актами, и они удвоили свои усилия по поимке террориста. ФБР бросило на выполнение этой задачи сотни агентов со всей страны. Луис Фри и другие высшие чины ФБР не покидали командного пункта на пятом этаже Эдгар-Гувер-Билдинг. Эспозито несколько недель проводил там по восемнадцать часов в сутки, пока его не отправили командовать операцией в Оклахоме.
Эти два расследования первостепенной важности отнимали столько внимания и средств, что остальные, не столь срочные дела отошли на задний план. А у Эспозито и вовсе не было времени заниматься ничем иным, и о своем решении изучить прошлое главного свидетеля по делу АДМ он просто забыл.
Шепард и Уайтекер сидели в автомобиле на стоянке декейтерской больницы Святой Марии. Уайтекер рассказывал агенту о переговорах с конкурентами в Гонконге, откуда только что вернулся. В заключение Шепард вручил Уайтекеру несколько кассет и прочие материалы, которые могли понадобиться, и посоветовал спрятать их в кейс.