Он кивнул одному из своих. Тот коротко кивнул ему в ответ. Слова были не нужны — и так было все понятно. Подручные Севера не спеша двинулись на Мирона и Гришку.
У Парфена засосало под ложечкой — он знал, что сейчас произойдет что-то страшное.
— Прикрывай спину! — сквозь сжатые зубы процедил Слава.
— О-па! — неуловимым движением ближайший к ним противник достал нож. Поигрывая пером, он сделал скачок в сторону Мирона. Едва он оказался на расстоянии удара, Мирон выстрелил ногой. Гришка успел уловить боковым зрением, как нападавшего швырнуло на его товарища, стоявшего за спиной, и оба повалились на пол.
— Ах ты, сучонок! — раздался чей-то звериный крик, и люди смотрящего кинулись на них гурьбой.
Парфен дрался с небывалым для него ожесточением. Он знал, что стоит ему только упасть на пол, и для них будет все кончено. Он пропускал удары и бил сам, стараясь держаться изо всех сил. Из разбитой губы текла кровь. По ребрам что-то полоснуло, и бок словно обожгло огнем.
— Волдырь, держись! — услышал он крик справа и на мгновение отвлекся. Это была его ошибка. Последнее, что он успел увидеть, это то, как его товарищ мощным ударом отправил на пол еще одного нападавшего. Сильный удар в голову, и в глазах стало темно. Затем Григорий почувствовал, что проваливается в никуда.
«Вот и все. Конец!» — успел подумать он перед тем, как отрубился окончательно.
Он уже не видел, как неожиданно Мирон схватился за бок и пошатнулся. Затем все же выпрямился и вновь встал в стойку. Из семерых нападавших оставалось на ногах только трое. Один пытался встать и вскоре должен был присоединиться к корешам.
Вдруг за дверью раздался громкий крик:
— Атас!
Те, кто стояли против Мирона и лежащего без сознания Гришки, не сговариваясь, бросились из комнаты вон. Когда режимник зашел в комнату отдыха, Мирон без сил опустился на пол, держась рукой за окровавленный бок.
Очнулся Григорий в лагерной больнице. На сей раз, к своему удивлению, он отделался гораздо легче, чем в прошлый. Пара фингалов, шишка на затылке и шов на левом боку — полоснули-таки, сволочи, финкой! У Мирона то же самое, только продырявили его поосновательней. Но гадам и от Славы хорошо досталось — одному он сломал челюсть, второму — ногу. Лежал Мирон рядом с Григорием и выглядел довольно весело.
— Ну что, земляк, живем?
— Живем! Это точно! — улыбнулся в ответ Парфен.
— Куда там этим баранам двух таких парней завалить! Давай похаваем!
— Давай! — живо откликнулся на предложение Парфен.
— Тебе, кстати, тоже «дачка» пришла!
— Вот здорово!
Гришка осторожно сел на постели. Мирон пока вставать не мог. Стараясь не тревожить туго перетянутый бок, Парфен достал продолговатый ящик.
На торцовой стороне стоял синий крестик.
«Ясно, значит, Тарасов уже в курсе всех наших подвигов!» — удовлетворенно отметил он про себя. Синий крест на посылке означал, что все идет как надо и можно продолжать операцию дальше.
Он достал продукты, заварили чай. Перекусив на славу, они завели разговор на волнующую их тему.
— Как меня вырубили, ты не видел?
— Табуреткой по затылку шарахнули, — чуть усмехнулся Мирон.
— Падлы, с ножами лезли! — негодующе воскликнул он через секунду. — Так бы мы их всех уработали. И этот король вонючий! Натравил своих шестерок, а сам свалил!
К моменту драки Север действительно вышел из комнаты.
— Что делать-то дальше будем? — Этот вопрос не мог не волновать Волдыря в его положении, и Парфен решил, что пора его озвучить. — Ведь порежут нас рано или поздно! По одному отловят и порежут!
— Есть мыслишка одна, — одними губами прошептал Мирон. На его физиономии застыло выражение глубокой значимости.
— О чем ты?.. — так же тихо переспросил Гришка, по привычке зыркнув по сторонам.
— Понимаешь, мне ух как надоело уже тут. И я давно понял, что с Севером мы миром не разойдемся. Или я его, или он меня! Мы все равно сцепимся — это только вопрос времени!
— Ну и что дальше?
— Подрывать я отсюда буду. Хочешь, давай со мной.
— Куда же я от тебя теперь!
— Ну и отлично. Вдвоем легче будет.
— Бежать надо, — немного помолчав, задумчиво произнес Григорий. — Только ведь просто так не убежишь. Готовиться сколько нужно. А у нас времени — всего-то до выхода из больнички! Потом все одно Север с его дружками достанут.
— Ну, недельку лишнюю я отторгую у врача. А насчет подготовки… Так все практически уже готово! Я ведь давно решил подрывать, как только понял, что нормально мне с этими ублюдками не ужиться.
Григорий выказал крайнюю заинтересованность и перебрался на кровать к своему товарищу.
План состоял в следующем.
Колонию построили в шестидесятых, а раньше на этом месте был завод — не завод, в общем — промзона. И от этого допотопного сооружения осталась канализация. Конечно, менты приняли меры безопасности, но через своего человека в их среде Мирон узнал, что один раз через эту канализационку уже бежали.
