сразу, хоть тот и похудел на зоне, по сравнению с «вольной» фоткой.
— Ты что же это к людям так?
С нар спрыгнул второй зэк. Все его тело, не закрытое трусами и майкой, было сплошь покрыто наколками.
— Ты откуда родом, такой невежливый?
— Из Москвы, — Парфен сказал как можно громче, чтобы услышал Миронов. Краем глаза он заметил, что тот действительно услышал и уже пристально стал смотреть за происходящим.
— А что ж не представился?
— А я должен тебе представляться?
— О-о, молодой человек, придется преподать вам урок вежливости! Положь-ка узелочек!
— Да иди ты!..
— Что?! Ты кого, падла, послал?!
От первого удара Григорий увернулся и сам влепил в челюсть разрисованному хмырю. И следом, не дожидаясь, развернулся к толстопузому и врезал тому от души.
— Братва, наших бьют! — как недорезанный на весь барак заорал кто-то, и с коек моментом посыпались люди. На парня навалились со всех сторон, толкнули в спину, кто-то поставил ножку, и Григорий оказался на полу. Пять или шесть пар ног принялись охаживать его. Сколько мог, он защищал голову руками, сложившись на корточках. Затем от чьего-то пинка он завалился на бок, и правый глаз брызнул сполохом искр.
«Забьют, суки, насмерть!» — мелькнула в голове тоскливая мысль.
Но неожиданно Григорий почувствовал, что удары стали реже.
— Отвали, Сухарь! Толстый, отвали, я сказал! Ты что, сучара, не понял?!
Григорий вскочил на ноги. Рядом с ним стоял Мирон, а против них, набычившись, четверо зэков. Толстый размазывал по физиономии кровь из разбитого носа и сверлил Григория злым взглядом. Тот, которого Парфен ударил первым, облизывал разбитую губу.
— Мирон, ты чего это за него впрягся? Землячка нашел?!
— А хоть бы и так!
— Ну-ну, смотри!
— Я у тебя смотреть должен, рожа твоя сапожная?!
— Эй, что там за балаган? Ну-ка усохните! — раздался властный голос откуда-то из глубины, и на этом все закончилось. Зэки расползлись по своим углам, на проходе остались только Григорий и его заступник.
— Пошли, рядом со мной шконка есть свободная, — сказал парню земляк. Два раза Гришку приглашать нужды не было, и он, зыркнув по сторонам, подобрал свои вещи и пошел следом.
— Приземляйся! — кивнул на свободную шконку Мирон. Сам сел напротив. — Как зовут тебя?
— Гришка, кличут — Волдырь.
— Меня — Слава. Кличут Мирон. Жрать хочешь?
— Хочу, — честно признался Гришка.
— Ты, я слышал, из Москвы? — доставая припасы, поинтересовался Мирон.
— Да, — отозвался Григорий.
Так состоялось их знакомство. Перекусив, они повели спокойную беседу.
— Я во Владимире работал, у Лешего в бригаде. В последнее время на юг подался, там и хапнули, — рассказывал о себе Григорий.
— Сколько тебе отвесили?
— Червонец.
— Мне — восьмерик.
— А чего эти бараны ко мне так прицепились?
— Слушок прошел, что ты с каким-то чертом из их круга еще до этапа, в тюряге, цапался. Вот и решили по-свойски встретить.
— А, был такой. Я только в камеру зашел, он давай из себя пахана корчить. Синета поганая! Украл на три рубля, пропил — и корчит из себя урку одесского, представляешь? «Туда ложись, там твое место!» — передразнил он Хана. — Да еще как узнал, что я из Москвы родом, рожу так сразу и перекосило!
— Да, не любят они наших. Но ты — молодец, в обиду себя не дал! Держись меня. А там сам разберешься, кто тут и что! Жить, вообще-то, можно, только блатата достает порой. Э-эх, мне бы сюда моих парней!
— Да, — поддакнул ему Гришка, — на воле они бутылки у ларьков собирают, а тут, когда кучей, герои!
Такой разговор у них продолжался еще некоторое время, затем новые приятели улеглись спать.
На воле Слава Мирон весил почти сто двадцать килограммов.
Сейчас, дай бог, в нем осталось девяносто. И это несмотря на то, что «дачки» к нему шли регулярно. Мирон был из спортсменов. КМС по дзюдо, долго занимался каратэ. Кстати сказать, это была одна из тем, на почве которой Парфену-Волдырю предстояло сблизиться с ним, поскольку до этого он был, по легенде, тоже под началом бывшего спортсмена.
В конце восьмидесятых Слава закончил Рязанское десантное, но карьера военного ему вдруг резко разонравилась. Страна жила бурной жизнью демократических перемен, и молодой лейтенант-десантник решил, что послужил он Родине достаточно. Он видел, как его одноклассники и друзья детства, с головой окунувшись в бурлящий водоворот перестройки, с магической быстротой приобретали себе «Ауди» и «Форды». Еще вчера Андрюха Горюнов был простым продавцом в «Овощторге», а сегодня он — гляди-ка ты — Андрей Петрович и на сраной козе к нему уже ни с какого бока не подъедешь! Павлов Сашка с соседнего двора, закадычный кореш по всем юношеским похождениям, пригнал с Дальнего Востока пятилетней выдержки «Тойоту» и бароном заезжал во двор, презрительно сигналя «Москвичам» и «жигулятам». В общем, жизнь манила и дразнила, пьяня голову и заставляя бурлить от предвкушений молодую кровь.
Кое-какие связи у родителя были, и вскоре появился кооператив под цветущим названием «Весна». Возникла и небольшая мастерская. Как только она открылась, сразу же к ней прилипла «крыша». Появление последней послужило началом конца коммерческой деятельности Славы Миронова и переквалификации его в бандиты.
