Преобразование ядовитых растений в безопасную еду – это минимальная пищевая обработка, которую мы можем произвести. Так поступали на протяжении большей части истории, и многие люди до сих пор полагаются на простейшие методы делать это. Можно есть дикий картофель с глиной или лиофилизировать его, а также печь желудевый хлеб с глиной. Разумеется, важнейшей составляющей пищевой обработки является изменение генома растения путем селекции, чтобы он изначально не был токсичным[47].
Возможно, вам интересно, почему нельзя оставить ядовитые растения в покое и питаться только безобидными. Это вполне разумно, когда вокруг есть множество безопасных продуктов. Но если ваш запас нетоксичных углеводов, жиров и белков иссякает, то лучше продумать резервный план, ведь иначе вы рискуете умереть от голода. Логика проста: чем больше вещей (токсичных или нет) вы можете превратить в еду, тем выше ваши шансы сохранить жизнь.
Однако выживание является не единственной причиной обработки продуктов.
Глава 3. Микробы пытаются съесть вашу еду
Эта глава о двух мертвых коровах, меде, воде, бактериях на занавеске для душа, Марте Стюарт, маленьких зеленых насекомых, пайютах из долины Оуэнс, сахаре и крови.
Давайте мысленно проведем весьма странный эксперимент.
Представьте, что перед вами лежат два тела мертвых животных.
От мертвой коровы слева (Берта) вы хотите избавиться как можно быстрее, поскольку она является вещественным доказательством. Тушу справа (Вильгельмина) вы хотите сохранить на максимально долгое время. Мы говорим не о нескольких днях или месяцах. Вам бы хотелось сохранить ее до тех пор, пока не наступит давно предсказанное антиутопическое будущее человечества, когда мы все будем есть «зеленый сойлент»[48].
С точки зрения химии от Берты избавиться легко. Согласно фильму «Большой куш», нарезать ее тело на маленькие кусочки и скормить свиньям – самый надежный способ замести следы. Но, честно говоря, вы могли бы оставить ее тело практически в любой точке мира, и оно разложилось бы довольно быстро.
Сохранить Вильгельмину было бы гораздо сложнее, чем избавиться от Берты. Все зависит от того, где вы находитесь. Например, если вам посчастливилось жить рядом с Северным полюсом, вы могли бы просто оставить ее на улице, которая является гигантским природным морозильником. Конечно, в конце концов тело все равно разложилось бы, но на это ушло бы гораздо больше времени.
Почему мы мысленно избавляемся от трупов коров? На это есть две причины.
Во-первых, это менее странно, чем избавляться от мертвых людей, но все-таки важно, потому что бо́льшую часть еды мы получаем в результате убийства. Практически все, что вы когда-либо ели, было живым дышащим существом или его частью. Белки, жиры, углеводы и клетчатка, которые составляют основу вашего рациона и без которых вы бы умерли от голода, не появляются из воздуха. Растения производят эти вещества, которые едят животные. Мы, люди, питаемся и теми, и другими. Я говорю это не чтобы вы почувствовали себя плохо (или хорошо?), а чтобы осознали, что во время каждого приема пищи мы едим мертвые тела. Это важно, потому что многие другие существа тоже едят трупы.
В далеком прошлом, потребляя пищу через несколько часов после ее убийства, мы конкурировали с гиенами, стервятниками, мухами и другими животными, видимыми невооруженным глазом. Как только у нас возникла безумная идея убить кого-то сейчас, а съесть через несколько дней или недель, мы начали соревноваться с целым зоопарком невидимых микробов[49]. Мы пытались обогнать друг друга, чтобы съесть кусочек хлеба, фрукта или Берты первым. Позвольте мне прояснить кое-что: микробы всегда на шаг впереди.
Практически все, что вы когда-либо ели, было живым дышащим существом или его частью.
«Они были здесь до нас и останутся после того, как людей уже не будет. Они всегда побеждают», – говорит специалист по питанию Сюзанна Кнехель. Почему? «Они повсюду. Мы находим их даже в тех местах, где всего 50 лет назад люди даже не подозревали о существовании микробов», – говорит она. Они летают в атмосфере, содержатся в домашней пыли, прилипают к душевой кабине, разбивают лагерь на занавеске душа (вы знаете, о каком месте я говорю) и колонизируют кухню. И конечно же, они находятся внутри вас (и Берты), ферментируя часть неперевариваемой растительной клетчатки, которую вы едите. На самом деле у вас в кишечнике столько же бактерий, сколько человеческих клеток во всем вашем теле[50]. Кишечные микробы (часть микробиома, совокупности микроорганизмов, живущих внутри и на нас) важны для нашего выживания, но исследователи до сих пор не поняли почему. Однако с этими существами заключено лишь временное перемирие. Оставаясь живыми, мы даем им теплую и влажную среду обитания и много еды, а они обеспечивают нас энергией и защищают от своих вредных кузенов. Но в тот момент, когда мы умрем, эти крошечные микробы набросятся на нас и сожрут изнутри.
