Если бы исследование было направлено только на то, чтобы узнать, как ультраобработка продуктов сама по себе влияет на увеличение веса, рационы нужно было сделать более схожими в плане энергетической плотности и нескольких других переменных, которые мы не рассматривали. Но есть и другие причины, по которым мы пока не хотим воспринимать это испытание всерьез.
Этот эксперимент был не очень масштабным (в нем приняло участие 20 человек) и относительно коротким (28 дней), особенно по сравнению с целой жизнью питания определенными продуктами. Кроме того, Холл не мог скрыть от людей, что исследование связано с пищей, которую они едят. Это было бы невозможно. Он пытался утаить от испытуемых некоторые аспекты и сказал, что это не исследование, посвященное похудению. Однако участники интуитивно понимали, что оно должно было определить, вредны ли ультраобработанные пищевые продукты, и у них наверняка уже были сформировавшиеся представления о такой пище, которые могли повлиять на результаты.
Кроме того, обстановка, в которой проводился эксперимент, совсем не была похожа на реальную жизнь. Помимо того, что добровольцы жили в больнице и у них измеряли все показатели, какие только можно, им регулярно задавали вопросы вроде: «Насколько вы сейчас голодны?» и «Как сильно вы хотите поесть?» Их также просили оценивать пищу, причем иногда в процессе ее потребления. Что в этом плохого? Дело не в том, что это может повлиять на различия между двумя группами, а в том, как это может сказаться на проведении аналогичного испытания в другой обстановке. Иными словами, если бы вы пошли домой и придерживались рациона из необработанных продуктов, то не смогли бы в точности воспроизвести эксперимент. Вы бы не жили в больнице и не думали о еде так много, вас бы постоянно не тыкали иголками и не взвешивали. Все это могло бы повлиять на ваше поведение, что, возможно, сказалось бы на числе потребляемых калорий и похудении. Тем не менее Холл ничего не мог с этим сделать. Поместить добровольцев в больницу, кардинально изменив их привычное окружение, было единственным эффективным способом полностью контролировать питание испытуемых.
Еще одной проблемой могли быть сами добровольцы. В среднем их индекс массы тела (ИМТ) составлял 27, то есть, согласно критериям Всемирной организации здравоохранения, у этих людей был лишний вес. Они были довольно молоды (средний возраст – 31 год). Все были готовы участвовать в сложном клиническом исследовании продолжительностью один месяц. Опять же, это вряд ли повлияло на различия между группами, но все это не означает, что результаты исследования могут быть применимы к вам. Если вы, например, 75-летний человек с ИМТ 22, не имеющий никакого желания стать объектом изучения, то вы значительно отличаетесь от участников эксперимента, и его результаты могут не иметь отношения к вам.
Обе вышеупомянутые проблемы являются типичными для рандомизированных контролируемых исследований. Дело не в том, что Холл что-то сделал неправильно. В действительности главный недостаток испытаний такого типа состоит в том, что обстановка проведения эксперимента и люди, принявшие в нем участие, практически никогда в точности не соотносятся с вашей ситуацией. Таким образом, результаты нельзя просто обобщить.
Хорошо, давайте снимем Шляпу мерзавца и похвалим Холла за то, что действительно заслуживает высокой оценки.
Во-первых, это исследование прошло тщательную и продуманную предварительную регистрацию. Холл четко измерил то, что изначально и планировал. Более того, он сделал все необработанные данные общедоступными, поэтому, если кто-то решит проверить расчеты или провести новые, он может это сделать, не спрашивая разрешения. Оба этих поступка убеждают меня в том, что результаты исследования не являются сфабрикованными. Хотя некоторые переменные у двух рационов отличались, многие были очень схожими. Например, обе системы питания были практически идентичными в плане соотношения калорий, которые участники потребляли из углеводов, белков и жиров. Таким образом, некоторые переменные можно было вычеркнуть из списка потенциальных виновников, и это было очень удобно.
Изменило ли это исследование мои взгляды на доказательства вредности ультраобработанных пищевых продуктов?
Да, в некоторой степени.
Оно показало, что такая пища стала причиной увеличения массы тела у молодых людей с избыточным ИМТ. Тем не менее мы не можем с уверенностью сказать, что именно обработка пищи является причиной набора веса.
На первый взгляд кажется, что это абсурдно. Как мы можем быть уверены в том, что ультраобработанные продукты привели к определенному результату, но при этом сомневаться, что это связано именно с их «обработанностью»? Все сводится к тому, что такая пища – это набор переменных, тесно связанных друг с другом: энергетическая плотность (высокая), объем (маленький), вкус (приятный), место производства (фабрика), количество соли (большое) и т. д. Поскольку в исследовании Холла некоторые из этих факторов не рассматривались, сложно сказать, какие именно вызвали увеличение веса. Было ли дело в обработке? Возможно. А может быть, и нет. Есть вероятность, что всему виной энергетическая плотность. Или тип клетчатки. Или вкус. Или что-либо еще.
