– Да. Он в загоне. Привязанный. И ему не нравится двойной аркан у него на шее.
– Пф-ф-ф. Не нравится! – фыркнул капитан. – Потерпит. По крайней мере, до твоего возвращения. Ладно. – Джеймс Байрон откашлялся и поднялся с койки. Пружины матраса под ним жалко скрипнули. – Пойду я. Дел по горло. Поправляйся.
Капитан напоследок по-отечески похлопал Монтего по плечу и вышел за дверь, оставив Ская в полной тишине и кромешной темноте. И лишь только звук мерно капающей воды в раковине подсказывал, что он все еще в реальности.
Знак на шее не смывался.
Я терла его изо всех сил, мочалкой, щеткой, руками. Раздирала кожу ногтями. Но ничего не помогало. Недаром нам на занятиях говорили, что краска, которой наносят руны привязки, крайне стойкая. Ее невозможно стереть. Ни с рогов полночников. Ни с человеческой кожи.
И теперь прямо под мочкой моего уха красовалась черная руна подчинения. Словно я рабыня. Чья-то собственность. Пусть руна и была неактивна, само наличие знака раздражало. Злило неимоверно. И я продолжала тереть, пока кожа за ухом не воспалилась и простое пощипывание превратилось в болезненное жжение разодранной кожи.
Я устало оперлась на холодный край раковины. Руки дрожали, и с каждым вдохом эта дрожь все усиливалась. Пережитое навалилась на меня со всей силой, тяжким грузом придавливая к земле. А из горла рвались рыдания.
Эбигейл была мертва. Артур Блейк был мертв. Скай лежал в лазарете. Голодный Драг сидел в загоне, скованный двумя арканами. Вся академия голодала.
И все по моей вине. По моей глупости.
Я отошла к стене и сползла вниз по холодному кафелю. Уселась прямо на пол, чувствуя, как к горлу подкатывает истерика. Груз вины и бремя ответственности так сильно давили на плечи, что невозможно было подняться. Хотелось просто распластаться по земле и никогда не вставать. Стать ее частью. Незначимой, незаметной пылинкой, до которой никому нет дела.
В глазах нестерпимо защипало, и через секунду соленые слезы покатились по щекам. Капли падали вниз с подбородка. Впитывались в воротник белой ученической рубашки. Сейчас я была не в силах их удержать. И радовалась, что вокруг никого нет. Что все студенты отправились на обед, и никто не мог меня видеть.
Я не знала, как смотреть им в глаза. Не знала, как вернуться к учебе. Как заставить себя просто встать с этого холодного каменного пола и сделать хоть что-то.
Когда я узнала о смерти Эбби, я думала, что ничего хуже уже быть не может. Но нет. Оказывается, может. И, возможно, это было еще не самое дно…
Неожиданный громкий хлопок двери заставил повернуть голову и растереть по щекам мокрые слезы.
В уборную вошла Сирена. Кинула на меня косой взгляд и, брезгливо поджав губы, прошла к рукомойнику. Шум воды заглушил мои всхлипывания.
Мне не хотелось, чтобы одногруппница видела меня такой. А тем более – чтобы она как-то комментировала мой жалкий вид. Поэтому я отвернулась, согнула ноги в коленях и уложила на них руки, прикрывая зареванное лицо.
Шум воды стих. Я ждала, что девушка быстро уйдет и оставит меня в одиночестве. Но шагов было не слышно. Кажется, она не собиралась никуда уходить.
– Знаешь… Меня от тебя тошнит! – зло выплюнула Сирена.
Я подняла лицо и увидела, что девушка стоит прямо надо мной. И взгляд ее был еще яростнее, чем едкие слова.
– Так и будешь сидеть здесь и разводить нюни? Натворила дел и побежала рыдать в уголке?
Я сжала зубы. Слезы по-прежнему катились из глаз. Но я не позволила себе издать ни звука.
– И что он в тебе нашел? Слабачка!
В ее взгляде было столько неприязни, столько ненависти, что меня окатило ледяной волной. Даже слезы перестали катиться по подбородку, застыв в уголках глаз.
– Лучше бы тебя отчислили! Или вовсе не принимали в Маджериум! Загонщица хренова!
Девушка резко развернулась, собираясь уйти. Но в последний момент остановилась. Застыла на пороге, вцепившись в косяк двери.
– Ты хоть знаешь, сколько людей сейчас на тебя надеется? – вдруг глухо произнесла она, уставившись куда-то в пол. – Сколько из них верят, что ты, мать твою, возьмешь себя в руки и прекратишь все это?
Я непонимающе моргнула.
– Что?
– То!
Сирена вернулась обратно, наклонилась и резко дернула меня за рукав.
– Поднимайся! Хватит рассиживаться. Жалеть себя и разводить сопли потом будешь! Там в загоне некормленый драггаст, к которому не может подойти никто, кроме тебя. И Рэнкс с Доусли стерегут твою порцию каши, чтобы ты с голоду не сдохла. Так что давай, живо умылась, собралась и пошла в столовую. Или я тебя туда за волосы приволоку!
Одногруппница была настроена весьма решительно. И я ни на секунду не сомневалась, что, если я не послушаюсь, она тотчас исполнит озвученное.
Я неловко поднялась на ноги, опираясь рукой о стену. Сирена показательно отступила, пропуская меня к рукомойнику.
