Завершая свое специальное сообщение, генерал-лейтенант Ильичев докладывал Сталину: «В английском министерстве иностранных дел считают, что еще не настало время установления официальной политики в польском вопросе… Англичане полагают, что русские в своих требованиях будут тверды, но умеренны, поэтому не составит большой трудности заставить стороны прийти к благоприятному компромиссу…».
Американский посол в СССР Уильям Гарриман[76], которому Кларк Керр сообщил подробности его переговоров с четырьмя представителями Люблинского комитета, докладывал в Вашингтон: «Английский посол открыто заявил, что делегаты Национального совета являются не советскими агентами, а искренними патриотами, хотя все они и убеждены, что будущее Польши заложено в более тесной дружбе с СССР. По их мнению, справедливость требует, чтобы в качестве восточной границы была принята линия Керзона, а Польша получила необходимую территориальную компенсацию на Западе. Делегаты резко отрицательно высказались по адресу польского эмигрантского правительства. Английский посол считает, что сила народного движения в Польше, возглавляемого Национальным советом, возрастает и что делегатов подкрепляет сознание поддержки со стороны советского правительства и польских войск, находящихся в СССР. Они верят советскому заявлению, что эмигрантское правительство приняло старую польскую политику и считает Советский Союз большим врагом, чем Германия».
Сообщение У. Гарримана также стало известно советской военной разведке и было незамедлительно доложено Сталину. Отрицательное влияние атомного фактора на отношение Сталина к союзникам все больше дополнялось сведениями о тайных политических интригах, которые усиленно вели за кулисами войны политики в Лондоне и Вашингтоне.
Пока руководители СССР, США и Великобритании старались выработать взаимоприемлемые параметры политики в отношении Польши, которая все еще была оккупирована немецкими войсками, поляки, находившиеся в Лондоне, тоже не бездействовали. Они не только пытались добиться полной поддержки со стороны американского и британского правительств в борьбе против Советского Союза и польских патриотов, но и предпринимали специальные меры самоутверждения на территориях Польши, уже освобожденных к июлю 1944 года от немецких войск. Эти меры не остались без внимания советской военной разведки.
7 июля 1944 года генерал-лейтенант Ильичев направил комиссару госбезопасности Жукову донесение, в основу которого легли сведения, добытые военной разведкой. Начальник ГРУ писал:
«Сообщаю агентурные данные, полученные от наших источников в Польше. Организацией польских частей в Польше руководит полковник Василевский, бывший начальник отдела кадров польской военной академии. Под его руководством работает генерал Земерский (в прошлом преследовался Пилсудским).
С момента вступления Берлинга на должность командующего польской армией в СССР Василевский сосредоточивает в районе Люблин значительное количество войск, для которых он якобы должен вскоре получить обмундирование. По словам источника, в Польше ходят слухи, что для усиления формирований Василевского в ближайшее время должны быть высажены советские парашютные подразделения. Сам Василевский якобы говорил, что он заявит ультиматум польскому эмигрантскому правительству в Лондоне, после чего под его руководство перейдут все польские организации.
По тем же данным, руководство Армии крайовой, руководимой Соснковским из Лондона, направляет в Люблин своих доверенных офицеров, чтобы любым способом захватить Василевского вместе с его бумагами.
Прошу сообщить Ваше мнение».
Летом 1944 года обстановка в Польше и вокруг Польши обострилась…
Глава 3. Поздняя встреча в Кремле
Эта встреча состоялась в Кремле 9 августа 1944 года в 21 час 30 минут. Верховный главнокомандующий И. В. Сталин принял польского премьер-министра С. Миколайчика. Сталин уже знал, что в Варшаве 1 августа началось восстание, которое было для него неожиданным и не было скоординировано с действиями войск 1-го Белорусского фронта, которыми командовал К. К. Рокоссовский.
К моменту поздней встречи Сталина и Миколайчика в обстановке на советско-германском фронте произошли радикальные изменения. Советские войска завершали разгром двух крупнейших немецких группировок — группы немецких армий «Центр» и «Северная Украина». В перспективе открывались возможности полного освобождения Украины и Белоруссии, части Литвы и выхода к Висле, где планировалось захватить плацдармы и создать условия к выходу к польской столице.
Миколайчик сообщил Сталину о результатах его переговоров с представителями Польского комитета национального освобождения, высказал уверенность, что лондонское польское правительство будет сотрудничать с этим Комитетом.
После обмена мнениями о том, каким может быть польское правительство после изгнания немцев с территории Польши, Миколайчик обратился к Сталину с просьбой оказать помощь полякам, борющимся в Варшаве.
Сталин спросил представителя польского правительства в Лондоне, о какой помощи идет речь.
Миколайчик ответил, что полякам, поднявшим восстание в Варшаве, требуется оружие для того, чтобы продержаться.