Мы не можем с уверенностью сказать, что именно обработка пищи является причиной набора веса.
Можете воспринимать это как различие между пониманием, что ультраобработанная пища приводит к увеличению веса и почему это происходит. Мы всегда хотим знать почему, но иногда необходимо начать с установления самого факта. Исследование Холла – это необходимый и важный первый шаг. Позднее будут проведены другие эксперименты.
Кроме того, не стоит забывать, что испытание было коротким и немасштабным и что оно проводилось в очень специфической обстановке с участием конкретной группы людей. Следовательно, его результаты могут быть не так широко применимы, как нам инстинктивно кажется.
В целом я считаю, что это хороший первый кирпич в Мосте истины, который только начинает строиться. Однако я также думаю, что нам понадобится больше кирпичей и строительного раствора, прежде чем мы сможем дать точный ОТВЕТ на вопрос о вреде ультраобработанных продуктов.
Глава 9. Вы опоздали на очень важное свидание
Эта глава о памяти, обмане, кроличьих норах, бородавках и смерти.
Мы поговорили о семи выбоинах на пути к подлинной причинно-следственной связи. Теперь мы входим в неспокойные воды: влияют ли эти ямы на эпидемиологию питания? Чтобы получить ответ на этот вопрос, я позвонил специалисту по биостатистике Бетси Огберн, которая сказала, что я неправильно все понимаю. «Если бы вы попросили эпидемиологов питания перечислить слабые стороны их исследований, то они сказали бы обо всем этом». Иными словами, все согласны с тем, что колдобины на дороге есть. Она продолжила:
Думаю, очень сложно принять тот факт, что все это могло повлиять на, казалось бы, веские доказательства, особенно если ученый вложил все силы и душу в свое исследование.
Огберн была права. Эпидемиологи питания, с которыми я разговаривал, признали существование проблем. Все они согласились, что вы не можете просто ехать по научной дороге и молиться о том, чтобы не попасть колесом в яму. Однако у них были активные разногласия по двум пунктам: попадала ли машина в выбоины и является ли она управляемой.
Кажется странным, что двое ученых могут стоять в начале дороги, четко видеть перед собой выбоины, соглашаться, что колдобины есть и что они опасны, а затем сесть в машину, начать движение и орать друг на друга, спрашивая, не попали ли они куда-нибудь колесом и не разбили ли автомобиль.
Чтобы понять, почему эта тема так горячо обсуждается, давайте вернемся в конец 90-х и начало 2000-х годов. В 2005 году греческий эпидемиолог Джон Иоаннидис написал статью с совершенно безобидным и непровокационным названием «Почему большинство опубликованных результатов исследований недостоверно». Если в то время вы следили за новостями науки, то читали ее. Независимо от того, согласны вы с ее названием или нет, она вызвала резонанс в научном сообществе. Она запустила несколько проектов по воспроизводимости результатов в психологии и фундаментальных исследованиях рака (в них ученые повторили описанные в статьях эксперименты, чтобы проверить, придут ли они к таким же результатам). Иоаннидис переехал в Стэнфорд и переключил свое внимание на эпидемиологию питания. Он сказал канадскому репортеру, что эта наука «должна отправиться в мусорный бак», и журналисту Vox, что «это область, которая состарилась и умерла». «В какой-то момент нам придется похоронить тело и двигаться дальше», – добавил он.
Вот это заявление!
Эпидемиологи питания высказались в ответ, однако им не хватило драматизма Иоаннидиса. Уолтер Уиллетт, эпидемиолог питания из Гарварда, ответил: «Вы серьезно искажаете то, чем занимается эпидемиология питания». Это примерно то же самое, что ответить: «У нас просто разные мнения по этому вопросу» – на заявление: «Все, что ты делаешь, – это куча гниющего дерьма». Разногласия между Иоаннидисом и Уиллеттом, которые я отныне буду называть войной, разгоревшейся из-за эпидемиологии питания, являются самой большой и глубокой кроличьей норой из всех, о которых я читал, собирая материал для этой книги. Если вам кажутся забавными жутко спутанные статистические данные, борьба между Гарвардом и Стэнфордом[137], а также сомнения в ясности рассудка, то вам понравится эта кроличья нора. Мне кажутся забавными другие вещи, поэтому, вместо того чтобы опускаться с вами в глубь, я повожу вас по ее периферии. Мы наклонимся, заглянем в темноту и зададим вопросы обитателям норы, но не станем заходить за горизонт событий.