Это касается не только вашего микробиома: в зависимости от того, как и где вы умрете, самые разные бактерии и другие живые существа будут с удовольствием поглощать белки, жиры, углеводы, витамины, минералы и другие элементы, из которых состоит ваше тело. Они будут использовать их себе во благо, и в конце концов вы просто исчезнете. Разлагающееся тело – это шведский стол. Не расстраивайтесь: это касается практически всех живых существ. Как только кто-то умирает, он становится пищей для кого-то другого. Берта не исключение: ее органы и мягкие ткани будут съедены первыми. Скелет сохранится более долгое время, но есть формы жизни, которые питаются костями. Со временем корова будет полностью съедена бесчисленным количеством бактерий, грибков, насекомых, животных и растений. Ее атомы окажутся в миллиардах других существ.
Это называется разложением или гниением и это абсолютно нормальный процесс, происходящий с телами живых существ после смерти. Вот почему гораздо легче избавиться от Берты, чем сохранить тело Вильгельмины. Тем не менее это не значит, что люди не пытались это сделать.
Предположим, что вы хотели бы сохранить корову на максимально долгое время. Чтобы сделать это, вы должны помешать микробам съесть ее и остановить жизненные процессы в клетках. Лучший способ добиться этого – забальзамировать тело. Одним из самых впечатляющих бальзамировщиков является одна из простейших молекул – формальдегид. Она содержит один атом углерода, один атом кислорода и два атома водорода.
Но не позволяйте простоте строения ввести вас в заблуждение. Формальдегид чрезвычайно (химически) злой и неразборчивый. Видите углерод? Это то, что химики называют дефицитом электронов, потому что кислород оттягивает от себя электронную плотность[51].
Таким образом, углерод получает немного положительного заряда. Это означает, что он притягивается к частям других молекул, имеющих немного отрицательного заряда.
Где могут быть такие молекулы? Вы сделаны из них. Многие молекулы в каждой вашей клетке подходят для этого: белки, которые борются с инфекциями или помогают хранить и копировать наследственную информацию; жиры, образующие барьер между клетками и окружающей средой; некоторые углеводы, которые вы сжигаете для получения энергии или запасаете на потом; и даже РНК и ДНК, составляющие генетический код. Почти у всех этих молекул внутри есть области, которые, будучи отрицательно заряженными в большей степени, могут вступать в реакцию с формальдегидом. При столкновении с этими отрицательно заряженными областями в других молекулах он и, например, белок могут объединиться. На этом реакция не останавливается. Формальдегид, который уже связался с белком, может вступить в такую же реакцию еще раз и связаться с любой другой молекулой, имеющей немного концентрированного отрицательного заряда. Часто это другой белок или цепь ДНК.
Итак, в начале всего этого процесса у вас может быть три молекулы: огромный белок, сверхдлинная цепь ДНК и крошечная молекула формальдегида. В итоге эти три молекулы становятся одной, связанной малюсеньким формальдегидом.
Бальзамирование формальдегидом – это та же реакция, но в большем масштабе. Представьте, что вы выливаете 22 712 470 миллионов литров суперклея на Нью-Йорк в час пик[52].
Всего за несколько минут люди приклеятся к тротуарам, уличным фонарям, дорожным знакам, киоскам с хот-догами и друг к другу. Автомобили, автобусы, грузовики и поезда приклеятся к дорогам и рельсам. Все люди, машины, грузовики, автобусы, поезда и т. д. будут вибрировать на месте, пытаясь вырваться из цепей формальдегидного клея, но нормальное перемещение на большие расстояния останется в прошлом.
Для жизни нужно движение. Молекулам есть куда пойти и чем заняться. Когда это движение прекращается, клеточная жизнь останавливается. С точки зрения бактерии, ищущей еду, формальдегид превращает огромное количество пищи в гигантский бесполезный музей. Это лучший консервант.
Возможно, вы подумали, что химическое вещество, останавливающее жизненные процессы, также будет токсичным. Вы правы, однако оно не такое опасное, как цианид. Чтобы убить взрослого человека, требуется от 10 до 50 граммов 40-процентного раствора формальдегида, и, поверьте, смерть от него не будет приятной. До того как он начал использоваться в качестве жидкости для бальзамирования, его применяли для дубления кож животных. Однажды после суицидального отравления этим веществом врачи отметили, что пациент умер от обширного повреждения легких и «кожистого утолщения стенки желудка». Формальдегид очень токсичен, и нам известно о поразительном числе случаев, когда живым людям он попадал в самые разные отверстия. Как правило, это происходило по глупости. Его случайно вводили в веки трехлетнего ребенка и 59-летней женщины, в десны 23-летнего мужчины (один гениальный стоматолог позволил студенту без присмотра провести удаление зуба), а также в вены пациентов на диализе (вероятно, при этом больным казалось, что их сжигают заживо). Невероятно, но один пациент выжил после 100-миллилитровой клизмы с 4-процентным раствором формальдегида. В моем любимом случае отравления хирург случайно вколол формальдегид прямо в коленную чашечку пациента. Источником был небольшой флакон, в котором хранился кусочек колена того же больного. Он должен был стать памятным подарком в честь успешной операции. Но довольно об этом.