Расплывчатый ответ Миколайчика, видимо, удивил Сталина, и он решил высказать свою точку зрения на события в Варшаве: — Начинание с восстанием польской подпольной армии в Варшаве, по нашему мнению, нереальное дело. У восставших нет оружия, в то время как немцы только в районе Праги[77] имеют три танковые дивизии, не считая пехоты. Немцы просто перебьют всех поляков. Просто жалко этих поляков… — Помолчав, Сталин, глядя на Миколайчика, продолжал: — Советские войска форсировали Вислу в районе ее слияния с рекой Пилицей и установили на другом берегу Вислы плацдарм тридцать километров длиной и двадцать пять километров глубиной. Вначале дела шли хорошо, но немцы перебросили в район нашего плацдарма две танковые дивизии. Советские войска, конечно, преодолеют сопротивление немцев и возьмут Варшаву, но это потребует времени…
Миколайчик молча слушал Сталина. Вряд ли он владел обстановкой, складывавшейся на территории Польши и в Варшаве, в такой степени, как Сталин.
Верховный главнокомандующий продолжал:
— Нам оружия не жалко. Мы можем предоставить полякам оружие, как пулеметы, так и противотанковую артиллерию. Но встает вопрос: как это сделать? Тяжелые орудия нельзя сбросить с самолетов. Кроме того, нет уверенности в том, что это оружие не попадет в руки немцев, если оно будет сбрасываться в районе города. Есть ли в городе места, которые находятся под контролем восставших и куда можно сбросить оружие?
Вопрос застал Миколайчика врасплох. Он был явно не готов к ответу, так как реального положения дел в Варшаве не знал.
— Такие места есть. Но я сейчас затрудняюсь их назвать. Но в Варшаве в штабе командующего польскими войсками имеется советский капитан Калугин. Он хотел бы связаться с маршалом Рокоссовским, для того чтобы дать необходимые сведения…
Понимая неубедительность своего ответа на вопрос Сталина, Миколайчик добавил:
— Конечно, в Варшаве есть место, где оружие, если оно будет сброшено, не может попасть в руки немцев.
— Можно ли этому верить? — спросил Сталин.
— Этому вполне можно верить, — попытался Миколайчик убедить советского Верховного главнокомандующего. — Восставшим нужны ручные гранаты, противотанковая артиллерия и боеприпасы…
И эта просьба Миколайчика, далекая от конкретных потребностей восставших в Варшаве поляков, убедила Сталина в том, что человек из Лондона, с которым он вел то ли беседу, то ли переговоры, был далек от польской столицы и реальных событий, которые там происходили. Тем не менее Сталин сказал:
— Сбросить оружие легко. Наши войска находятся близко от Варшавы. Постараемся сделать все возможное. Лучше было бы, если бы сбросить в расположение польских войск советского офицера для организации и поддержания связи.
— Мы представим для этого в кратчайшее время все необходимые сведения, — торопливо пообещал Миколайчик.
Встреча продолжалась еще несколько минут. Сталин и Миколайчик обменялись мнениями о перспективах советско-польских отношений после разгрома фашистской Германии. Сталин высказал уверенность в том, что если у Польши будет существовать союз с Советским Союзом, то никакие опасности Польше не будут страшны.
— Польша, — сказал Сталин, — также должна иметь союз с Англией, Францией и США…
Эти слова советского Верховного главнокомандующего, видимо, удовлетворили польского премьера. Прощаясь, он поблагодарил за гостеприимство…
Миколайчик не сразу отправился в Лондон. Два или три дня он находился в Москве.
Сталин после беседы с премьер-министром польского правительства в эмиграции незамедлительно подготовил послание Рузвельту, который выступал в качестве организатора этой встречи.
Оценивая результаты переговоров с Миколайчиком, Сталин сообщал 9 августа американскому президенту: «Беседа с Миколайчиком убедила меня в том, что он имеет неудовлетворительную информацию о делах в Польше. Вместе с тем у меня создалось впечатление, что Миколайчик не против того, чтобы нашлись пути к объединению поляков. Не считая возможным навязывать полякам какое-либо решение, я предложил Миколайчику, чтобы он и его коллеги встретились и сами обсудили вместе с представителями Польского комитета национального освобождения их вопросы, и прежде всего вопрос о скорейшем объединении всех демократических сил Польши на освобожденной польской территории…»[78]
После встречи со Сталиным Миколайчик провел дополнительные встречи и беседы с американскими дипломатами. Он хотел, чтобы по американским дипломатическим каналам его точка зрения была доведена до Рузвельта, который вряд ли решил бы принять его еще раз. Через два дня после встречи со Сталиным Миколайчик и сопровождавшие поляки были приглашены на обед в американское посольство. Вспоминая этот обед, Кеннан в своих мемуарах «Дипломатия Второй мировой войны» писал: «Один из поляков прямо спросил меня, что я думаю об их шансах