Но толстая корка отчужденности, сковавшая эмоции девушки, не давала решиться на большее. Не позволяла рискнуть – вдруг сделает еще хуже?
– Они не прорвутся, не бойся.
– Я не боюсь, – уверила Изабель, хотя на самом деле чувствовала прямо противоположное. – Идем скорее.
Девушка резко выпуталась из его объятий и припустила вперед, готовая в любой момент сорваться на бег.
– Стой-стой, подожди! – Скай догнал ее в несколько широких шагов. Интуитивно схватил за локоть и удостоился возмущенного взгляда. Пришлось тут же убрать руку.
Изабель отчего-то остро реагировала на его прикосновения. Даже столь мимолетные и незначительные. И это Монтего тоже не нравилось…
– Ты злишься? – спросил он прямо, не придумав ничего лучше.
Им нужно было поговорить. Обсудить случившееся. И, наверное, стоило… извиниться?
Спор, конечно, был глупостью. Шалостью. Скай никогда бы и не подумал извиняться за подобное. Было и прошло. Но он чувствовал все ее эмоции в тот момент. И они не давали ему покоя.
То, как Изабель отреагировала на все это… Скай никогда не ощущал от другого человека одновременно столько боли, отчаяния и безысходности. Крушения надежд.
Он и не предполагал, что Изабель может так остро отреагировать на такую пустяковую вещь, как спор. Она всегда придавала гораздо большее значение вещам, на которые, казалось бы, и внимания обращать не стоит.
И нет, он не чувствовал своей вины за то глупое пари. В конце концов, он не сделал ничего ради него. Но он чувствовал свою вину за то, что сделал Изабель больно.
– Нет. С чего мне злиться?
И правда, злости не было. Лишь мимолетное возмущение, схлынувшее так же быстро, как появилось.
– Я не про сейчас. Я про… спор. – Другого момента поговорить наедине могло и не представиться, так что Монтего пошел ва-банк. – Я не хотел тебя обижать. Ты злишься на меня?
– Что? Какой спор? – Изабель посмотрела непонимающе, и под ложечкой противно засосало, подтверждая худшие опасения Ская.
– Ты не помнишь? Мы с Шейном поспорили… – И вдохнув, словно перед прыжком в воду, закончил: – На тебя.
Изабель замерла. Уставилась на него широко распахнутыми глазами, будто не веря. А потом… моргнула, и взгляд ее затуманился. Теперь она смотрела не на Ская, а куда-то мимо него. Меж бровей залегла напряженная складка. Легран нахмурилась, поджала губы, сосредоточенно о чем-то раздумывая. И вдруг резко вскинулась.
– Вы поспорили… Вы… – Она глотнула ртом воздух, словно его катастрофически не хватало. – Да как ты?.. Как вы могли?!
Изабель резко подалась вперед и стукнула его ладонями в грудь. Толкнула раз, второй, собиралась и третий, но вдруг силы резко покинули ее. Девушка опасно пошатнулась и приложила пальцы к вискам.
– Всевышний! Тебе плохо? – Монтего мгновенно подхватил ее на руки, жалея, что вовсе завел этот разговор.
Слишком рано. Слишком необдуманно. Следовало послушаться Байрона и подождать пару дней, пока Изабель окончательно восстановится.
– Не трогай меня. Отпусти. Не прикасайся! – Она была слаба, но все равно продолжала сопротивляться.
Пришлось отыскать глазами лавочку и усадить Изабель туда.
– Все-все. Не трогаю! – Скай тут же отодвинулся и вскинул руки в примирительном жесте.
– Как ты мог? И Астон! Он ведь лорд! Я что вам, игрушка? Предмет, что на меня можно спорить?
– Прости…
А что еще он мог сказать? Что это была идея Шейна? Что он поддержал этот дурацкий спор, потому что в тот момент уже дико ревновал ее к лорду?
Но ведь все равно поспорил. Ввязался в эту авантюру, несмотря на доводы рассудка.
– Прости меня. Я поступил как последний кретин. Я не хотел тебя обидеть. И уж точно не собирался тобой играть…
Скай попытался коснуться ее руки. Просто мягко переплести их пальцы, как делал это прежде. Но Изабель не дала. Вырвала свою кисть, словно обожглась.
– И прекрати касаться меня! – вспылила она. – Что за дурацкая привычка? Разве я тебе позволяла?
– Раньше позволяла… – Скай с недоверием посмотрел в знакомые голубые глаза, сейчас пылающие праведным возмущением. – Ты что, забыла?
Тревога острыми когтями царапнула по сердцу. Скай вполне мог предположить, что Изабель забудет про спор. Ведь их ссора произошла всего за несколько минут до того, как она создала купол, потратив весь без остатка магический запас. Частичная потеря памяти из-за сильного магического выброса была ожидаема.
Но то, что было раньше… Неужели она и этого не помнит?
Монтего резко бросило в жар. Сердце зашлось в груди так сильно, что зашумело в ушах.
Пришлось подняться на ноги и отступить на несколько шагов. Глубоко вдохнуть стылый ночной воздух, пытаясь унять бешеное сердцебиение.
Сейчас ему как никогда нужен был холодный здравый рассудок. А лишние эмоции, лавиной рвущиеся наружу, могли лишь усугубить ситуацию.
– Ничего я не забыла! И уверена, я уж точно не позволяла тебе такого фривольного поведения!