Пришлось несколько раз плеснуть ледяной водой в лицо, чтобы наконец смыть слезы и хоть как-то освежиться. И все равно из зеркала на стене на меня смотрела жутко растрепанная девица с красным носом и такими же красными глазами. Да еще разодранная кожа на шее воспалилась, и теперь черный знак было видно еще четче, чем прежде. Я приложила холодную ладонь к шее, чтобы унять боль. Надеясь, что покраснение хоть немного сойдет.
Сирена, все это время наблюдавшая за мной со стороны, страдальчески вздохнула и, шагнув ко мне, резко сдернула ленту с моих волос.
– Ты что делаешь? – возмутилась я.
– То, что надо! – огрызнулась она. – Закрой эту несчастную руну волосами, да и дело с концом. Ты как маленькая, честное слово.
Я не стала спорить. Расплела косу и перекинула несколько прядей вперед, прикрывая шею. И под пристальным взглядом Сирены покорно зашагала в столовую.
Парни и правда оставили мне еды. А еще наскребли какие-то остатки и обрезки для Драга. Немного, конечно, всего полмиски, но и это в нынешних условиях было очень щедро.
И разумеется, никто ничего не сказал по поводу моих опухших глаз и красного носа. Да и сами парни выглядели не лучше. Осунувшиеся хмурые лица. Круги под глазами. Кажется, не одна я не спала этой ночью.
– Хреново вышло, – сказал Питер, прерывая гнетущее молчание.
– Хреново – мягко сказано! Где, гремлин их раздери, были эти ищейки? Обеспечили они безопасность, как же! – вдруг вспылил Доусли и подскочил с места, полез в карман и достал оттуда медальон. – Маячки нам выдали. Конечно! Отличная, мать его, защита!
Доусли размахнулся и со всей дури швырнул медальон в стену. Тот жалобно звякнул и отлетел куда-то в сторону.
Я вздрогнула. А сидящий рядом Питер мягко обхватил меня за плечи.
– Да все хороши. Думали, весело прогуляемся по ночной академии. А оно… вон как вышло.
– Правильно. Своей башкой надо было думать, а не полагаться на ищеек, – буркнул Фалкон.
Я потупила взгляд. В отличие от остальных, Скай знал об опасности. Чуткая интуиция никогда его не подводила. Не зря он настаивал, чтобы я отказалась от игры. И если бы я сделала так, как он просил… Всего этого бы не случилось.
Я тяжело вздохнула, чувствуя, как комок слез вновь подступает к горлу.
– Я пойду. Драг ждет. – К счастью, у меня был отличный повод уйти.
– Давай провожу. – Тут же подорвался Рэнкс.
– Не надо. Уж с этим я точно справлюсь сама.
Я подхватила со стола миску и направилась к выходу.
– Изабель, – негромко окликнул меня Питер. – Ты бы это… Зашла хоть к нему.
Парень смущенно почесал за ухом, и говорил он отнюдь не о Драге.
– Хорошо, зайду, – пообещала я.
Драг вылакал миску за считаные секунды. Просто за раз слизнул содержимое большим шершавым языком. А потом тоскливо посмотрел на меня, словно спрашивая, нет ли добавки.
– Прости, мой хороший. Больше нет. – Я виновато пожала плечами. А потом не выдержала и потрепала Драга за ухом.
Раньше зверь не позволял подобного. По крайней мере мне. Но сегодня он даже не думал воспротивиться и вообще вел себя на удивление смирно и покладисто. Словно тоже переживал. Словно чувствовал, что его хозяину сейчас плохо.
Я уткнулась носом в теплую шерсть. Подышала, собираясь с духом. А потом неспешно побрела к корпусу целителей.
И хоть идти я старалась как можно медленнее, но широкие двери возникли передо мной слишком уж неожиданно. Я застыла на месте, не решаясь сделать больше ни шага. Смотрела на узкие высокие окна, гадая, за которым из них находится лазарет.
Я так и не придумала, что скажу ему. Я не знала, что сказать. Что мне жаль? Что это я во всем виновата? Что мне не стоило принимать участие в эксперименте? Что я испугалась до ужаса и не смогла вспомнить ни единого заклинания? Что не смогла защитить себя? Не смогла уберечь его…
Все повторялось. Опять и опять. Я влипала в неприятности, а Скай вытаскивал меня из них. Но если прежде он выходил сухим из воды, то в этот раз нам не повезло. Ему не повезло. И я не знала, как смотреть ему в глаза после случившегося. Точнее, как не смотреть в них.
Я отступила назад, понимая, что не смогу войти в эти двери. Понимая, что Скай не заслуживает жалости. Он будет презирать меня за жалость. А ничего, кроме глубокого душераздирающего сожаления, я сейчас не испытывала. Еще шаг назад. Еще больше пропасть между нами. Я всхлипнула, чувствуя новый приступ истерики. А потом круто развернулась и побежала прочь.
В итоге всю ночь я промучилась. Угрызения совести не давали уснуть. И наутро я подорвалась с первыми лучами солнца и, глянув на свое заплаканное отражение в зеркале, стала собираться. Несколько раз приложила смоченное в ледяной воде полотенце к глазам, стараясь хоть немного убрать отек с век.
Что скажет Скай, когда увидит мое опухшее от слез лицо?
А потом я вспомнила, что Скай не может видеть, и чуть снова не разрыдалась. Но на этот раз сразу взяла себя в руки.
Сирена права, нытьем делу не поможешь. И сейчас мне как никогда надо быть сильной. Ради себя, ради Ская. Ради всех студентов Маджериума, чья судьба все