всеми органами чувств.
… Чужая комната. Письменный стол, заваленный деревянными заготовками. Крупные кольца свежей стружки на полу. Повсюду фигурки разномастных бестиаллий. Они занимают почти все свободное пространство. И разлетаются в разные стороны под нетерпеливым взмахом руки. И вот уже я сижу на этом самом столе. На талию ложатся мужские ладони. Сжимают, притягивают ближе. Тело прошивает волна удовольствия и…
Я глотаю ртом воздух, не в силах поверить. Хватаюсь за край собственного пустого стола, силясь понять, что это сейчас было.
Ведь это не может быть моими воспоминаниями. Просто не может! Я бы никогда не допустила подобного! Не позволила бы.
Фигурка полночника была по-прежнему зажата в ладони, и я отшвырнула ее, словно ядовитую гадюку. Словно простая вещь могла быть повинна в том, что я сейчас видела, в том, что я ощутила.
Тяжело опираясь о столешницу, я доползла до собственной постели и упала на мягкие подушки. Ткнулась носом в одеяло и крепко зажмурилась. Замотала головой, будто это могло повернуть все вспять. Отринуть неприятные образы, к которым я оказалась совершенно не готова!
Но забыть не получалось. И дать внятное объяснение тоже. А чем усерднее я думала об этом, пытаясь найти какой-то подвох, тем сильнее болела голова.
Это воспоминание, слишком яркое и внезапное, выбило из меня последние остатки сил, вывернуло эмоции наизнанку. И в конечном итоге я просто отключилась, как была, в одежде, прямо поверх заправленного покрывала.
Когда капитан Байрон говорил, что мне назначены дополнительные занятия по артефактике, я думала, что буду заниматься вместе со всеми. В одной из групп первокурсников или со второгодками-загонщиками, у которых в расписании значился этот предмет. Но, вопреки ожиданиям, занятия мои оказались индивидуальными.
Пожилой профессор с уже полностью седой головой и такими же седыми вихрастыми бровями смотрел на меня с явным любопытством и улыбался так загадочно, словно знал обо мне что-то, чего не знала я сама. А после, вместо того чтобы, как полагается, начать занятие, вдруг спросил, почему я поступила к загонщикам, а не на факультет артефактики.
– Я знал вашего отца. Мне посчастливилось обучать его, – признался профессор Магриус. – Это был мой первый или второй год преподавания в Маджериуме. И хоть на тот момент у меня не было такого богатого опыта, как сейчас, я сразу разглядел в нем талант.
«Или известную фамилию», – подумала я про себя, но вслух этого, конечно, не произнесла.
Если профессору нравится думать, что у него чутье на магический талант, – кто я такая, чтобы его разубеждать? К тому же он, кажется, был действительно счастлив от того, что когда-то обучал Николаса Леграна.
– Не понимаю, почему вы не пошли по стопам отца?
Признаться честно, этот вопрос застал меня врасплох. Не могу же я признаться, что на момент поступления в Маджериум у меня еще не проснулся дар. А уж признаться в том, что я приехала в академию вопреки воле родителя – тем более.
– Меня покорили полночники, – ответила я нейтрально, надеясь, что пожилой преподаватель не станет копать глубже.
– Ну, полночники, конечно, прекрасны. Но с вашим талантом… вы бы могли добиться огромных успехов в артефактике!
Интересно, о каком таланте он говорит? Или это сотворение купола произвело на профессора столь неизгладимое впечатление?
Но ведь я это не специально. Да и бед от моего создания куда больше, чем пользы…
– Возможно. Но я не жалею о своем выборе, – произнесла заученную фразу и вежливо улыбнулась, надеясь, что профессор не станет продолжать эту тему.
Благо преподаватель оказался понятливым, и следующий час мы посвятили изучению основ создания артефактов.
Я полностью погрузилась в предмет, практически выпав из окружающей реальности. Артефактика оказалась крайне интересной наукой и давалась мне легко, спасибо генам Легранов. Я подмечала в учебнике знакомые руны, пролистывала изображения хорошо знакомых маджетов: накопителей, детекторов, почтовых коробок и бездонных хранилищ.
Всего того, чем был полон наш дом и рабочий кабинет отца.
В какой-то момент на меня даже накатила ностальгия.
Я на минуту представила, каково бы было учиться на оранжевом факультете. Создавать многочисленные вещи, которые помогают людям в их повседневной жизни. Быть нужной и полезной, вместо того чтобы терпеть каждодневные насмешки и потеть от натуги на тренировочном полигоне. Эта картинка оказалось очень реальной. Правдоподобной. Досягаемой, стоило лишь сделать маленьких шажок навстречу.
Полеты же на полночнике были мечтой. Далекой и красивой. Несбыточной, учитывая мое отстранение. И, наверное, было бы разумнее принять предложение ректора о переводе.
Однако, как я успела убедиться, доводы разума зачастую идут вразрез с велением сердца. И правильный выбор отнюдь не всегда приносит желанное удовлетворение. А даже самый безрассудный риск может быть оправдан и вознагражден.
