– Как Доусли? – тут же озабоченно спросил Питер.
– Как-как… Бодрится. Пока заклинание обезболивания действует. Целители его сейчас штопают. Но судя по тому, что я видел, он как минимум неделю пролежит в лазарете. – Джон тяжело выдохнул и с нажимом провел ладонями по лицу. – Хорошо хоть жив остался… Сглупили вы, конечно, с этим огнем…
– Какого хрена вы вообще туда полезли? – вдруг вспылил Скай и гневно зыркнул на Питера. – Вы оба паршивые стихийники, ты и сам об этом прекрасно знаешь!
Питер виновато пожал плечами и смущенно почесал затылок, словно извиняясь.
– Надо было что-то делать. Думали, отгоним чащобника пламенем, а оно вот как…
– Идиоты, – припечатал Монтего, а потом кинул такой же неприязненный взгляд на Шейна. – А ты где был? Или опять скорость реакции подвела?
Я тоже перевела взгляд на лорда. Этот вопрос волновал меня не меньше. Ведь Астон мастерски управлялся с огнем, я видела это своими глазами. Но он отчего-то не носил колец для высекания искры. Оттого и задержался с помощью. И если бы не эта задержка, кто знает, возможно, Доусли остался бы цел.
– Могу задать тебе тот же вопрос, Монтего. – Астон нервно дернул щекой, ответив нападкой на нападку. – Где ты шлялся со своим драггастом, когда был так нужен?
Повисло молчание. Скай отвечать не спешил. А я вдруг почувствовала острый укол вины, вперемешку с неожиданно накатившим смущением. Я ведь прекрасно знала, где он был и чем занимался. Чем мы занимались…
– И правда, – вдруг задался тем же вопросом Фалкон. – Я ж в первую очередь метнулся к твоему кошаку. Думал, раз ты в столовку не пришел, так пропадаешь в загоне. Где, гремлины раздери, тебя носило?
– Не твоего ума дело, – буркнул Скай и отвернулся.
На меня он старательно не смотрел. И я тоже опустила глаза, сделав вид, что заинтересовалась содержимым ближайшей тарелки. Казалось, если хоть мимолетно взгляну на Ская, то выдам себя с потрохами.
Однако выдать нас решил кое-кто другой.
– Монтего просто попутал день с ночью, – вдруг произнесла Сирена, и ее едкий тон мне совершенно не понравился, а уж кривая ухмылка на губах – и подавно. – Раньше он по женским спальням шлялся после заката солнца, а теперь и днем не отказывает себе в удовольствии, – смакуя каждое слово, произнесла загонщица. И в конце, словно выстрелом из арбалета, пригвоздила: – Да, Изабель?
Кажется, в этот самый момент я была готова провалиться сквозь землю. Если до этого моя скромная персона почти никого не интересовала, то теперь все взгляды сошлись на нас с Монтего. Словно мы были преступниками, застигнутыми на месте преступления.
Я не видела выражения лица Ская, но почувствовала, как его пальцы стиснули мою кисть. Да и сам он подался вперед, отлипнув от столешницы, и сделал шаг, вставая между мной и Сиреной.
– Заткни свой грязный рот, Сирена!
– Ах, теперь он грязный? Раньше ты так не думал.
– А почему это она должна затыкаться? – в разговор вдруг вклинился лорд Шейн, и Скай напрягся еще сильнее, почти до боли сжимая мои пальцы. – Нам всем интересно. Выходит, тебя можно поздравить? Или вас обоих? – теперь лорд посмотрел на меня, и я совершенно растерялась.
Что, гремлин его раздери, здесь происходит? О чем он говорит?
И словно прочитав мои мысли, Астон добил:
– Надеюсь, инициация прошла успешно?
Сказанные слова молнией пронеслись в сознании, всколыхнув вереницу мыслей, образов, воспоминаний. И когда я наконец поняла их смысл, вздрогнула, словно меня с головы до ног окатило ведром холодной воды.
– О чем он, Скай? – Я выдернула руку из крепкого мужского хвата и отошла на шаг, вглядываясь в такое родное и в то же время незнакомое лицо мужчины напротив.
Не знаю, чего я ждала. Что я хотела отыскать в его глазах.
Пренебрежение? Равнодушие к чужим словам? Ухмылку и попытку посмеяться над дурацкой шуткой?
Да, именно этого я ждала!
Но лицо Ская было мрачнее тучи. А в глазах на мгновение мелькнула растерянность и… сожаление.
– Ни о чем, не слушай его.
– Ох, Изабель, он что же, не рассказал тебе о нашем пари?
– О каком пари?
Я переводила растерянный взгляд с довольной ухмылки Шейна на плотно сжатые губы Ская и не понимала, что происходит. Я просто отказывалась что-либо понимать.
– Скай, о чем он?
Но Монтего молчал, лишь сильнее раздувая костер паники у меня в груди. Казалось, вот-вот произойдет что-то непоправимое. Пойдет трещинами то хрупкое доверие, что зародилось между нами, расколется на части, словно первый лед, тонкой корочкой стянувший осенние лужи.
Я смотрела выжидающе, только на Ская, не замечая никого вокруг. Не обращая внимания на несколько пар глаз и ушей, жадно ловящих каждое слово. И я уже думала, Скай ничего не ответит, как он вдруг заговорил хрипло и надломленно:
– Мы поспорили, кто первым инициирует тебя.
– Вы… что?
Его признание было подобно удару в спину. Слишком неожиданным, чтобы я смогла к нему подготовиться.