Дело в том, что будущий московский авторитет по кличке Мирон особым трудолюбием никогда не отличался. Позавидовав друзьям и вступив на путь коммерции, он вдруг с удивлением обнаружил, что «Ауди» и «Форды» появляются не сами собой.
Их, оказывается, нужно заработать. И вкалывать надо — будь здоров! И высказывание одноклассника о том, что он пашет порой и по двадцать четыре часа в сутки, оказывается, не пустой треп и рисовка!
По натуре Слава всегда был человеком действия. Различные житейские проблемы он любил решать с наскока. А тут — сплошная рутина работы. И когда в очередной раз в дверях его конторки появился сборщик дани, квадратный парень в адидасовской майке, перетирающий челюстями жвачку, Мирон поймал себя на мысли, что откровенно завидует «браткам».
«Тут целый месяц пашешь, башка от телефонных звонков раскалывается, а этот пришел и половину кассы унес!» — с тоской и злостью думал Вячеслав, отсчитывая купюры.
На следующей неделе кооператив «Весна» закрылся. Мирон выбрал для себя новое поле деятельности. Встретившись со своим бывшим товарищем по спортивному клубу «Буревестник», он поделился соображениями насчет дальнейшего устройства жизни. Тот поделился своими, и оказалось, что их взгляды во многом сходятся. Товарищ по спорту и свел Мирона с нужными людьми. Образовалась команда, во главе которой встал Слава. Подготовка кадрового офицера ему очень даже пригодилась на новом поприще.
Начиналось все с местного базарчика и окружающих его торговых палаток. Железные ларьки росли как грибы, и золотой ручеек потек Мирону в карман. Сразу же начались трения с конкурентами. Пока хватало всем, трения эти были легкими. Но вскоре оказалось, что и коммерсанты с их палатками, и «Ауди» имеют конечный счет и районы в Москве уже поделены.
Аппетит, как известно, приходит во время еды.
Некоторые его коллеги по профессии поостыли и даже начали ассимилироваться в коммерцию, открывать свои магазинчики и автосалоны. Мирон же, как поставил на «Весне» жирный крест, возвращаться к прошлому не желал совершенно. Слава начал скалить зубы на более крупные фирмы и зорко глядеть по сторонам, прикидывая, кому из конкурентов пришло время вцепиться в глотку.
Такая политика привела к двоякому результату. С одной стороны, денежный ручеек вновь приблизился к статусу полноводной реки, а с другой — Слава Мирон быстро приобрел себе много врагов. Но, философски глядя на жизнь, Мирон считал это издержками производства, без которых все равно не обойтись. Паровоз стремительно летел вперед, как вдруг случилась неожиданная остановка. И, в отличие от песни, вовсе не в коммуне, а на чуть ли не нарах. Мирон вцепился в дичь, которая, как оказалось впоследствии, была ему не по зубам.
Экономическая разведка его конторы донесла, что появился перспективный объект: корпорация, каким-то боком причастная к газовой индустрии. И в то же самое время с тяжеловесами отечественной газовой промышленности не связанная никакой пуповиной. Это Мирону показалось странным, но левая ладонь зачесалась.
«К деньгам!» — решил Мирон, но все же дал задание еще раз «пробить контору».
Ему вовсе не климатило попасть под наезд госмашины или какого-нибудь супертяжеловеса из олигархов. Он чувствовал себя акулой средней величины, только еще мечтающей вырасти до громадных размеров.
Перепроверили «Пальмиру» еще раз и затем начали работать конкретно. Но вдруг неожиданно для себя Мирон получил что-то совсем непонятное. Обычно руководство заарканенной фирмы начинало дергаться, обращаться к разным авторитетным людям, если таковые имелись в знакомых, или же грозить связями в правоохранительных органах. Другие сразу начинали торговаться — в общем, как-то реагировали.
С «Пальмирой» все получалось по-глупому.
Началось с того, что помощник Мирона, отправленный для беседы с генеральным директором фирмы, вернулся весь какой-то потерянный, взъерошенный, с недоумевающим выражением лица. Глядя на него, можно было запросто решить, что человек этот потерялся в чужом большом городе и не знает, куда ему, бедолаге, податься.
— Ты чего?! — вылупился на него Мирон.
— Слава! Сколько лет работаем, но такое я встречаю в первый раз! — выдал его помощник наконец.
— Да ты толком объясни!
— Директор выслушал меня, улыбнулся, позвонил секретарше и велел принести кофе. Я думаю, все, дело на мази! Директор этот вежливо так извинился, чуть ли не с поклоном. Попросил подождать, а сам вышел…
— Ну, не тяни кота за хвост! Что дальше было?
— А дальше заходит вместо него мужичок лысоватый, лет шестидесяти. Выслушал меня и спокойно так говорит, улыбаясь: «Вы знаете, молодой человек, ваше предложение нам не интересно. Может быть, сделаем наоборот? Не вы нас, а мы вас охранять будем?» У меня аж челюсть отпала, — управляясь с бутылкой «нарзана», пожаловался мироновский кореш. — Я ему: ты что, мол, дед — летишь?! Ситуацию не прочухал? А он мне: «Молодой человек, давайте все же останемся на «вы». Кофе еще хотите? Может, ребятам вашим, что в вестибюле ждут, предложить? Нет? Тогда давайте прощаться — у меня много работы». — «Ладно, — говорю ему, — побазарим по-другому!» А он так ласково глядит на меня, как на нашкодившего внучка, честное слово. «А вот глупостей, — говорит, — я вам, молодой человек, делать не советую!»