И вновь укол в сердце. И еще сильнее разрастающаяся паника, которую ему с трудом удается сдержать…
Фривольное поведение? Не позволяла?
Всевышний, кажется, она понятия не имеет о том, как много она ему позволяла.
– Да-да. Извини, – буркнул Скай.
Слова с хрипом вырывались из сдавленного горла. И ему стоило немалых усилий взять себя в руки. Не выложить ей всю правду.
Ведь если опасения Ская верны, то все очень и очень плохо…
Я забыла.
Как я могла забыть? Уму непостижимо!
Монтего и Шейн поспорили, кто первым переспит со мной! И если от бабника Монтего можно было ожидать чего-то подобного, то от Астона это было словно удар под дых. Я всегда считала, что он выше всего этого. Что он безупречен в своих манерах, словах и помыслах.
Как же я ошибалась!
Как я во всех них ошибалась!
Как только ко мне вернулись силы, я тотчас бросилась к себе. Скай, конечно, пытался меня проводить, но я и слышать о том не хотела. А уж видеть его тем более. И лишь оказавшись в комнате, наедине с собой, я попыталась успокоиться. Собраться с мыслями и, отринув злость и праведное возмущение, здраво взглянуть на ситуацию.
Поступок Монтего и Шейна был отвратителен! Подобное было неприемлемо ни в каком виде и ни при каких обстоятельствах. И я не знала, как смогу находиться с ними в одном корпусе, тренироваться вместе, учиться.
Но еще больше меня волновал тот факт, что я могла о подобном забыть. Так забывают о повседневных вещах, о чем-то малозначимом и не стоящем внимания. Например, о том, что было вчера на обед. Ты не думаешь об этом, не запоминаешь, пока вдруг кто-то не спросит, не заставит сознание погрузиться в глубины памяти, выискивая там необходимые сведения.
Так и сейчас. Стоило Монтего спросить, напомнить, как воспоминания яркими вспышкам пробились сквозь мутную пелену забвения. Яркие, точные, детальные. Мои. В этом не было ни единого сомнения.
Я помнила все. Каждое слово, жест. Все детали того разговора. И мозаика наконец сложилась. Я поняла, почему сбежала ото всех. Зачем забралась на крышу. Единственное, чего я не понимала – своих эмоций.
Сегодняшний разговор задел меня, встревожил, разозлил. Но тогда, два дня назад, я чувствовала совсем иное. Я чувствовала боль. Огромную, всепоглощающую. Такую сильную, что слезы сковывали горло. Я ощущала себя обманутой, преданной. И это было слишком… Даже учитывая то, на что поспорили Шейн с Монтего.
Я прислонилась спиной к прохладной стене и с силой потерла ладонями лицо. За окном окончательно стемнело, и комната окуталась мраком, призывая нырнуть под теплое одеяло и погрузиться в спасительный сон. Наверное, так и следовало сделать, как только я переступила порог спальни, а подумать обо всем уже с утра, на свежую голову. Но взбудораженное сознание не желало успокаиваться. Слишком много всего навалилось на меня за сегодняшний день. Защитный купол, отрезавший академию от всего мира. Взбесившиеся бестиаллии, раз за разом атакующие барьер. Вылупившиеся яйца гарпий. Странные провалы в памяти. И в довершение всего – горькое понимание того, что я не могу доверять своему куратору. Ни предыдущему, ни нынешнему. А может, и вовсе не могу доверять никому в академии?
От этого стало особенно мерзко и неспокойно. Ведь именно сейчас мне как никогда требовалась поддержка. И хороший дружеский совет.
Я покосилась на соседнюю кровать, которая когда-то принадлежала Эбигейл. Уж соседка бы точно подсказала, что делать в такой ситуации. Вставила бы острое словцо или пошутила, какая я нежная и ранимая. Возможно, так оно и было. И мне не стоило воспринимать спор ребят столь остро. Ничего же плохого не произошло? Да я бы и не позволила. Я ведь не из тех девушек, что прыгают в чужую койку, стоит лишь поманить пальцем. Глупцы, право слово!
Усмехнулась собственным мыслям и все-таки зажгла лампы. Несмотря на все случившееся, занятия никто не отменял. И завтра меня ждал новый учебный день. Да еще дополнительные занятия по артефактике, назначенные капитаном Байроном. Следовало подготовиться. Как минимум собрать тетради и писчие принадлежности. А если хватит сил – пролистать несколько параграфов за те дни, что я успела пропустить, пока отлеживалась в лазарете.
Я прошла к письменному столу и начала методично перебирать конспекты лекций и лежащие ровной стопкой учебники. И вдруг взгляд зацепился за незнакомую вещицу, стоящую на полочке для книг, – фигурку полночника, вырезанного из цельного куска древесины. Фигурка была чужая – не помню, чтобы привозила подобное в академию, – но в то же время казалась до боли знакомой. Теплое дерево словно родное легло в ладонь. На гладкой поверхности то тут, то там проскакивали еле ощутимые грани, оставленные острым ножом. Но они не казались чужеродными, напротив, лишь повышали ценность и уникальность ручной работы. Да, эта фигурка, несомненно, была выполнена умелыми руками. И я точно знала чьими…
Воспоминание накрыло так неожиданно, что я даже не успела присесть. Прошило яркой вспышкой, завладев сразу