Но с другой стороны… Все вдруг встало на свои места. Сразу вспомнился и тот злосчастный подслушанный разговор, когда капитан Байрон наставительно советовал Монтего меня инициировать, и советы мисс Палмер завести отношения, и тот факт, что за мои неудачи штрафные баллы получал Скай, рискуя потерять свое место в рейтинге.
Мозаика сложилась.
И я почувствовала себя последней дурой. Глупой золотой рыбкой, попавшейся на крючок опытного рыбака.
– Вы… Поспорили. На меня?
Каждое слово – словно болезненный укол в сердце. Один, второй, третий. И никак не узнать, какой из них будет последним. Какой добьет окончательно, растоптав все светлое, что было между нами.
– Все не совсем так, Изабель. Послушай! – Скай подался вперед и попытался взять меня за руку, но я не дала, резко вырвав ее из мужских пальцев.
– И какие были ставки? – Мне хотелось разреветься. В горле уже стоял колючий ком, мешая говорить. Но вместо этого я лишь гордо задрала подбородок, посмотрела прямо, с вызовом. – Надеюсь, хоть что-то стоящее? М-м-м? Что ты попросил, Скай?
– Лунный аркан, – не стал увиливать Монтего.
– О! Достойный выбор. Что ж… – Я перевела взгляд на стоящего рядом лорда. Покосилась на его пояс, где висел заветный артефакт. – Отдай ему аркан, Шейн! Он выиграл.
Астон нерешительно отстегнул маджет от пояса. И я выхватила его, словно пытаясь поторопить время. Буквально силой всучила в руки Монтего.
– Наслаждайся!
– Изабель, постой!
Но я уже рванула к выходу из столовой. Больше не было сил сдерживать слезы, не было сил смотреть в такое родное лицо и понимать, что тебя предали. Использовали. Делили тебя, словно ты какая-то вещь.
Скай, конечно, кинулся следом. Но ноги плохо его слушались, и я оказалась быстрее, первой выскочила в широкие двустворчатые двери, и те с грохотом захлопнулись за моей спиной, повинуясь лишь мимолетной мысли, пронесшейся в голове.
С обратной стороны настойчиво забарабанили. Дверь толкали изо всех сил. Но створки будто намертво приросли друг к другу. Я не хотела никого видеть, и окружающие предметы будто соглашались со мной, повиновались мне, исполняя любую мою прихоть.
Слезы уже вовсю застилали глаза, и я бросилась бежать. Сама не знаю куда. Просто бежать, не оглядываясь, как можно быстрее. Словно убегая от сокрушительной правды, что вдребезги разбивала мне сердце.
От моего приближения вздымались занавеси на окнах. Нестерпимо ярко вспыхивал огонь в масляных светильниках. Каменная плитка под ногами сливалась в одну бесконечную серую полоску. А внутри бурлила сила, живая, осязаемая. Во много крат сильнее, чем мне удавалось почувствовать прежде.
И я не понимала, как могла не ощущать ее раньше. Сила обжигала легкие, вибрировала в каждой клеточке тела, искрила крохотными разрядами на кончиках пальцев. И я сильнее стиснула ладони, не давая чарам вырваться наружу. Ускорилась, словно за мной гналась стая бешеных псов.
Все, чего мне хотелось, – оказаться как можно дальше от Ская. Спрятаться так, чтобы он ни за что не нашел. Перед внутренним взором все еще стояло его лицо. Сожаление, отразившееся в серых глазах. И оно било больнее ненависти и насмешек. Ранило сильнее самого острого кинжала.
Я бежала, не разбирая дороги. Не думая, не останавливаясь даже на секундную передышку. Жжение в груди стало нестерпимым. Таким сильным, что стало трудно дышать. Я приложила ладонь к ребрам и согнулась пополам, не понимая, что со мной происходит. Не зная, куда выплеснуть бушующую внутри стихию.
А затем огляделась. Прямо перед носом оказалась знакомая железная лестница, ведущая на крышу. А ведь я даже не заметила, как поднялась на четвертый этаж. Зато теперь точно знала, куда мне надо.
Туда, наверх. На свежий воздух. Под стремительно темнеющее небо. В тишину и прохладу звездной ночи. И быть может, тогда сжигающее изнутри пламя хоть немного утихнет.
Люк открылся на удивление легко. Я вскарабкалась по металлическим ступеням и, оказавшись наверху, с шумом втянула стылый осенний воздух. Ветер мягкой волной прошелся по разгоряченным щекам, забрался за ворот рубашки, холодя взмокшую шею. Ветер кружил вокруг меня, подлизывался словно мурчащий кот, подставляющий пушистое ухо под незатейливую ласку. Жаль, я не знала, как с ним играть.
Ноги сами понесли меня на узкий конек. И пусть за спиной простиралась пустота, и не было никого, кто смог бы поддержать меня, потеряй я равновесие, но страха не было. Эмоций вообще не было. Лишь только глухая боль, да бушующая сила, нестерпимо жаждущая вырваться наружу.
Я добралась до знакомого козырька, окинула взглядом гнездо, отмечая, что сегодня яйца мерцают даже без прикосновений. А потом вдруг поняла, что не вижу на каменном выступе Бернарда и Бетти. Гарпии пропали. Испарились, не оставив ни единого следа.
Я недоуменно заозиралась по сторонам. Не могли же они сами проснуться и улететь? Или могли?
И тут я вспомнила, что восседающих на крыше гарпий называли никак иначе как стражами Маджериума. И если академии угрожала опасность, то они непременно должны были встать на ее защиту. Выходит, гарпий разбудило нападение чащобника. Почему же тогда я не видела их на полигоне, рядом с ангаром?