— Короче, они там по ходу трубы решетку наварили. Но я со своими связался на воле через нашенского прапора. Он схему передал парням. Те озадачили спецов по этой хренотени и… в общем, в одном месте трубы проходят так, что под ними проползти можно. А решетка уже сгнила давно. Ее пальцем толкнуть — отвалится!
— Да ну!
— Ну, не пальцем, конечно. Я преувеличил. Но к назначенному дню нам ее там проковыряют! Наша задача — незаметно нырнуть в люк. По дороге к «тошниловке» видел люк?
— Да он почти у самой «локалки»! Там же часовой с вышки пасет!
— За это не боись — все будет правильно. Кого нужно, я уже подмазал. Главное — чтобы нас встретили.
— А если не встретят?
— Слушай, Волдырь! Ведь выбора у нас все одно нет!
— А вот это точно.
— Давай покемарим. Надо сил набираться.
На этом их разговор закончился. Через некоторое время, убедившись, что Мирон равномерно посапывает, Парфен достал ручку и листок бумаги. Почесав за ухом, он принялся писать письмо Татьяне. Письмо было самое обыкновенное. Только два момента в нем присутствовали обязательно. В тексте мелькнула фраза «две недели» и в конце не было подписи. Тем самым Григорий давал знать капитану Тарасову, что все идет нормально и побег должен состояться через две недели.
Покончив с этим, он заклеил конверт и тоже прилег на боковую. Но никак не мог уснуть. Тревожил раненый бок, чуть-чуть потягивая. Но уснуть он не мог не из-за раны. Вспоминался первый побег. Тогда тоже все были подмазаны. И побег удался, в чем Парфен не сомневался с самого начала. Но почему-то Калган нашел их первым, а не менты! Спасибо, что Сурок не струхнул. Перед Гришкиными глазами вновь живо нарисовалась картина того дня: Сурок, то и дело шмыгающий ладошкой по физиономии, и лежащий на полу уголовник по кличке Калган.
Тарасов ничего так ему толком тогда не объяснил. Хмурясь, еле выдавил из себя, что им самим еще разобраться нужно, почему ситуация вышла из-под контроля и откуда взялся третий беглец.
Гришку это тоже интересовало, не в пример больше, чем все остальное. И еще одна вещь волновала его очень сильно: почему, собственно, все привязались именно к нему, чем он таким особым выделился? Ну, Гена Хворост, пацаны, понятно: им есть за что не любить его. Тот мог отследить его, пустить маляву на зону, что он и сделал. Но устроить Калгану побег?! Вряд ли! Костя — второй лидер бригады — оставался на свободе. Тарасов совсем не желал на эту тему разговаривать, но все же Гришка вытянул из него и эту информацию.
Некоторое время Парфен думал, что попытки убрать его — Костиных рук дело. Но постепенно он отошел от этой мысли. «Не в таком он сейчас положении, чтобы думать о мести. Ему бы от ментов схорониться. Да и силенок нет — всю бригаду подчистую загребли! И от легавых беречься нужно, и от старых врагов — упаси господь! Один ведь остался! Чалый, правда, убежал! Но тот что может?! Ему бы так же, как и Косте, забиться подальше и не дышать. Небось у каждого районного отделения портреты на розыск висят!»
И все же факты оставались фактами. И нападение на муровскую хату, где был убит друг Тарасова, случилось сразу после побега Чалого из «Матросской тишины». И Калган как нельзя более кстати вынырнул! Да и на зоне как он вместе с Самосвалом оказался? Именно на той, куда Парфена определили. Кто мог разнюхать, как?!
Ну, с Самосвалом все понятно. Он за Улыбку, босса своего, с Гришкой поквитаться хотел. Тот — бык тупой! Но Калган не из таких! Тарасов его правильно определил — тот стараться только за бабки мог. Кто же ему заплатил за него, Парфенова Григория?!
Одно успокаивало Гришку — после его мнимой гибели, смены фамилии и лица все это уже осталось в прошлом. Ну, а вопросы оставались вопросами! Узнает ли он на них когда-нибудь ответ? Он глубоко сомневался в этом. И все же его не покидала тревога, прошлое еще может подкинуть ему сюрприз.
Пошла вторая неделя, бок затянулся и только иногда напоминал о себе. Мирон сдержал обещание, и из больнички их выписывать не спешили. Приходил режимник и допрашивал их. Но с начала разговора Гришка сразу усек, что разбор драки для него — пустая формальность. Скорее всего, начальник и так знал, что Север решил двум московским понтарям правилку устроить. Стукачей, работающих на ментов, хватало. Пробыв в палате недолго, режимник ушел.
— На следующей неделе, в пятницу, уходим, — вечером тихо шепнул Мирон. Он уже тоже оклемался, лишь иногда морщился при резком движении.
«Надо будет Тарасову маякнуть!» — сразу же подумал Парфен.
Неделя в лагерной больничке пролетела быстро.
— Ничего с собой брать не будем! — учил молодого друга Мирон. — На той стороне нас тачка будет ждать. Там все: одежда, бабки!
Утром, в пять часов, раздался осторожный стук в дверь.
Парфен с Мироном были уже готовы. Стараясь не шуметь, они прошли по коридору. Вел их, как успел разглядеть Гришка, прапорщик из вохровцев.