Впрочем, как оказалось, в артефактике тоже имеется своя доля риска. Особенно когда плохо знаешь предмет и не имеешь соответствующего опыта. Создавая защитный барьер, я действовала вслепую. Руководствовалась лишь обрывками знаний и чистой интуицией. Мне хотелось помочь, и намерения мои были исключительно благими. Но в итоге я не только помогла, но и навредила. И теперь нужно было как-то исправить мою ошибку. И это волновало меня сильнее всего. И казалось куда более значимым, чем научиться собственными руками создавать уникальные маджеты.
– Скажите, если артефакт работает неверно, его ведь можно исправить? Я помню, моему отцу частенько приносили бракованные маджеты, которые он чинил и возвращал владельцам.
– Это сложный вопрос. – Профессор Магриус задумчиво пожевал губу. – В большинстве случаев, если артефакт работает неверно, удается сохранить лишь его физическую оболочку. Магическую же составляющую приходится полностью переписывать. Заново наносить руны, напитывать их и запечатывать, чтобы маджет как можно дольше сохранял свои свойства. Некоторые же неисправные вещицы и вовсе подлежат уничтожению. А если говорить об истинных артефактах, то их невозможно ни исправить, ни уничтожить, – профессор показательно развел руками. – По крайней мере, за всю историю артефактики это еще никому не удавалось.
– Ох!
Признаться честно, прежде я об этом даже не задумывалась. Наблюдая за тем, как отец работает в своем кабинете, я была свято уверена, что опытному мастеру подвластно все. Однако все оказалось совсем иначе.
А еще у меня возникли смутные сомнения в том, что мне удастся что-то сделать с собственноручно сотворенным куполом. Уж если профессора Маджериума не смогли исправить руны, то как это сделаю я – ученица первого курса, не имеющая никакого опыта в артефактике?
– Но о сложных артефактах нам пока говорить рано, – меж тем перевел тему преподаватель, вырывая меня из тревожных мыслей. – Начнем мы с вами, разумеется, с самого простого – магического накопителя. Изучите к следующему уроку параграф четыре. А на практическом занятии мы потренируемся высвобождать энергию накопителя.
Я улыбнулась, вспомнив, что уже успела попрактиковаться в этом деле.
– А затем и напитывать накопитель чарами. Думаю, вам это вполне по силам, – в ответ улыбнулся преподаватель, и на этой радостной ноте наше занятие прервал мелодичный звон колокола.
В корпусе артефакторов Монтего появлялся нечасто. На последних курсах у загонщиков не было занятий в этом здании. А дополнительных часов, в отличие от того же Шейна, Скай никогда не брал. На кой ему артефактика с его ничтожным потенциалом? Он даже приличный накопитель не мог создать, что уж говорить об остальном.
Но сегодня у Ская было дело, заставившее его сунуться в логово успешных, богатых и несомненно щедро одаренных адептов оранжевого факультета.
У этого «дела» был надменный вид, до хруста накрахмаленная рубашка и выглаженная до заломов ученическая форма. А в руках он носил новенький лакированный чемоданчик, даже издали пахнущий парфюмом и новизной свежевыделанной кожи.
Стефан Лерой был для Ская очередным воплощением Астона Шейна, и потому сразу вызвал иррациональное чувство брезгливости, которое Скай не без усилия запихнул подальше.
– Эй, Лерой! – окликнул аристократа Монтего, но при этом сам не подошел. Остался стоять у стены, подпирая плечом дверной косяк.
Стефан обернулся на голос, столкнулся с Монтего взглядом, и на лице его отразилось неподдельное изумление, а затем и вовсе негодование. К подобной встрече братец Изабель точно не был готов.
– Монтего? Чего тебе? – Стефан подошел сам. Встал на расстоянии вытянутой руки, с недоумением глядя на загонщика.
– Надо поговорить. Идем. – Скай кивнул в сторону узкого коридора, ведущего к винтовой лестнице, и, не дожидаясь согласия, направился в указанном направлении.
Там, наверху, располагались экспериментальные лаборатории преподавателей, так что адепты захаживали в коридор редко. Скаю же, как не сложно догадаться, не нужны были лишние глаза и уши. Со Стефаном Лероем он желал переговорить с глазу на глаз.
– Чего тебе, Монтего? У меня еще занятия, – поторопил Стефан, когда они удалились от основной толпы учащихся.
– Что, такой занятой, что даже пяти минут не найдешь?
Скай остановился и развернулся к собеседнику, скрестив руки на груди. Откуда-то изнутри взметнулось необъяснимое желание отрезать Лерою пути отступления. Словно бы он мог сбежать в самый неподходящий момент. Однако Стефан лишь раздраженно дернул плечом и поправил съехавшую лямку чемоданчика. Парень выглядел напряженным и немного взволнованным. Коснувшись его эмоций, Скай лишь убедился в своей правоте.
– Представь себе, у меня каждая минута на счету. Так, чего хотел?
– Я насчет Изабель.
– А что с ней? – Стефан сделал вид, что ответ его не особо интересует, но Монтего было не обмануть. Он четко ощущал нотки яркого любопытства и волнения, охватившие Лероя.